Илья Мощанский - Германо-итальянские боевые операции. 1941–1943 Страница 9

Продолжавшая отставать от немецких бронетанковых дивизий итальянская армия была передана из группы армий «А» в группу армий «Б». Она должна была занять позиции вдоль Дона и прикрывать фланг немецкой армии, двигавшейся к Сталинграду. Исключением служила дивизия «Челере», которая до середины августа продолжала входить в состав 6-й немецкой армии. Вместе с ней она участвовала в боях за Серафимович, где первой из итальянских дивизий 30 июля испытала удар советских танковых частей. Дивизия была атакована 30 советскими танками и потеряла за день почти всю свою артиллерию. В боях у Серафимовича выбыли из строя 1700 человек — около трети личного состава соединения. 14 августа ее (дивизию) вывели на отдых, а затем возвратили в состав 8-й армии.

Едва итальянские дивизии заняли отведенный им сектор, как 20 августа на расположение дивизии «Сфорцеска» с другой стороны Дона обрушился удар советских войск. Дивизия не выдержала, и ее части начали беспорядочно откатываться назад; 21 августа дивизия разделилась на две части и, по словам Валори, «практически выбыла из боя». 24 августа советские войска заняли станицу Чеботаревскую, открыв проход между итальянским 35-м и 18-м немецким корпусами. По словам Валори, это «поставило под угрозу судьбу всей итальянской армии».

На место разбежавшейся дивизии командование армии спешно перебросило части дивизий «Челере» и «Равенны». Одновременно Мессе, командовавший 35-м корпусом, запросил помощи у соседнего 17-го немецкого корпуса. Немецкое командование выслало лишь небольшие заслоны, которые перехватывали итальянских солдат, покидавших поле боя. Одновременно оно направило на место происшествия фотографов, которые усердно снимали группы бегущих итальянцев. «Поскольку все мои обращения не дали результатов, — пишет Мессе, — я отдал приказ отступить и оставить долину реки Шушкан».

Реакция немцев была быстрой и неожиданной. Офицер связи при 35-м корпусе потребовал пересмотреть приказ Мессе. Мессе ответил, что приказ уже одобрен итальянским руководством. Тогда через командование итальянской армии, в штаб Мессе прибыло распоряжение группы армий «Б», в котором говорилось: «Никто не имеет права отходить назад с занимаемых позиций; всякий, кто отдаст подобный приказ, подлежит самому суровому наказанию». Второй пункт гласил: все итальянские части, находившиеся в секторе дивизии «Сфорцеска», передаются под командование 17-го немецкого корпуса, «для того чтобы любой ценой прекратить отход этой дивизии».

Для осуществления этого приказа в расположение «Сфорцески» прибыл генерал Блюментритт. Генерал Мараццани, командовавший дивизией, узнав, что Блюментритт ниже его по званию, отказался подчиниться. «В итальянской армии такого положения не может быть», — заявил он.

Одновременно Мессе направил в штаб 8-й армии протест, который напоминал дипломатическую ноту великой державы, понесшей тяжкое оскорбление. «От имени живых и мертвых, — писал он, — как их командир, как прямой свидетель и как итальянец, я должен поднять гордый протест против инсинуаций о том, что отход частей был добровольным и что достаточно немецкого генерала, чтобы восстановить положение».

Мессе требовал срочного свидания с Гарибольди для объяснения. Ответ Гарибольди был сух и саркастичен: «Учитывая обстановку, не следует вашему превосходительству оставлять командный пункт для свиданий. Сейчас важно победить». Мессе не удовлетворился этим и написал новое письмо, в котором требовал вычеркнуть из приказа группы армий, «который войдет в историю», слова «любой ценой прекратить отход дивизии „Сфорцеска“». Штаб группы армий «Б» ответил, что решение передать под контроль 17-го корпуса то, что еще оставалось от дивизии «Сфорцеска», было принято «на основании абсолютно объективных данных», а фраза, оскорбившая итальянского генерала, «соответствует немецкой военной терминологии».

Случай с дивизией «Сфорцеска» окончательно испортил отношения между итальянскими генералами. Мессе стал писать рапорты с просьбой отозвать его с Восточного фронта, мотивируя это «духовным несогласием с командованием 8-й армии». В начале ноября его просьба была удовлетворена. Это произошло в период, когда наступление зимы грозило осложнениями для итальянских войск. Можно предположить, что желание избежать зимних трудностей сыграло не последнюю роль в настойчивом стремлении Мессе покинуть русский фронт.

Защищая действия дивизии «Сфорцеска», Мессе стремился реабилитировать себя как командира и не очень считался с объективными фактами. За дни боев дивизия потеряла, по данным Мессе, 232 человека убитыми, 1005 ранеными и 924 пропавшими без вести. Высокий процент солдат, пропавших без вести, сам по себе свидетельствует о беспорядочном хаотичном отступлении.

Поспешность отступления дивизии подтверждает большое количество трофеев, взятых советскими частями за два первых дня наступления: 79 тяжелых и 39 легких пулеметов, 13 орудий, 45 минометов, 4 вещевых и продовольственных склада, большое количество штабных документов и т. д. Для сравнения можно указать, что дивизия «Равенна», которая пришла на выручку «Сфорцеске», потеряла за это же время, по данным Мессе, 370 человек убитыми и ранеными и не имела ни одного пропавшего без вести.

Что касается мнения немецкого командования, то после войны генерал Блюментритт, давая интервью английскому историку Лиделлу Гарту, сказал по поводу этого боя, что «один батальон русских обратил в бегство целую итальянскую дивизию». Выразительным был приговор солдат итальянской экспедиционной армии. Они окрестили «Сфорцеску» именем дивизии «Тикай». Украинское слово «тикай» в то время было достаточно хорошо известно итальянским солдатам и в переводе не нуждалось. Офицеры других дивизий решили не отдавать чести и не отвечать на приветствия офицеров «Сфорцески».

Альпийские батальоны были выдвинуты в контратаку с целью восстановить положение. Это был их первый бой, и они должны были пойти вперед при поддержке немецких танков. Однако немцы сообщили, что танки еще не готовы. «Справимся сами», — сказал командир батальона. Вместо немецких в атаку пошли итальянские танки…

К середине августа 1942 года итальянские танковые силы на советско-германском фронте были полностью реорганизованы. Танкетки L3 из состава бронекавалерийского подразделения «Сан Джоржио» заменили на фронте 67-м танковым берсальерским батальоном. Сама часть была сформирована 25 февраля 1942 года и имела в своем составе от 55 до 58 легких танков L6/40. Структурно батальон состоял из двух рот. В каждой роте было по пять взводов, из которых 5-й являлся резервным. На Восточный фронт была также направлена 13-я группа самоходных установок в составе 19 47-мм САУ «Semovente 47/32», так как танки L6/40 были вооружены только 20-мм пушками. Группа самоходных установок была сформирована на базе кавалерийского полка «Cavalleggeri di Alessandria». Эта техника по итальянским меркам являлась достаточно современной и успешно использовалась в Северной Африке, однако для боев с частями Красной Армии ни по своему вооружению, ни по своей бронезащищенности она совершенно не годилась. Вскоре после начала атаки легкие L6/40 и «Semovente 47/32» были перебиты из противотанковых ружей. Альпийцы откатились назад, потеряв до сотни убитыми. В Рим была послана телеграмма, в которой говорилось, что высокие потери были вызваны «избытком боевого задора альпийцев, еще не освоившихся с ведением боевых действий на равнине».

Окончился бой, который итальянские историки называют «первым оборонительным сражением на Дону». Это был бой ограниченного масштаба как по территории, на которой происходили операции, так и по количеству участвовавших в нем сил. Однако уже здесь проявились некоторые моменты, которые в дальнейшем сыграли важную роль: отсутствие солидарности со стороны немецкого командования и общий недостаток германской стратегии, заключавшийся в линейном построении обороны.

Германское командование категорически приказало держать на первой линии все имевшиеся силы, пресекая попытки форсирования реки, и в первый же момент немедленно контратаковать группы противника, которым удалось высадиться на берег. «Непонятно, — с возмущением писал Валори, — почему немецкое командование придерживалось столь упрощенной концепции. Может быть, загипнотизированное тем, что происходит в Сталинграде, оно считало, что на других участках достаточно жесткой обороны. Может быть, оно боялось, что, получив разрешение маневрировать, командиры соединений смогут уклоняться от выполнения распоряжений».

Рассуждения итальянского военного историка об отсутствии товарищества между войсками союзников не лишены оснований. В отчете штаба 63-й советской армии, подводившей итоги боя, отмечалось, что между войсками союзников «нет не только единства, а, наоборот, господствующая рознь и ненависть к немцам постоянно усиливаются, принимая подчас характер серьезных эксцессов». В доказательство приводился приказ командира 29-го немецкого корпуса генерала Обстфельдера «О поведении при встрече с итальянскими частями», в котором говорилось: «Климат и природные условия сделали итальянцев не такими солдатами, каким является немец. Их темперамент более подвержен различным воздействиям, чем у закаленного немца. Следствием этого является восторженность, с одной стороны, и быстрая утомляемость — с другой. Несдержанность и зазнайство по отношению к нашим итальянским друзьям недопустимы. Надо сделать всем офицерам, унтер-офицерам и солдатам указания о необходимости поддерживать дружеский тон. Необоснованные требования и претензии следует отклонять без всякой резкости. Применение кличек, а также дерзкое и вызывающее поведение строго воспрещаются».