Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том I Страница 92

LXI. Этот Индекс в силе в настоящее время. Однако запрещения с тех пор умножились так же, как и меры исправления, в силу особых резолюций. Они достаточно многочисленны, так что могут образовать целый том, если бы этот труд заинтересовал читающих историю.

LXII. Можно было бы составить очень длинную историк скандальных распрей, которые породили дела Индекса между главными инквизиторами и королевским правительством Достаточно заметить, что инквизиторы простерли свою смелость до непризнания королевского авторитета и до претензии, что их власть исходит от Бога, вследствие самого свойства их обязанностей. Они говорили, что, если король не уничтожит трибунала, они не перестанут защищать права свято] инквизиции. Нельзя без негодования читать о том, что про исходило в совете Кастилии в 1696,1704,1724 и 1761 годах.

В самое последнее время причиною раздора был формальный отказ главного инквизитора дома Мануэля Кинтан Бонифаса,[789] архиепископа Фарсала,[790] исполнить королевский указ от 8 августа, который предписывал остановить публикацию папского бреве, запрещавшего катехизис Мезагюи.[791] Король удалил от двора главного инквизитора и запретил впредь опубликовывать какую-либо папскую булл без предварительного разрешения королевского декрета; в то же время было предписано инквизиторам не публиковать никакого запрещения книг, не испросив и не получив королевского дозволения.

LXIII. Запретительным декретам предшествует мера, называемая квалификацией, ведение которой принадлежит верховному совету. В его присутствии устраивается процесс, начинающийся или в служебном порядке, или по доносу, который сделан главному инквизитору. Так как донос чаще всего поступает к придворным инквизиторам, они обыкновенно избирают квалификаторов, которые производят оценку книги не только по оговоренным тезисам, но в объеме всего произведения, экземпляр коего к ним посылается вместе с копией доноса — первому квалификатору и затем второму с неподписанною копией первого ответа. Если они согласны на запрещение, инквизиторы посылают в совет протокол с их приговором. Если их мнения противоположны, передают третьему неподписанные копии двух мнений, книгу и донос, прежде чем отправить что-либо в совет.

LXIV. Провинциальные трибуналы также имеют право получать доносы. Их инквизиторы в общем поступают подобно первым. Но совет почти никогда не пропускает случая поручить придворным инквизиторам снова квалифицировать оговоренные тезисы книги, потому что они более доверяют их квалификаторам, чем другим. Я мог убедиться, что этот мотив не всегда был неоснователен, хотя в большинстве случаев это были люди с предрассудками, без знания церковной истории, соборов и Отцов Церкви. Их образование ограничивалось тем, что они почерпнули из схоластического богословия. Так как живые католические авторы, на которых нападали, никогда не получали права защищаться сами и так как не разрешалось выступать на защиту умерших авторов, вопреки определенному распоряжению буллы Бенедикта XIV и указу Карла III, случалось, что, вопреки здравому смыслу и справедливости, цензура одерживала, верх над множеством произведений.

LXV. Я вспоминаю о том, что произошло по поводу Науки законодательства кавалера Филанджьери.[792] Перевод этой книги был начат мадридским адвокатом. Вскоре после того, как половина труда была опубликована, к инквизиторам поступил донос на него. Те поручили оценку труда капуцину,[793] миссионеру и проповеднику на перекрестках и публичных площадях Мадрида, который был известен в народе под малопочтенным прозвищем. Этот монах не изучал подлинного труда (языка коего он не знал) и, полагая, что достаточно прочесть первый том перевода, оценил произведение как отвратительное, полное ересей, проникнутое во всех статьях духом Антихриста, врага Евангелия, преподающее доктрину современных философов, что заставляло его запретить даже для тех, кто получил разрешение читать запрещенные книги. Инквизиторы ограничились этим заявлением капуцина в убеждении, что другая оценка бесполезна, потому что даже при предположении, что она благоприятна для произведения, она никогда не будет достаточна для полного ослабления доводов, мотивировавших первую. Те, кто знал первую часть первого тома итальянского подлинника, были сильно изумлены подобной оценкой. Я сам, прочтя его целиком, сказал декану инквизиторов дому Хуану Мартинесу де Нубле, что, если пожелают исполнить вышеупомянутые буллу и указ, я выставляю себя защитником книги, потому что автор ее спокойно живет в Неаполе, пользуется репутацией хорошего католика, — соглашаясь все-таки на исправление труда в той статье, где он нападает на инквизицию.

Вместо того чтобы приветствовать интерес, который я принимал в человеке, несправедливо обиженном, он долго звал меня ироническим прозвищем Филанджьери. Я мог бы привести другие подобные факты, но достаточно этого, чтобы понять способ, которым инквизиция вносила в список книги, учения коих опасалась.

LXVI. Подобные меры являются одним из доказательств, что святой трибунал был неполитичен, так как мы видим, что в разные эпохи он запретил превосходные произведения, составленные в защиту прав королевской власти, под предлогом, что в них отказывали папе в косвенной власти над государями и потому, что в них устанавливали, что ни инквизиторы, ни другие церковные судьи не могут пользоваться правом цензуры, когда речь идет о предметах вполне мирских. Эти два тезиса были осуждены как ошибочные, близкие к ереси и способные привести к ней. Ясно, к каким последствиям должен был привести этот принцип.

LXVII. К различным средствам, употреблявшимся против обращения запрещенных книг, присоединили наконец в указе о доносах следующую статью: «Каждый житель обязуется объявить, если он знает или слышал, что кто-нибудь держал у себя или держит в настоящее время книги лютеранской секты или другие еретические книги, будут ли то Алкоран и другие сочинения по религии Магомета, или Библии на народном языке, или другие запрещенные сочинения».

Статья вторая

КАРТИНЫ И ДРУГИЕ ПРЕДМЕТЫ

I. Будучи убеждены, что все, способное благоприятствовать ереси, должно быть подчинено их юрисдикции, инквизиторы завладели правом осмотра и оценки всех произведений искусства, как будто картины, эстампы, медали и другие произведения этого рода были средствами для пропаганды учения.[794]

Самый старинный пример в этом роде, какой я знаю в истории испанской инквизиции, относится к 1571 году. Святому трибуналу донесли как на привезенные из-за границы на две картины на полотне и на серию из двенадцати эстампов. Одна из картин представляла распятие Иисуса Христа, с головою, окруженной сиянием; крест был помещен на престоле с двумя свечами; у подножия креста были поставлены слова Иеремии: «Я, Господь, проникаю сердце и испытываю внутренности».[795] В алтаре близ престола стоял человек на коленях. Изо рта его выходила красная лента, оканчивающаяся сердцем, помещенным слева от распятия, со словами: «Бог есть дух, и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине. Св. Иоанн, 4».[796]

Под фигурой человека был другой текст: «Но время настало, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине. Иоанн, 4».[797] Сзади был человек в богатой одежде, на коленях, в позе молящегося. Из его рта выходила следующая выдержка из Священного Писания: «Не тщеславьтесь хищением; когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердце. Псалом 91 — вы не можете служить Господу».[798] Наверху стояли слова: «Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: люди сии чтут меня устами, сердце же их далеко отстоит от меня. Марк, 7».[799]

II. Вторая картина изображала Святую Троицу с аллегориями. В верхней части картины виден был в сияющем круге Бог Отец под видом лысого старца, с руками, скрещенными на груди; дальше голубь и треугольник, в котором было нарисовано семь глаз с мечом внизу. На правой стороне юная дева указывает рукою на Бога Отца множеству людей, внимательно слушающих учение Премудрости, олицетворяемой этою женщиной. Внизу ее помещены слова: Евангелие, закон благодати. На левой стороне картины изображены три врага души: дьявол, мир и плоть, и смерть. Над фигурой смерти арабская надпись. Под фигурами людей семь смертных грехов с их атрибутами. Вверху картины видна луна в своем склонении в атмосфере, почти темной.

III. Двенадцать эстампов изображали двенадцать сцен страстей и смерти Искупителя. Первый представлял Иисуса Христа в Иерусалиме, последний — сошествие в ад. Каждый эстамп имел подпись по-латыни и по-французски, объясняющую сюжет.