Леони Фрида - Екатерина Медичи Страница 95

«Нет в мире страны, подобной этому королевству»

1574-1576

Как только Екатерина пришла в себя после смерти Карла IX, она послала одного из своих доверенных офицеров, де Шемро, с письмом к Генриху в Польшу, сообщая тому, что он стал королем Франции. На следующий день следом за Шемро отправился еще один курьер, по другому маршруту, и с ним — более длинное письмо, где королева выражала глубокую скорбь по поводу кончины своего дитя: «Я молю Всемогущего забрать меня к себе скорее, чтобы мне не довелось еще раз пережить подобное… Такова была его любовь ко мне в самом конце его жизни, так он не желал оставлять меня и умолял безотлагательно послать за вами! Он просил меня присмотреть за королевством до вашего приезда и наказать пленников, кои, как он знал, принесли нам столько бед. После этого он обнял меня на прощание и попросил поцеловать его, чем совсем разбил мое сердце».

Екатерина описывала последние часы Карла, когда он пригласил старших советников и телохранителей, велев слушаться королевы-матери и служить новому государю. Подавленная горем, она, видимо, желала забыть о неприятных вещах или, как часто с нею случалось, выдавала желаемое за действительное, когда добавила, будто король говорил о восстановленной преданности ему Алансона и Наваррского. Екатерина утверждала (чему уж и вовсе сложно было поверить), будто Карл вспоминал о доброте брата, «ибо вы всегда любили и повиновались ему, служили ему верой и правдой и никогда не огорчали… его последними словами были: «Эх, матушка!». Единственное мое утешение — видеть вас, моего сына, в добром здравии, ибо вы нужны вашему королевству. Если бы мне довелось потерять вас, я бы предпочла быть погребенной заживо». Королева заклинает сына возвратиться во Францию кратчайшим маршрутом через империю Габсбургов и Италию.

Екатерина советовала проявить величайшую осторожность при расставании Генриха с Польшей. «Что же до вашего отъезда, то не допускайте ни малейшего промедления». Она предупредила, что следует быть начеку относительно попыток северных подданных задержать его, и предложила оставить заместителя-француза, чтобы занимался делами Польши, пока туда не прибудет его младший брат. А если поляки пожелают выбрать правителя сами, то этот новый король примет дела у французского заместителя. Возможно, когда-нибудь Генрих сумеет послать своего собственного второго сына, чтобы тот стал польским королем. Франция заплатила немалую цену за польскую корону, и Екатерина не собиралась так просто отступиться. Она воображала, что поляки будут весьма довольны ее решением, «ибо они сами сделались бы королями». В действительности, подданные короля-француза не были готовы потерять своего правителя, который принес им престиж и многие блага благодаря связям с могущественной державой континента. Было несомненно, что Генриха не отпустят из страны без длительных и сложных переговоров.

Последняя часть письма королевы-матери содержала совет мудрой правительницы. Она заклинала сына проявлять беспристрастность к окружающим его французам. Более всего она предостерегала его от поспешной раздачи постов и должностей, милостей и бенефиций, по крайней мере, до прибытия во Францию. Лишь здесь он может получить от нее исчерпывающую информацию о преданности и верной службе и тех, кто оставался дома, и тех, кто был при нем в Польше. Вместе, писала королева, они просмотрят списки соискателей и решат, кто заслуживает новых постов, должностей и наград. Она обещала, что до его прибытия и сама ничего не станет делать, оставляя вакантными все должности и бенефиции:

«Мы обложим их налогами, ибо не осталось ни экю на необходимые вещи, чтобы содержать ваше королевство… Покойный король, ваш брат, доверял мне и обсуждал со мной все дела, и вам это тоже не помешает. Я сделаю все, что смогу, дабы передать вам королевство в целости и мире <…> и доставить вам хоть какую-то радость после всех бед и несчастий. <…> Опыт, полученный вами за время отсутствия, столь велик, что я уверена: не бывало еще короля мудрее, чем вы. Пока же мне остается лишь беспокоиться и беспокоиться, ожидая вас; возвращение ваше, я уверена, принесет мне немало радости и удовольствия, и страдания мои прекратятся. Молю Господа, да будет так, и да увижу я вас снова в добром здравии — и скоро».

Теперь королева-мать занялась своего рода «генеральной уборкой», готовясь к возвращению нового короля. Отправив сыну письма и раздобыв, с помощью банкира Джованни Батиста Гонди, 100 тысяч экю для Генриха на первое время, Екатерина предприняла меры предосторожности, покинув Венсен почти сразу же после смерти Карла. Она переехала в Лувр, где, под ее личным надзором, все входы, кроме одного, были замурованы. В это же время королева-мать наспех довела до конца и некоторые свои личные дела: был казнен мятежник, противник короля Габриель Монтгомери. Его обезглавили и четвертовали. Последовательная травля человека, который ненароком убил ее мужа, стала одним из тех немногих дел, которые создали Екатерине репутацию мстительной фурии.

Король Наваррский и герцог Алансонский были вынуждены признать официальную ратификацию постановления о регентстве Екатерины, обнародованного 3 июня 1574 года. Обеспечив все необходимое для того, чтобы традиционный сорокадневный траур и похороны ее сына стали такими же величественными, как похороны Франциска I, Екатерина сосредоточилась на заключении двухмесячного перемирия с ларошельцами и с протестантским вожаком Ла Ну в Пуату — это обошлось ей в 70 000 ливров. Королева рассчитывала, что по истечении этого срока Генрих объявится и сам станет разбираться с мятежными еретиками. Франсуа де Монморанси и маршал де Косее тем временем томились в Бастилии, ожидая решения его величества.

Новость о том, что он унаследовал французский трон, обрушилась на Генриха утром 15 июня. К нему явился гонец от императора, убедивший охрану у королевских дверей, немедленно пропустить его к королю. После длительных препирательств посланнику удалось передать информацию его величеству. Он лишь на час опередил г-на де Шемро, хотя тот установил рекорд скорости, преодолев 800 миль от Парижа до Кракова за шестнадцать дней. В течение последнего месяца жизни брата Генрих получал известия об его отчаянном положении и ухудшении состояния. Ожидая перемен, он, как всегда, не подготовил реального плана действий, и эти вести застали его врасплох. Единственное, что сделал Генрих, так это попытку уверить поляков в том, что он прижился у них и принимает обычаи новой страны. Он больше не скрывался в своей комнате, сказываясь больным, не выглядел мрачным и тоскующим. В начале пребывания в Польше он сумел, избегая контактов со своими подданными, выстроить барьер, защитившись правилами изощренного этикета, которым и прикрывался. Это только усиливало стремление подданных видеть нового короля, а его еще больше отдаляло, делая царственно-холодным. Теперь, появляясь перед народом, он был сама живость и обаяние. Он обзавелся польским платьем и даже стал обучаться традиционным местным танцам. Воздерживаясь от вина, он с энтузиазмом поглощал пиво, хотя, на самом деле, вообще не любил алкоголя.

К середине апреля отношения дворян к королю начало теплеть. Главная причина, вызывавшая конфронтацию к нему всей страны, состояла в его упорном нежелании видеться со своей нареченной — сорокавосьмилетней старой девой Анной Ягеллоной. К ее великому разочарованию, нареченному удавалось избегать ее, и они встречались лишь на официальных приемах. Зная, что его дни в Польше сочтены, он почувствовал, что будет неплохо проявить вежливость к пылкой даме, дабы умилостивить своих «захватчиков» (так он рассматривал их). Бывший герцог Анжуйский заставил их поверить, что из французского принца он превратился в польского короля. Ибо, когда доходило до главного, Генрих был флорентийцем до кончиков ногтей.

Известие о смерти Карла вызвало великое ожесточение в Кракове. Генрих — спокойный и сохраняющий самообладание — объявил о необходимости в сентябре созвать Сейм и, пока не будет принято решение вопроса о польском троне, во Франции будет править королева-мать. Польские интересы — превыше всего, ворковал Генрих. К тому же Франция — в надежных руках. Король выглядел на удивление уравновешенным и, хотя самые недоверчивые из дворян предпочитали не спускать с него глаз, вскоре стало ясно, что он не уронит своей чести.

Однако, прикрывшись личиной безмятежности, король и его свита лихорадочно готовились к побегу из опостылевшей страны. Они решили: ночь на пятницу 18 июня — идеальный момент для «ухода по-английски». За три дня до этого Помпон де Бельевр, французский посол в Польше, был официально отпущен королем, ибо со смертью Карла IX его служба прекращалась. Но у Бельевра была тайная миссия: выехать вперед и подготовить путь к бегству для Генриха, обеспечив ему свежих лошадей на время остановок и ночевок, а также запасы провизии. 18 июня де Шемро был вызван к королю, который вручил ему письма для Екатерины, с указанием доставить их как можно скорее. Тот немедленно отбыл. Все это делалось перед членами совета, для отвода глаз. Однако Шемро не вернулся во Францию, а получил инструкцию встретить Генриха в маленькой разрушенной часовне, той же ночью, в деревушке в окрестностях Кракова. Он послужит проводником для короля и его собратьев по побегу и доставит их к границе между Польшей и Империей.