Барбара Такман - Августовские пушки Страница 95

Опасный разрыв между 4-й и 5-й армиями расширялся и достиг 50 километров. Он возник после того, как генерал де Лангль, командующий 4-й армией, не желая пропускать немцев через Маас без боя, оседлал его высокие берега к югу от Седана и в течение трех дней, с 26 по 28 августа, оказывал ожесточенное сопротивление войскам герцога Вюртембергского. По мнению де Лангля, французы в этих боях у Мааса отомстили немцам за поражение в Арденнах. Но этот успех был достигнут ценой потери контакта с отступающими войсками Ланрезака, правый фланг которых со стороны 4-й армии оказался оголенным. Вот в этот разрыв и бросил Жоффр три корпуса Фоша, составленные из дивизий, взятых из 3-й и 4-й армий. Фош получил этот приказ в один день с сообщением, что его единственный сын лейтенант Герман Фош и зять капитан Бекур погибли в боях на Маасе.

Западные районы удерживали армия Ланрезака и британский экспедиционный корпус. Здесь Жоффр хотел организовать прочную оборону вдоль Соммы, однако все его расчеты оказались построенными на песке. Надеяться на поддержку английского главнокомандующего не приходилось, он отказывался сотрудничать с Ланрезаком, да и последнему Жоффр почти не доверял. Хотя Жоффр в августе расправлялся с генералами беспощадно, он тем не менее не решался сместить Ланрезака, пользовавшегося популярностью в армии. Главный штаб в это время выискивал тех, на кого можно было бы свалить вину за провал наступления. «В моем портфеле головы трех генералов», — сказал один штабной офицер, только что вернувшийся из поездки на фронт. Отделаться с подобной легкостью от Ланрезака вряд ли удастся. По мнению Жоффра, 5-й армии требовался более уверенный руководитель. Однако смещение начальника во время отступления могло бы подорвать моральный дух войск. Как-то Жоффр признался одному из своих адъютантов, что эта проблема принесла ему две бессонные ночи — единственный известный случай за всю войну, когда главнокомандующий так серьезно нарушил свой распорядок дня.

Тем временем 61-я и 62-я резервные дивизии, шедшие из Парижа к новой 6-й армии, бесследно исчезли на марше. Командир этих дивизий генерал Эбенер, разыскивал их весь день, но никто не знал, что же с ними случилось. Опасаясь, как бы немцы не ударили по району сосредоточения 6-й армии, Жоффр, отчаянно пытаясь выиграть время, необходимое для выхода на линию фронта, приказал 5-й армии развернуться и контратаковать противника. Для этого требовалось предпринять наступление в западном направлении между Сен-Кантеном и Гюизом. Полковник Александер, офицер связи с 5-й армией, передал этот приказ в устной форме штабу Ланрезака, располагавшемуся тогда в Марне в 40 милях к востоку от Сен-Кантена. Одновременно, пытаясь польстить самолюбию Джона Френча и подбодрить его дух, Жоффр направил телеграмму, в которой от имени французской армии выразил признательность британским друзьям за их мужественную помощь. Не успел он отправить это послание, как стало известно об отходе англичан из Сен-Кантена. Таким образом, левый фланг Ланрезака, собиравшегося в этот момент перейти в наступление, оказался незащищенным. Как заявил в одном из своих мрачных донесений Уге, британский экспедиционный корпус был «разбит и не мог предпринять никаких серьезных действий»: три из пяти его дивизий оказались небоеспособными, они нуждались в пополнениях и основательном отдыхе, на что ушло бы «несколько дней или даже недель». Поскольку Джон Френч сообщал примерно то же самое Китченеру, Уге нельзя порицать за то, что он отразил не истинное положение вещей или состояние войск, а настроения английского главнокомандующего. В довершение всего полковник Александер прислал донесение, в котором говорилось о намерении Ланрезака уклониться от выполнения приказа о наступлении.

Несмотря на проявленный его офицерами энтузиазм, сам Ланрезак считал этот приказ «почти сумасшествием» и заявлял об этом во всеуслышание. Развернуть 5-ю армию на запад — значило подставить под удар противника открытый правый фланг. Он настаивал на выходе из зоны боев и отступлении к Лану. Затем, как считал он, следовало создать прочную линию обороны, и только после этого можно с уверенностью переходить к контратакам. Жоффр же требовал от него повернуть полуразбитую армию почти в обратном направлении, сделать сложный маневр, очень опасный в данной ситуации, учитывая нависшую угрозу справа. Начальник штаба армии Шнейдер попытался разъяснить всю трудность создавшегося положения полковнику Александеру.

«Как! — воскликнул Александер. — Ну что может быть проще? Сейчас вы обращены к северу, а мы просим лишь повернуть на запад и атаковать Сен-Кантен». Он вытянул вперед руку, растопырив пальцы, как бы показывая движение пяти корпусов, и затем описал ею в воздухе полукруг.

«Не говорите чепухи, полковник!» — выпалил, не сдержавшись, Шнейдер.

«Ну что ж, если вы не желаете что-либо предпринять...» — закончил полковник, презрительно пожав плечами. Ланрезак, наблюдавший эту сцену, вышел из себя и долго и подробно, и не совсем тактично, высказал свое мнение о стратегии главного штаба. В это время он чувствовал такое же недоверие к главному штабу и Жоффру, какое и они к нему. На одном фланге армии Ланрезака находился независимый генерал-иностранец, отказывавшийся от совместных действий, а на другом — никого (группировка Фоша начала свое формирование лишь через два дня, 29 августа), а верховное командование требовало перехода в контрнаступление.

Естественно, что нервы Ланрезака были напряжены до предела. Ему поручали дело, которое могло повлиять на судьбу Франции, но он уже не верил в правильность решений Жоффра, поэтому, облегчая свою душу, давал волю чувствам, разражаясь язвительной бранью. Этим он славился еще до войны. Ланрезак не стеснялся в выражениях, изливая свое презрение к Жоффру, называя его «сапером», «инженеришкой». «Я застал генерала в окружении нескольких офицеров, — писал один офицер, пришедший к нему по делу. — Казалось, он был чем-то сильно недоволен и бросал крепкие словечки. Генерал не жалел красок, ругая главный штаб и наших союзников, которые, видно, сильно ему досаждали. Судя по всему, Ланрезак хотел, чтобы его оставили в покое, с тем чтобы отступить сколько нужно и, дождавшись своего времени, вышвырнуть немцев туда, откуда они пришли». «Я ужасно разволновался, и это видели офицеры моего штаба», — признался сам Ланрезак. Дать волю гневу на глазах подчиненных — это, по мнению главного штаба, было уже само по себе плохо, в довершение всего он публично высказал критику в адрес верховного командования. Жоффр уже подсчитывал дни Ланрезака на посту командующего армией.

На следующее утро, 28 августа, Жоффр сам приехал в Марль. Ланрезак, усталый, с покрасневшими глазами, нервно размахивая руками, стал возражать против плана контрнаступления. Когда он повторил, что противник сразу ударит по правому флангу, как только армия развернется фронтом на запад, Жоффр в припадке гнева закричал: «Вы хотите, чтобы вас отстранили от командования? Выполняйте приказ без рассуждений. В ваших руках судьба кампании». Об этой необьжновенной вспышке ярости главнокомандующего узнали и в Париже, слухи распространялись, обрастая новыми подробностями. Как отметил на следующий день в своем дневнике президент Пуанкаре, Жоффр якобы угрожал расстрелять командующего 5-й армией, если тот проявит колебания или откажется перейти в наступление.

Убежденный в ошибочности этого плана, Ланрезак потребовал письменного приказа. Жоффр, немного успокоившись, продиктовал текст начальнику штаба 5-й армии и затем подписал его. По мнению Жоффра, командир, получив приказ, должен исполнять свой долг без возражений. Возможно, он сказал Ланрезаку то, что впоследствии заявил Петэну, когда потребовал от него оборонять Верден, несмотря на небывалый в истории массированный артиллерийский обстрел.

Ланрезак не успокоился, но подчинился. Он предупредил, однако, что выход войск на исходные рубежи завершится лишь к следующему утру. Весь день, когда корпуса 5-й армии производили сложное маневрирование, пересекая оборонительные линии друг друга, главный штаб надоедал Ланрезаку беспрестанными напоминаниями «о срочности операции». Выйдя из себя, командующий приказал не отвечать на телефонные звонки офицеров Жоффра.

В тот же день командиры английского экспедиционного корпуса гнали своих солдат на юг, не давая им ни минуты отдыха, в котором они нуждались больше, чем в удалении от противника. 28 августа, когда англичан уже не беспокоили отряды армии Клюка, Джон Френч и Вильсон так торопились отступить, что даже приказали «выбросить из транспортных фургонов все боеприпасы и другие предметы, не являющиеся абсолютно необходимыми», чтобы освободить место для перевозки людей. Боеприпасы не нужны, если отказываешься от дальнейшего участия в боях. Поскольку война шла не на английской территории, то командующий экспедиционным корпусом решил, невзирая на тяжелые последствия этого шага для союзника, вывести все свои части с передовой линии фронта.