Алексей Дельнов - Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна Страница 96

Однако Ли Хунчжану удалось немного сбавить цену, используя позицию третьих стран: усилению Японии на Дальнем Востоке особенно противодействовали Франция и Россия (хотя США были скорее на японской стороне). В результате Япония умерила претензии. В частности, на треть была снижена контрибуция, Пекин был избавлен от чужеземных коммерсантов, а Мукден от оккупации. В дальнейшем Япония отказалась от Ляодунского полуострова – за дополнительную плату.

Поезд-экспресс на Южно-Маньчжурской железной дороге в годы японского управления

В Запретном городе разыгралась трагедия. Цыси, крайне раздосадованная и этим поражением, и крахом «политики самоусиления», о котором оно свидетельствовало, приказала умертвить 53 евнухов – сторонников реформ.

Сама же она к тому времени лишь укрепила свое главенствующее положение при дворе. После смерти своего сына Тунчжи она, в обход существующего закона о престолонаследии, возвела на трон своего племянника Гуансюя (1871–1908), и возглавила регентский совет.

В 1889 г., когда Гуансюй достиг совершеннолетия (18 лет), она добровольно сняла с себя титул правительницы – но настолько умело замкнула на себя все нити управления, расставив, где надо, своих людей, что власть ее была непререкаема. Тем более, что в случае чего она всегда могла напомнить племяннику о спорности его прав на престол. Впрочем, долгое время в этом не было необходимости – Гуансюй не был человеком с сильным характером.

Император Гуансюй

Несмотря на тяжелое финансовое положение страны, Цыси не отказывала себе в удовольствии возводить новые роскошные дворцы близ Пекина.

Военная неудача имела для Поднебесной немалые последствия – в худшую сторону. Ее авторитет упал еще ниже, и теперь иностранные державы совсем уже без стеснения старались поудобнее устроиться на ее территории.

Раздел Китая европейскими державами и Японией. Карикатура 1890-х годов

В 1892 г. в провинции Шаньдун были убиты два немецких миссионера. Используя это как предлог, германское правительство направило туда эскадру. Были захвачены г. Циндао и окружающая его область Цзяочжоу. Китайское правительство вынуждено было узаконить эту акцию, передав территорию в аренду Германии. Кроме того, последняя получила исключительное право на строительство железных дорог на Шаньдунском полуострове.

Россия тоже сполна использовала сложившиеся реалии. Под предлогом защиты Поднебесной от дальнейшей германской экспансии, она добилась аренды части Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним сроком на 25 лет. Порт-Артур стал базой российского военно-морского флота. Было получено также право на строительство железной дороги через Маньчжурию (будущей КВЖД).

Англия аналогичным образом арендовала на 99 лет Гонконг и лежащие напротив него на побережье Новые территории (не так давно было отмечено истечение этого срока и возвращение блудного капиталистического сына в лоно Китайской Народной Республики – похоже, к обоюдной выгоде).

Франция на те же 99 лет арендовала берега залива Гуанчжоу к югу от Макао, Япония добавила к недавним приобретениям порт Амой на юге страны.

В сентябре 1899 г. американское правительство предложило другим державам соблюдать равенство возможностей в торговле с Китаем, в том числе в сферах влияния каждой из них. Предложение было принято, а сложившаяся в результате система получила название «доктрины открытых дверей».

Цин: «100 дней реформ»

Поражение страны в войне с Японией и последующее коллективное надругательство над ней доказали неэффективность «реформ сверху». В то же время мыслящая интеллигенция (пока что это понятие почти целиком укладывалось в рамки сословия шэньши) все больше узнавала о западной цивилизации – из книг и газет, из личного общения с иностранцами, из наблюдений за их жизнью – они все в большем числе приезжали в Поднебесную и обосновывались в ней. Многое могло импонировать: раскованная манера поведения (в противоположность «китайским церемониям»), готовность отстаивать свои личные, охраняемые законом права в случае любого покушения на них, деловая хватка, инициативность, кое у кого – смелость мысли. Но конфуцианским душам претил западный индивидуализм – то, что «личное» не просто могло ставиться выше «общественного» (это и они, с виноватой улыбкой, зачастую себе позволяли) – но вроде бы так и надо. Поэтому главный идеолог углубления реформ Кан Ювэй (1858–1927), а тем более его ученики и последователи могли говорить о необходимости парламентаризма, даже о всенародном избрании императора (не отдавая себе отчета в том, что это будет уже не монархия, а скорее президентская республика) – но они сугубо по-китайски представляли себе содержание этих понятий. Парламент, например, должен был стать собранием глубоко озабоченных народным благом людей, хоть и спорящих до хрипоты, но в спорах открывающих наилучшие пути к светлому будущему (честное слово, совсем как перестроечные грезы так и не повзрослевших советских октябрят, побрезговавших когда-то вступить в КПСС). Скажи им, что главное назначение парламента – цивилизованным образом, а не через боевые действия и смуты отстаивать интересы отдельных социальных групп (классов), причем интересы преимущественно шкурнические, материальные – они бы этому не поверили.

Хотя и готовность к спору до хрипоты – уже немало. В числе фундаментальных конфуцианских заповедей присутствовало требование говорить правду правителю, отстаивать свое мнение – но в общем патриархальном контексте это воплощалось в крайнем случае разве что в «бунт на коленях» (вспомним «петиционные кампании» и движение дунлиньцев). В конечном счете начальник всегда был прав – как всегда прав отец. А не нравится – иди в горную хижину, стихи писать. Теперь нарождалась более внутренне раскованная популяция слуг отечества.

Кан Ювэй был потомственным интеллигентом – происходил из состоятельной семьи гуандунских (южнокитайских) шэньши. Получив прекрасное образование, целью своих научных занятий избрал очищение сочинений Конфуция от позднейших напластований, которые искажали истинные взгляды Учителя – этого первого преобразователя китайской действительности, как он его себе представлял.

Но Кан Ювэй при этом отнюдь не ограничивался китайской традицией. Он упорно изучал западную мысль и историю европейских стран – в первую очередь историю их общественно-политического развития. Выделял Петра I, сумевшего вывести Россию в ряд сильнейших держав. На Востоке его особенно интересовал ход реформ в Турции и Японии. Кан Ювэй писал: «Государства, вставшие на путь реформ обрели силу, сохранившие же приверженность прежнему исчезли. Современные проблемы Китая состоят в стремлении опереться на старые установления и в отсутствии понимания того, как встать на дорогу перемен».

В 1895 г. Кан Ювэй прибыл в Пекин для сдачи экзаменов на высшую ученую степень цзиньши. Там его и застало известие о бесславном для его страны мирном договоре, заключенном с Японией. Потрясенный, он вместе со своим любимым учеником Лян Цичао составил «Меморандум из 10 000 иероглифов» на имя императора Гуансюя, а впоследствии направил ему несколько докладных записок. Предлагаемые им меры по модернизации страны были многообразны: от введения конституционно-монархической формы правления по британскому образцу, с ее парламентской системой формирования правительств, до строительства по всей Поднебесной тысячи храмов для поклонения Конфуцию и провозглашения конфуцианства государственной религией – чтобы поддержать традиционную духовность народа. Предлагалось ввести новое летосчисление: не по фрагментарным девизам периодов правления конкретных Сынов Неба и 60-летним циклам, а по сплошной временной шкале, берущей начало от дня рождения Учителя Куна. Лично императору предлагалось взять побольше власти в свои руки и окружить себя советниками из числа сторонников преобразований – в известной мере это было личным выпадом против императрицы Цыси.

Свои идеи Кан Ювэй распространял на постоянно проводимых им лекциях, а также с помощью многочисленных газетных публикаций (со свободой слова дела в цинской империи обстояли не так уж плохо). Образовалось «научное общество» со множеством отделений, объединившее его сторонников.

Ученики Кан Ювэя в своих взглядах шли еще дальше. Они выступали за отказ от монархии в принципе, потому что в конечном итоге ее единственная цель – самосохранение. Другие покушались на еще более глубокие ментальные устои, критикуя то, что Конфуций определил как основополагающие «три связи»: покорность подданных правителю, сына отцу, жены мужу.

Многим, даже достаточно широко мыслящим людям стало казаться, что дело заходит слишком далеко. Ведь главная опора государства – чиновники, всего добились в жизни благодаря верности конфуцианской традиции. Так же, как и вся образованная элита – от профессоров Академии Ханьлинь до учительствующих в сельской школе нечиновных шэньши. В конце концов, самому Кан Ювэю принадлежали слова: «Все, чем гордится Запад, существовало у нас тысячи лет назад». Но тут случилось удивительное – император Гуансюй удостоил Кан Ювэя аудиенции.