Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 97

Новоявленному Данте, т. е. Конраду, то бишь… Демьяну Бедному.

Басня или поэма «Борись иль умирай», по-моему, художественно-посредственная штука. Как критика фашизма, она бледна и неоригинальна. Как критика советского строя (не шутите!), она глупа, хотя и прозрачна.

Так как у нас (у советских людей) литературного хлама и так не мало, то едва ли стоит умножать залежи такого рода литературы еще одной басней, так сказать…

Я, конечно, понимаю, что я обязан извиниться перед Демьяном-Данте за вынужденную откровенность.

С почтением

Следующей ступенью опалы Демьяна стало исключение из партии. В связи с этим НКВД подготовило для Сталина справку о Демьяне Бедном, датированную 9 сентября 1938 года. Вот ее текст: «Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) – поэт, член Союза советских писателей. Из ВКП(б) исключен в июле с. г. за «резко выраженное моральное разложение».

Д. Бедный имел тесную связь с лидерами правых и троцкистско-зиновьевской организации. Настроен Д. Бедный резко антисоветски и злобно по отношению к руководству ВКП(б). Арестованный участник антисоветской организации правых А.И. Стецкий по этому поводу показал:

До 1932 г. основная задача, которую я ставил перед возглавлявшимися мною группами правых в Москве и Ленинграде, состояла в том, чтобы вербовать в нашу организацию новых людей. Из писателей я установил тогда тесную политическую связь с Демьяном Бедным, который был и остается враждебным советской власти человеком. С Демьяном Бедным я имел ряд разговоров, носивших открыто антисоветский характер. Он был резко раздражен недостаточным, по его мнению, вниманием к его особе. В дальнейших наших встречах, когда стало выясняться наше политическое единомыслие, Демьян Бедный крепко ругал Сталина и Молотова и превозносил Рыкова и Бухарина. Он заявлял, что не приемлет сталинского социализма. Свою пьесу «Богатыри» он задумал, как контрреволюционную аллегорию на то, как «силком у нас тащат мужиков в социализм».

Озлобленность Д. Бедного характеризуется следующими его высказываниями в кругу близких ему лиц:

«Я стал чужой, вышел в тираж. Эпоха Демьяна Бедного окончилась. Разве вы не видите, что у нас делается. Ведь срезается вся старая гвардия. Истребляются старые большевики. Уничтожают всех лучших из лучших. А кому нужно, в чьих интересах надо истребить все поколение Ленина? Вот и меня преследуют потому, что на мне ореол октябрьской революции».

Д. Бедный систематически выражает свое озлобление против тт. Сталина, Молотова и других руководителей ВКП(б).

«Зажим и террор в СССР таковы, что невозможна ни литература, ни наука, невозможно никакое свободное исследование. Историю гражданской войны тоже надо выбросить в печку – писать нельзя. Оказывается, я шел с партией, 99,9 процента которой шпионы и провокаторы. Сталин – ужасный человек и часто руководствуется личными счетами. Все великие вожди всегда создавали вокруг себя блестящие плеяды сподвижников. А кого создал Сталин? Всех истребил, никого нет, все уничтожены. Подобное было только при Иване Грозном».

Говоря о репрессиях, проводимых советской властью против врагов народа, Д. Бедный трактует эти репрессии как ничем не обоснованные. Он говорит, что в результате, якобы, получился полный развал Красной Армии:

«Армия целиком разрушена, доверие и командование подорвано, воевать с такой армией невозможно. Я бы сам в этих условиях отдал половину Украины, чтобы только на нас не лезли. Уничтожен такой талантливый стратег, как Тухачевский. Может ли армия верить своим командирам, если они один за другим объявляются изменниками? Что такое Ворошилов? Его интересует только собственная карьера».

Д. Бедный в резко антисоветском духе высказывался о Конституции СССР, называя ее фикцией:

«Выборов у нас, по существу, не было. Сталин обещал свободные выборы, с агитацией, с предвыборной борьбой. А на самом деле сверху поназначали кандидатов, да и все. Какое же отличие от того, что было?»

В отношении социалистической реконструкции сельского хозяйства Д. Бедный также высказывал контрреволюционные суждения:

«Каждый мужик хочет расти в кулака, и я считаю, что для нас исключительно важно иметь энергичного трудоемкого крестьянина. Именно он – настоящая опора, именно он обеспечивает хлебом. А теперь всех бывших кулаков, вернувшихся из ссылки, либо ликвидируют, либо высылают опять… Но крестьяне ничего не боятся, потому что они считают, что все равно: что в тюрьме, что в колхозе».

После решения КПК об исключении его из партии Д. Бедный находится в еще более озлобленном состоянии. Он издевается над постановлением КПК: «Сначала меня удешевили – объявили, что я морально разложился, а потом заявят, что я турецкий шпион».

Несколько раз Д. Бедный говорил о своем намерении покончить самоубийством».

Сталин наверняка знал цену показаний, выбитых следователями из арестованных троцкистов и бухаринцев. Поэтому вряд ли в утверждениях Стецкого о симпатии Д. Бедного к Бухарину и Рыкову он видел что-то большее, чем очередную схему заговорщической сети, придуманной следствием. Точно так же трудно было поверить, что бездарные «Богатыри» содержали какую-то «фигу в кармане», а не были простой попыткой заработать на театре и вновь громко заявить о себе в литературно-театральном мире, реабилитировавшись за былые ошибки.

Вот донесения осведомителей, это было серьезнее. Но, в самом деле, чего иного мог ожидать Сталин от поэта, над которым не раз откровенно издевался прямо в лицо? Что же касается оценки репрессий и общей обстановки в стране, то в своих суждениях Демьян был отнюдь не одинок. В этом Сталин должен был легко убедиться, просматривая регулярно поступавшие к нему сводки НКВД о настроениях в обществе, также отдельные справки на ряд деятелей литературы и искусства, которые порой высказывались еще резче, чем Демьян, но репрессий избежали.

Интересно, что Сталин не стал преследовать Бедного даже за похвальный отзыв о расстрелянном Тухачевском и за резкую критику репрессий в Красной Армии. Видно, верил, что баснописец еще пригодится. И, конечно же, сам Сталин прекрасно знал, что никакого «заговора Тухачевского» в природе не существовало, а было лишь соперничество двух группировок в руководстве РККА, о котором подробнее я расскажу далее.

В войну, повторю, Демьяна простили и вновь позволили чуть ли не ежедневно публиковать фельетоны в центральных газетах. Он скончался 25 мая 1945 года, через 16 дней после победы. И посмертно Сталин приравнял его к двум другим классикам социалистического реализма, Горькому и Алексею Толстому. 9 марта 1947 года было принято постановление Политбюро «Об упорядочении хранения и использования литературных архивов А.М. Горького, Демьяна Бедного и А.Н. Толстого». Там было что упорядочивать. Все трое имели обширную переписку с «сильными мира сего», в том числе и с теми, кто был впоследствии репрессирован. Да и письма Ленина, Сталина и других избежавших печальной участи вождей далеко не всегда содержали удобные для конца 40-х годов мнения и оценки. Поэтому Политбюро постановило создать специальные комиссии для подготовки к публикации документов из архивов Горького, Бедного и Толстого, а публикацию осуществлять только с разрешения Секретариата ЦК ВКП(б).

Последнее же постановление Секретариата ЦК ВКП(б), посвященное Демьяну Бедному и принятое при жизни Сталина, датировано 24 апреля 1952 года. Оно называлось грозно: «О фактах грубейших политических искажений текстов произведений Демьяна Бедного» и явно было продиктовано Сталиным. Иосифу Виссарионовичу не понравилось, что в сборниках Демьяна Бедного, вышедших в 1950–1951 годах, их составитель В. Регинин «включил в сборники не последние варианты произведений, а более ранние, забракованные самим поэтом, не считаясь с тем, что Д. Бедный улучшал свои произведения, а в ряде случаев вносил в них исправления под влиянием партийной критики». Регинина исключили из Союза писателей, редакторов сняли с работы. Сталин опасался, что многие демьяновские тексты порождают двусмысленные ассоциации. Но до издания нового, исправленного сборника, о котором говорило постановление, уже не дожил.

Интерес к творчеству Д. Бедного пережил ренессанс при Хрущеве, ценившем стихи пролетарского поэта. А с конца 60-х годов Демьян был основательно и, надо признать, заслуженно забыт читателями.

Презент был близко знаком со многими деятелями оппозиции, раскаявшимися и получившими право вернуться в столицу. Бывшие соратники Троцкого слетались в Москву, как бабочки на огонь.

22 июля 1929 года Михаил Яковлевич записал в дневнике:

«Три дня назад в Москву вернулись Смилга и Радек – из ссылки. Несколько дней назад вернулся из Америки Серебряков (это тоже был род ссылки, хотя и весьма комфортной. – Б. С.). В Москве находится также приехавший из Казани Преображенский.