Юрий Шинкаренко - На палубе «Арго», или Поход за властью. Из новейшей истории жаргонного языка подростков

Юрий Шинкаренко

НА ПАЛУБЕ «АРГО»,

или

Поход за властью

Из новейшей истории жаргонного языка подростков

Суровые плотники дружно выбили смолистые клинья, удерживающие судно на берегу. Подобно лебедю, сходящему с берега, скользнул освященный богами корабль на пенные воды залива и двинулся вперед, унося на своей спине отважных моряков.

Так начался поход аргонавтов за золотым руном...

Сосредоточенный мальчик ободряюще похлопал по плечу своего деда. Участливо спросил: «Устал?» И добавил, с усилием и смущением выталкивая из себя только что подслушанные у сверстников слова: «За свое гоняешь, да?» На удивленный взгляд старика повторил грубее и развязнее, словно зачеркивая покойную атмосферу семьи, словно репетируя и мысленно включая себя в тот круг, где говорят только на жаргоне: «Гусей, спрашиваю, гоняешь, дед?».

Так началось скольжение еще одного неофита по неспокойной ряби подросткового сленга...

1

Плывущие на «Арго».

Говорящие на арго.

Этой случайной звуковой ассоциацией я решил воспользоваться чисто по технической причине. Метафорическое «аргонавты» призывалось на замену других слов, хотя и точных, но уж больно мусорных для текста: подростки-респонденты, производители и носители жаргонной речи, объекты социолингвоисследования. И не более того! В самом деле, что древние греки нынешним подросткам, что нынешние подростки древним грекам?

Но поверхностная метафора преподнесла сюрприз. Состыковок между древним кораблем и современным подростковым жаргоном оказалось куда больше, чем простая фонетическая схожесть. И главное, эти состыковки отразили суть жаргона, его принципиальнейшие качества.

Вычленим из древнегреческого мифа то, что поможет нам в анализе подросткового субъязыка.

Первое. Налаживая свой опасный маршрут к берегам Колхиды, команда «Арго» постоянно сталкивается с тем, что все встряски судьбы определены волей богов. Решения олимпийского пантеона и поступки людей увязаны с настойчивостью, хорошо известной нам по страницам «застойных» газет. Помните? Что ни судьба, то сплетка жизненных линий с линиями партии, с решениями высочайшего Политбюро. Но если те газеты демонстрировали политическую конъюнктуру, то миф о золотом руне искренен...Он выказывает определенное, м а г и ч е с к о е, отношение древнего человека к миру. Природа подобного мироощущения хорошо исследована. В частности, английский этнограф Дж. Дж. Фрэзер определяет ее так: «Дикарь, в отличие от цивилизованного человека, почти не отличает естественного от сверхъестественного. Мир для него является творением сверхъестественных, антропоморфных существ, которые действуют из побуждений, подобных его собственным, и которые могут быть тронуты призывами к состраданию. При таком воззрении на мир дикарь не видит предела своей способности воздействовать на ход природных процессов и обращать его в свою пользу».*

Приглядываясь к нынешним и недавним отрокам, нам не раз придется воскрешать образ хитрого и умного жреца, замершего перед напуганным племенем... В процессе социализации одни ребята застолбят за собой лидирующие роли, сходные в чем-то со статусом культового служки. Другие вынуждены будут довольствоваться участием в массовке... В отличие от эпохи варварства сакральность взаимоотношений здесь направлена на корректировку не природных явлений, а сугубо общественных. Но значение слова, как и на заре цивилизации, будет обрамлено мистическим флером...

Элементы магического сознания — в самой природе подростка. Ему свойственно оперировать абстрактными понятиями, создавать некие целостные системы мироустройства, однако из-за нехватки знания и опыта истинность подобных систем зачастую не выдерживает никакой критики. Подросток внутренне противоречив, уровень его притязаний очень часто неопределен, а зависимость от мнения сверстников заставляет его ориентироваться на случайные образцы для подражания. Высокий уровень эмоциональности вкупе с некритичностью самооценок вынуждает нашего «аргонавта»-современника прибегать к определенным ритуальным доказательствам собственной состоятельности. И эти ритуалы во многих случаях связаны со словом.

Вот на школьном гараже появилась меловая надпись: «Если ты не голубой, нарисуй вагон другой» (кто-то из старшеклассников вспомнил известную песню Шаинского про голубой вагон и переосмыслил ее). Под этой фразой — несколько пиктограмм: вагончики, нарисованные мелом, погасшим окурком, начертанные гвоздем или ключом. Ситуацию у гаража можно восстановить до мелочей. Наверняка вышли парни покурить. Увидели на стене чей-то меловой призыв. И каждый, хихикая, подтрунивая друг над другом, обращая все в «стеб» (т.е. насмешку), — но все же отметился собственной пиктограммой и таким образом отвел от себя любые подозрения... Ритуальный знак стал гарантией собственной полноценности и в глазах ровесников, и — вот он, мистицизм, сила новообретенного суеверия! — даже в собственных...

Как и у первобытных народов, имеются у нынешних ребят слова табуированные. Так, к примеру, ни один уважающий себя «аргоносец» не произнесет в компании: я — свидетель. Он скажет только «очевидец», ибо первое существительное «скомпрометировано» различными судебными процессами. Называя себя «свидетелем», подросток якобы демонстрирует приятелям готовность «заложить» их в критическую минуту, встать на сторону вершителей закона. Здесь мы видим определенную приверженность «надцатилетних» тому, что Фрэзер называл контагиозной магией: связь между предметами, объектами или явлениями, побывавшими когда-то в соприкосновении, сохраняется и после. В нашем случае это связь между судебным процессом и словом, обозначающим один из его институтов.

Из других примеров неосознанного, спонтанного внимания отрока к магической стороне слова выделим такое явление, как бранная речь, ругательства, «наезды». В одной из своих ранних научных работ, исследуя воровской жаргон и выявляя в нем элементы первобытного примитивизма, Д.С.Лихачев констатировал: «Нам не удалось еще установить факта существования в воровской среде заклинания в своей чистой и откровенной форме. Для этого воровская среда еще слишком связана с современностью, но в скрытой, завуалированной форме вера в силу слова над неодушевленными предметами в ней тверда и прочна. Прежде всего та необычайная, совершенно чудовищная гипертрофия брани в воровской среде, буквально через слово пересыпающая воровскую речь и ни к кому конкретно не обращенная, говорит о каком-то стремлении сделать свою речь действенной, активно действующей».* Если уголовники пользуются, как подспорьем в своей деятельности, самым эмоциональным речевым блоком, то о подростках, повышенная эмоциональность которых — возрастной симптом, и говорить не приходится... Послушайте, какими тирадами сопровождает какой-нибудь пэтэушник изготовление на токарном станке первой в своей жизни детальки!

Еще красноречивее в этом отношении будет так называемый «базар» (толковище) между конфликтующими юношами. Какая энергия брани обрушится здесь на соперника. Отдельные восклицания окажутся сродни шаманскому камланию, ибо их смысл тот же — обрести власть над объектом «ворожбы», подчинить его себе («задавить базаром», как выражаются тинейджеры). Только призываться на голову несчастного будут не злые духи, а... презрение ровесников, в сознании которых каждое оскорбление подростка становится уже частью его натуры. Для подобного морального подчинения существуют в подростковой среде особые речевые формулы: наезды. Как правило, любой подросток, считающий себя «крутым», знает не один десяток таких формул: «Ты что глаза по восемь копеек?! Сейчас на пятаки разменяю! У тебя синагога на ушах! Залепи дуло! Гасись фанера в алебастре! Ну ты чо, не понял, что ты козел?! В рот тебе компот и кило печенья, только не все сразу! Бык покоцанный! Влагалище! Волк тряпичный! Конь педальный! Крутизна метастазная! Крыса дойная! Лошадь стремная! Титька в каске! А по по не по? (а по портрету не получишь?)» Не неся никакой семантической нагрузки, эти наезды служат одному: заворожить, заколдовать «собеседника», чтобы потом навязать ему любую свою волю.

Думаю, мы в какой-то мере показали, что взаимоотношения подростка со словом нет-нет, да подергиваются туманом мистицизма...

Второе сходство «Арго» и арго. На носу корабля при строительстве укрепили кусок додонского дуба. Дуб являлся центром святилища Зевса, по шелесту его листвы жрицы предсказывали будущее, толковали различные знамения, прорицали. Благодаря использованию нетрадиционных материалов и технологий, корабль «Арго» стал отличаться от своих «конвейерных» собратьев. Он сам мог п р о р и ц а т ь.

В этом отношении подростковый жаргон не уступает священному «Арго». Он потрясающе болтлив — если можно так сказать о языке. Помимо прямых лексических значений он выплескивает на нас массу социологической информации. Он без стеснения вскрывает подноготную «аргонавтов», довольно внятно обрисовывает их будущее, он без запинки толкует многие знамения. Да что там — он сам знамение некоторых грозных процессов, затевающихся в отроческой среде! Надо только научиться слушать.