Образ Беатриче - Чарльз Уолтер Уильямс Страница 10

И впрямь, он резал самый твердый камень.

Ославлен земляками за беспутство,

Презренный, изгнанный и осужденный

Есть горький хлеб чужбины, он нашел

Непререкаемую справедливость,

Недосягаемую красоту[38].

Поэт написал первую строфу, и тут его поразила весть о смерти Беатриче. Был вечер восьмого июня 1290 года. «Когда она покинула этот век, весь упомянутый город предстал глазам как вдовица, лишенная всякого достоинства. Еще исходя слезами в опустошенном городе, я написал к земным владыкам о его состоянии, взяв следующее начало у Иеремии: "Quomodo sedet sola civitas"»[39]. «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником». «Владыка справедливости призвал благороднейшую даму разделить славу Его под знаменем благословенной королевы Девы Марии, чье имя столь превозносилось в словах блаженной Беатриче». Упоминание Девы Марии более чем справедливо. В конце «Рая» единственные глаза, которым уступают глаза Беатриче, — это глаза Богородицы.

Его Донна оставила поэта — вот главное чувство, овладевшее им. А там, на небесах

Благовествуют кротость и смиренье

Ее лучи, пронзив небес кристалл.

И, с удивленьем на нее взирая,

Ее в обитель рая

Владыка вечности к Себе призвал,

Любовью совершенною пылая,

Затем, что жизнь так недостойна эта,

Докучная, ее святого света.

(Новая жизнь, XXXI)

Неудивительно, что цензоры вырезали этот фрагмент, а ведь он составляет суть всего произведения.

Образ Беатриче в глазах Данте обладал неким особенным свойством, именно оно открыло его собственное качество любви, которое требовалось выразить словами. Теперь, после смерти его Донны, эта потребность ушла, а вместе с ней ушла и радость жизни. Господь призвал Донну к себе. Беатриче мертва. Давайте на мгновение забудем, что речь идет о Данте, и посмотрим на ситуацию так, как если бы на его месте был какой-то другой молодой человек. Вот он встретил молодую женщину; он увлекся ей, он весь во власти эмоций, чувства обостряются, ум возбужден, а душа словно омыта этим чувством. Он влюблен. Он ощущает новое качество жизни. Ему кажется, что он обладает огромной силой, она даже немного пугает его. Девушка представляется ему совершенством, хотя, он, конечно, прекрасно знает, что это не так, а если их отношения более близкие, чем у Данте с Беатриче, он может даже переживать по поводу каких-то ее несовершенств — ведь привидевшееся ему совершенство вполне позволяет подмечать в нем изъяны. Совершенство и несовершенство прекрасно могут сосуществовать. Дальнейшие разговоры на этот счет были бы ложным романтизмом, поскольку настоящий романтизм ничего не отрицает, не скрывает и не боится. Он требует только точности: «смотри и будь внимателен».

Итак, Беатриче умирает. Бесчисленное множество молодых влюбленных оплакивали смерть любимых. Множество других сожалели об исчезновении того особого качества, которое так ярко проявилось в Беатриче. К сожалению, многие хотя и пожалели об этом, но быстро смирились с потерей. Именно из этого слишком поспешного примирения с потерей рождается так называемая «житейская мудрость»: «молодо-зелено», «любовь в молодости долго не живет» и прочие подобные благоглупости.

А действительно ли любовь в молодости живет не долго? Я бы не сказал. Просто место кристальной чистоты юности занимает эдакая непрозрачность, часто богато разукрашенная. Исчезает ощущение совершенства, уходит чувство весенней радости и Любви. Но почему? Наверное, можно назвать множество причин. Но главная из них — это время. Человек устает даже от созерцания красоты; монотонность откровения утомляет, и красота уже не кажется красотой, а откровение — откровением. Возможно, и Беатриче, доведись ей прожить более долгий век, утратила бы часть своей небесности. Мы живем в греховном мире, это факт, и так ли часто мы прислушиваемся к голосам небесных видений?

Вордсворт в своем романтическом исследовании говорил то же самое:

Но знаю я: какой-то свет погас,

Что прежде озарял лицо земли[40].

Если вместо «лица земли» сказать «лицо мужчины или женщины», ничего не изменится, принцип остается тем же. Что же произошло? Да ничего, просто «свет погас», исчезло конкретное явление. Но означает ли это, что и появление его вначале было бессмысленным? Ответим «да» — так для нас и будет. Ответим «нет» — значит, в его явлении был смысл. Вот только выбор этот не зависит от нашего мышления. Мы не можем определиться с принципами того или иного явления. Конечно, можно вовсе не играть в эти игры, но вы не свободны в выборе. Агностик, анти-романтик играет так же, как и верующий, но и романтик больше не уверен в великой классической цели. Он теперь перестал измерять расстояния и время; теперь у него на руках неопределенная пропорция. А значит, классическое целое вычислить не удастся. Но без него не будет романтического начала; только цель, целое ставит романтику на свое место и твердо удерживает ее там. Агностик не находит в себе места ни для начала, ни для конца, ему доступны лишь временные решения.

Вместе с Беатриче исчезло и то качество, которое она несла в себе. Но сказанное и сделанное в свете этого качества никуда не делось. И клятвы, данные под воздействием этого качества, остаются. Если мы хотим оставаться в центре вместе с любовью, нужно, как минимум, добраться до центра. Не случайно Данте так часто упоминал смирение. Смирение связано как с людьми, так и с явлениями.

Но кроме людей и явлений есть еще кое-что. Вина, в чем бы она ни заключалась, неразрывно связана с искуплением. Когда чистота небес замутняется, это может происходить по воле небес, а в исчезновении небесной славы может быть воля этой славы. И здесь, если мы продолжим уподоблять молодую Беатриче Истинному Свету, возможен как раз такой вариант. Небесная слава словно бы говорит: «...если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам...» (Иоанн, 16:7). Не правда ли, похоже? Образ Истинного Света появляется в «Новой жизни» после того, как Амор заявляет Данте, что пора отбросить аналогии и говорить открыто. Молодые оплакивают утраченное видèние; старые предупреждают молодых — иногда заботливо, иногда с отвратительным удовольствием — что видения преходящи. Очень немногие готовы поставить видение во главу угла своей жизни.

Вывод очевиден. В начале «Новой жизни» поэт говорит не только о видении, но и о том, как он воспринимает его. Качество