Михаил Стеблин-Каменский - Миф Страница 11

Абстрактное время непрерывно, бесконечно, единообразно и необратимо. Между тем время в эддических мифах сплошь и рядом прерывно, не бесконечно, не единообразно и обратимо. Описывая это мифическое время, приходится употреблять слова «настоящее», «прошедшее» и «будущее». Однако то, что приходится называть этими словами в мифах, совсем непохоже на то, что обычно имеют в виду, употребляя эти слова, и прежде всего потому, что если время конечно, прерывно и обратимо, то невозможны ни резкая противопоставленность прошедшего и будущего настоящему, ни их четкое разграничение. Поэтому, хотя ниже и будут употребляться слова «настоящее», «прошедшее» и «будущее», надо иметь в виду, что речь будет идти о настоящем, прошедшем и будущем в очень специфическом значении, т. е. о мифическом настоящем, мифическом прошедшем и мифическом будущем.

То, что время представлялось конечным, всего очевиднее в мифах о создании мира, поскольку создание мира было и созданием времени, т. е. его началом. В разных эддических источниках по–разному рассказывается о начале времени.

В «Прорицании вёльвы» говорится:

Солнце не ведало,

где его дом,

звезды не ведали,

где им сиять,

месяц не ведал

мощи своей.

Тогда сели боги

на троны могущества

и совещаться

стали священные.

Ночь назвали

и отпрыскам ночи –

вечеру, утру

и дня середине –

прозвище дали,

чтоб время исчислить (Ст. Э., Я).

В «Речах Вафтруднира» рассказывается:

Деллингом звать

день породившего,

Нёр — ночи отец;

измыслили боги

луны измененья,

чтоб меру дать времени (Ст. Э., 32).

В «Младшей Эдде» рассказывается еще иначе: «Потом они [боги] взяли сверкающие искры, что летали кругом, вырвавшись из Муспелльсхейма, и прикрепили их в середине неба Мировой Бездны [буквально: в середине Мировой Бездны на небе сверху и снизу], дабы они освещали небо и землю. Они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили путь. И говорят в старинных преданиях, что с той поры и ведется счет дням и годам, как сказано о том в «Прорицании вёльвы»» (Мл. Э., 25) и дальше следует приведенная выше строфа из «Прорицания вёльвы».

Во всех этих рассказах время — циклическое чередование его, так сказать, природных единиц: частей суток, фаз лупы, лет. Следовательно, время непрерывно. Вместе с тем, однако, во всех этих рассказах возникновение такого чередования — это результат деятельности богов, т. е. того, что они упорядочили небесные светила в пространстве или создали фазы луны, а в первом из рассказов еще и того, что они дали названия природным единицам времени. Следовательно, время, хотя и непрерывно, но конечно, поскольку оно не существовало до тех пор, пока оно не было так сотворено. Но в противоречии с этим в эддических мифах рассказывается и о том, что происходило в более древние времена, т. е. до сотворения времени. Оказывается, следовательно, что время существовало и до того, как оно было сотворено. Но дело в том, что представление о времени как циклическом чередовании природных единиц проявляется в эддических мифах только в приведенных выше рассказах о сотворении времени. Вообще же время в них никогда не абстрагировано от его конкретного содержания и существует, только поскольку происходят какие–то события, т. е. что–то происходит с какими–то активными существами — великанами, богами и т. п. Если же не происходит никаких событий в оговоренном смысле слова, то время не существует. Следовательно, оно все же представлялось прерывным. Характерно, что в «Прорицании вёльвы» встречаются названия единиц времени, определяемые не их местом среди таких же единиц, а тем, что происходило в эти единицы времени («век мечей и секир», «век бурь и волков» — Ст. Э., 13; в оригинале это четыре, а не два названия: sceggöld «век секир», scalmöld «век мечей», vindöld «век бурь», vargöld«век преступников»).

Если время существует, только поскольку происходят какие–то события, то тем самым первое, т. е. древнейшее, событие — это начало времени. Согласно «Прорицанию вёльвы», древнейшее событие — это возникновение великана Имира. В русском переводе (Ст. Э., 9, строфа 3) упоминание Имира опущено, как оно опущено в «Младшей Эдде», где цитируется эта строфа, и слова «в начале времен» — неточный перевод. В оригинале стоит árvar alda, что значит скорее «некогда» (ár значит «рано», а alda — это родительный падеж множественного числа от öld, что значит «век», но также «люди», откуда и произошло значение «век», т. е. «людской век»). Согласно «Речам Вафтруднира», древнейшее событие — это тоже возникновение изначального великана (Ст. Э., 32). Но он там назван Аургельмиром. Так же и в «Младшей Эдде» древнейшее событие — это возникновение великана Имира, как рассказывается в ответ на вопрос Ганглери: «Что же было в начале? И откуда взялось? И что было еще раньше?» (Мл. Э., 20–22). Правда, рассказ этот подразумевает, что уже раньше существовали Нифльхейм, реки в нем, их ядовитая вода, Муспелльсхейм, искры из него и т. д. Но все это — не события (как уже было сказано, события — это только то, что происходит с тем или другим активным существом) и поэтому могло, вероятно, существовать вне времени или до времени.

Прерывность мифического времени сказывается всего отчетливей в том, что события, о которых рассказывается в эддических мифах, следуют друг за другом только в той мере, в какой одно из них — непосредственный результат другого, вытекает из него, обусловлено им, но никогда не потому, что одно из них произошло в какой–то отрезок времени, предшествовавший тому, в течение которого произошло другое. Если между событиями, о которых рассказывается в двух разных мифах, нет явной причинно–следственной связи, то обычно неясно, в каком из этих двух мифов рассказывается о более ранних событиях. Другими словами, события, о которых говорится в этих мифах, никак не локализованы во времени. Даже в том случае, когда содержание разных мифов — это события из жизни одного и того же персонажа, неясно, какова последовательность этих событий. Неясно, например, следовал ли поход Тора к великану Гейррёду за его (Тора) сражением с великаном Хрунгниром, или наоборот.

Характерно, что ни один из эддических мифов не представляет собой рассказа о всех событиях из жизни того или иного персонажа от его рождения до смерти. Характерно также, что, хотя в «Песни о Харбарде» и в конце «Речей Гримпира» упоминается много событий из жизни Одина, их последовательность никак не освещается. Эддические мифы — это, как правило, куски из жизни главных мифических персонажей, причем куски, нечетко ориентированные относительно друг друга. Иначе говоря, жизнь такого мифического персонажа — это не движение от рождения к смерти, а нечто постоянное, устойчивое. В ней никогда нет никакой эволюции, никакого развития. Магни, сын Тора, знаменит подвигом, который он совершил, когда ему было всего три ночи от роду (он спихнул с Тора ногу Хрунгнира, чего никто не в силах был сделать — Мл. Э., 117). Однако это было не его детским подвигом, а вообще его подвигом. Магни, таким образом, всегда ребенок. Напротив, Один, по–видимому, всегда старик.

Вероятно, всем этим объясняется, что даже в тех случаях, когда между событиями, о которых рассказывается в мифах, есть явная причинно–следственная связь, рассказы об этих событиях не обязательно следуют друг за другом. Так, например, возникновение великана Имира должно было, очевидно, предшествовать тому, что его тело превратилось в землю, небо, море, горы и т. д. Однако в «Речах Вафтруднира» рассказ о том, как тело Имира превратилось в землю, небо и т. д. (Ст. Э., 32), предшествует рассказу о возникновении самого Имира (Ст. Э., 32–33). Изготовление Мьёлльнира, молота Тора, должно было, очевидно, предшествовать подвигам Тора. Однако в «Младшей Эдде» рассказы о подвигах Тора, в которых он использует свой молот (Мл. Э., 64, 09 и т. д.), предшествуют рассказу о том, как его молот был изготовлен (Мл. Э., 128).

По мере того как вырабатывается понимание времени как абстрактного процесса, происходит и ориентация личности по отношению ко времени, так сказать, «субъективация времени». Воспринимающий субъект все больше центрирует себя по отношению к времени. Самосознание оказывается все более изолированным в настоящем. Развивается противопоставление настоящего как единственной реальности прошлому и будущему. Все усиливается осознание линейности, бесконечности, необратимости и быстротечности времени и нереальности прошлого и будущего. Чем меньше выработалось понимание времени как абстрагированного процесса, тем в большей мере время представляется таким же прочным, как пространство. Другими словами, тем в большей мере то, что удалено во времени от настоящего момента, представляется таким же реальным, как то, что удалено в пространстве от воспринимающего субъекта. Уже в силу всего этого прошлое в современном смысле этого слова — это нечто, гораздо более отсеченное от настоящего, гораздо менее реальное, чем мифическое прошлое.