Фрэнк Броутон - История диджеев Страница 13

Впервые слово «дискотека» было использовано в названии крошечного бара La Discothèque на улице Юшетт в оккупированном Париже. Так как шла война, никакие живые оркестры днем с огнем было не сыскать. Поэтому в баре ставили джаз — музыку, созвучную духу французского Сопротивления, ведь ее исполняли негры, к которым нацисты испытывали еще меньше симпатии, чем к евреям. Словом, отличная музыка для повстанцев.

В подвальчиках и подпольных кабачках хозяева включали примитивную технику, служившую для информирования населения, и потчевали клиентов лучшей музыкой Сопротивления во всем ее синкопированном величии. Проводить дискотеку в Париже военного времени значило проявлять гражданское неповиновение. Это было очень кстати. Устойчивая репутация дискотеки как преступного сборища поддерживалась в прокуренных подвалах на всей оккупированной территории.

Носители английского языка любят французские слова, и хотя первоначально слово discothèque вполне могло символизировать Сопротивление и борьбу, его французский оттенок стал намекать на утонченность, стильность и пылкость. В таком месте полагалось щеголять в праздничной одежде, курить сигары и потягивать коктейли из изящных фужеров.

После войны первую дискотеку с описанной атмосферой открыл в 1947 году в Париже Поль Пасин (Paul Pacine), назвав ее Whiskey-A-Go-Go. Пасин питал слабость к шотландскому виски, который в стране, предпочитавшей виноград зерну, считался экзотическим напитком. Он декорировал клетчатым шотландским рисунком все стены, кроме мест, украшенных эмблемами разных марок виски: Ballantines, Johnny Walker, Dewar’s, Cutty Sark, Haig & Haig и других. Музыкальное меню было столь же узким: у Пасина играл исключительно джаз.

Вскоре в Париже появилось другое подобное местечко. Chez Castel располагалось на улице Принцессы в Сен-Жермен-де-Пре и открывало свои двери только перед приглашенными. Это тайное прибежище представителей модных кругов с неброской табличкой над дверью было не так-то просто найти. Chez Castel любили посещать экзистенциалисты. Туда частенько захаживали Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар. Как правило, вечер начинался с киносеанса или шоу, после которого гости собирались в подвале-дискотеке, чтобы потанцевать щека к щеке на полу в медно-стальную клетку.

В 1960 году Жан Кастель (Jean Castel) обнаружил, что у него появился конкурент в лице рыжеволосой светской девушки Режины Зильберберг (Régine Zylberberg), открывшей Chez Régine. Режина родилась в семье польско-еврейских беженцев и начинала свою карьеру в качестве официантки в заведении своего отца — Lumière de Belleville, а затем работала в женской уборной в Whiskey-A-Go-Go.

Когда интерес к Whiskey-A-Go-Go ослабел, Пасин, усмотрев в своей ясноглазой подчиненной деловые способности, предложил ей средства на создание собственного ночного клуба. Режина знала, как важен ажиотаж. Весь первый месяц работы Chez Régine она с сознанием дела открывала двери в 10:30 вечера и тут же вывешивала табличку «мест нет». Четыре недели подряд людей разворачивали под звуки какофонии, доносившейся эхом из пустого клуба. В день, когда заведение открылось по-настоящему, оно оказалось набитым до отказа.

Экзистенциалисты ей были без надобности. Ее клуб посещали Жан-Поль Бельмондо, Ален Делон и представители «новой волны». Жан Кастель вспоминал Режину как «женщину с легким характером, компанейскую душу, добрую и веселую». Если поначалу дискотеки не считались фешенебельными местами для выхода в свет, то теперь они ими точно стали.

Лондон

В послевоенном Лондоне было почти невозможно купить две унции говядины или корзинку апельсинов, но нехватки джаза или свинга не наблюдалось. В подвалах, прокуренных подсобках и нелегальных кабаках наскоро устраивались клубы, на которых солдаты и хипстеры[29] танцевали под музыку в исполнении Криса Барбера (Chris Barber), Мика Маллигана (Mick Mulligan) и джазового сюрреалиста Джорджа Мелли (George Melly). Вообще, именно в этот период в клубе Cy Laurie’s Jazz Club в Сохо проходили первые британские вечеринки до утра.

Обстановка была дикой даже по современным стандартам. Африканские и китайские моряки долгие годы завозили в Великобританию наркотики — в основном опиум и марихуану — для употребления в своих кругах. Торговля этими веществами легко распространилась на клубы. В 1950 году произошла первая в стране облава в притоне наркоманов — джазовом клубе, которым владели Джонни Дэнкуорт (Johnny Dankworth) и Ронни Скотт (Ronnie Scott). Лондонские «бобби», совершавшие 15 апреля 1950 года налет на Club Eleven по адресу Карнаби-стрит, 50, пришли в ужас. «В здании было от 200 до 250 человек, — написал в рапорте детектив Скотланд-Ярда сержант Джордж Лайл, — цветных и белых, мужчин и женщин, большинство в возрасте от 17 до 30 лет. Всех их обыскали». Из «сладостей» удалось обнаружить сигареты с гашишем, кокаин и ампулы с морфием. Оказавшись замешан в дело с наркотиками, величайший тенор-саксофонист Великобритании Ронни Скотт не смог сделать карьеру в Америке.

Огромные вечеринки традиционного джаза проходили в Alexandra Palace, где тысячи ребят появлялись разодетыми в «прикид для рэйва». Парни ходили в котелках (часто с надписью Acker в честь джазового кларнетиста Акера Билка [Acker Bilk]), джинсах и без обуви, а девушки носили мужские рубашки навыпуск поверх черных шерстяных колготок и часто такие же котелки. Танцы трэдстеров[30] нужно было видеть, чтобы в них поверить. Это были анти-танцы — реакция на плавные движения модернистов. «Приемлемый способ танца под трэд-музыку заключается в том, чтобы тяжело прыгать с ноги на ногу, как медведь, желательно не попадая в ритм», — писал Джордж Мелли. Трэд-музыканты прозвали таких неуклюжих молодых юнцов «липниками»[31].

Разраставшаяся община лондонских эмигрантов также оказывала определенное влияние. Уроженцы Вест-Индии, не знавшие, что в десять вечера нужно лежать в постели с кружкой Horlicks и слушать Light Programme, отрывались всю ночь напролет в местах вроде Roaring Twenties. Диск-жокеем здесь подвизался хипповый ямайский чувак по имени Каунт Сакл (Count Suckle), познакомивший столицу с блубитом (стилем, получившим свое название в честь лейбла Зигги Джексона [Ziggy Jackson] Blue Beat). Еще до появления в Twenties Сакл заработал репутацию в негритянских кругах своими вечеринками с использование саундсистем (которые обычно проводились по праздникам) в Porchester Hall, Kilburn Gaumont State и других местах в западном и северо-западном Лондоне. Он принес с собой еще одно ямайское новшество — кавер-ап[32] (это когда у пластинки сдирается наклейка, чтобы невозможно было определить автора записи). Мик Ив (Mick Eve), музыкант, работавший в лондонских ночных заведениях, вспоминает, как Сакл держал над паром новенькую пластинку Нины Симон (Nina Simone) с песней ‘My Baby Just Cares For Me’.

Нью-Йорк

В Нью-Йорке джазовые клубы также пользовались большой популярностью. Странствующие джазмены даже называли этот город «Большим яблоком», считая его наиболее привлекательным для выступлений[33]. Свинг больших оркестров звучал в громадных танцевальных залах, но когда выделился бибоп, признание получили маленькие клубы. Первый нью-йоркский бибоп-клуб Royal Roost вырос из Topsy’s Chicken Roost на Бродвее. В начале 1948 года радиодиджей Симфони Кид (Symphony Kid) и предприниматель Монти Кей (Monte Key) устроили там джазовый концерт. Его успех воодушевил владельцев, и вскоре в этом заведении играли Майлс Дэвис (Miles Davis), Чарли Паркер (Charlie Parker) и Декстер Гордон (Dexter Gordon).

Вечеринки рекламировал пробивной еврейский делец Моррис Леви. В историю танцевальной музыки он вошел как личность не только масштабная, но и темная, поскольку впоследствии Леви признали виновным в заговоре с целью вымогательства (он умер, так и не выйдя на свободу).

По приглашению Монти Кея Леви основал новый клуб на перекрестке 52-й улицы и Бродвея, отдав должное крестному отцу бибопа Чарли Паркеру. Birdland[34] начал работать 15 декабря 1949 года. Его успех оказался таким оглушительным, что в пятидесятых годах Леви открывал клубы чуть ли не каждую неделю. Ему принадлежали Embers, Round Table (излюбленное заведение его компании), Down Beat и Blue Note.

Когда в город приехал Алан Фрид, чтобы вести радиошоу на WINS, Леви стал менеджером деятельного диджея и занялся рекламой фонограммных вечеринок Фрида в Brooklyn Paramount и Fabian-Fox. Двенадцатого апреля 1955 года Фрид организовал недельное мероприятие под названием Rock-n-Roll Easter Jubilee. К выходным его посетили 97 тысяч человек, заплативших за билеты 107000 долларов, благодаря чему был побит продержавшийся 25 лет рекорд кассовых сборов, принадлежавший Paramount.