Геннадий Забродин - Рок. Искусство или болезнь? Страница 14

В последнее время в ряде публикаций газет и журналов высказывалась такая точка зрения: неформальные объединения — социальное зло. Уже одно то, что молодые собираются вместе не для работы, а для досуга, истолковывалось как неприятие ими коммунистических идеалов. Писалось, что неформальные группы неизбежно влекут за собой пристрастие к алкоголю, провоцируют наркоманию, токсикоманию. Их, неформалов, уже ничто не сможет удержать от проявлений садистской жестокости и разврата. Думается, такие утверждения весьма поверхностны.

Сами по себе неформальные объединения не опасны. Они существовали испокон века. Например, дворовые компании, где царил дух товарищества, где младшие, хоть и получали порой подзатыльник от старших, были уверены: в беде их не бросят, на защиту «своего» выступит вся улица. Но были компании, которых интересовало одно: как бы насшибать денег для выпивки. Так что компания компании рознь. То, что ребята организуются в группы, живущие своей, скрытой от взрослых жизнью, — это вполне естественно именно в подростковом возрасте. Для психологов тут нет ничего загадочного. Подростки — уже не дети, они начинают чувствовать себя самоценными личностями, требуют прав на участие в решении «взрослых» вопросов. А взрослые их ровней себе не считают, опираясь не на эмоции, а на экономику: не могут себя содержать, денег на прожитие не зарабатывают — стало быть, о какой самостоятельности может идти речь. Малы они еще. Что остается ребятам? Только одно: собираться в компании сверстников, где они ощущают себя личностями. Так какой же тут криминал в поведении?

Поэтому давайте не будем огульно охаивать всех членов неформальных групп. Лучше приглядимся к ним. Кто они? Какие они? По данным московской службы социально-психологической помощи, 5–7 процентов обследованных неформалов состоят или должны состоять на учете в психоневрологических диспансерах. Как видите, людей с отклонениями в психике в среднем не так уж много. Как обстоит по этой части с увлекающимися роком, мы поговорим чуть ниже. В целом же большинство неформалов — вполне нормальные ребята. Основную массу составляют представители так называемых неблагополучных семей, где родители злоупотребляют алкоголем и мало интересуются воспитанием детей, а также ребята из семей лишь внешне благополучных: в них зарплата не пропивается, зато смысл жизни сводится к приобретению вещей. Духовные интересы если и существуют, то отодвинуты на дальний план, как нечто совершенно не обязательное.

Дети, вышедшие из этих семей, обычно духовно слабы. Под силу ли им в одиночку противостоять миру взрослых? Нет, конечно. И они сбиваются в группы. Себя они пока не нашли, а вот запросы — главным образом материальные — у них высокие. У читателя может возникнуть вопрос: нет ли тут некоего противоречия? Ведь часть ребят как раз и рвалась из мира вещизма. А куда? Опять-таки к вещам? Нет, не к вещам, а к материальному сверхблагополучию. Если их папы и мамы гордились покупкой ковра или телевизора последней модели, чтобы, дескать, от соседей и сослуживцев не отстать, то их дети мечтают о заграничных машинах и яхтах, о поездках на зарубежные фестивали и отдыхе на Лазурном берегу Франции. А почему, скажите, им об этом не мечтать? Они считают себя более умными, чем их родители, более информированными, естественно, и благ они хотят получать больше и высшего качества. А поскольку материально как-то посодействовать осуществлению своей мечты они не могут, то хватаются за то, что лежит на поверхности. Главным образом за внешнюю атрибутику. Она становится символом неосуществленной мечты и в то же время показывает «понимающим», с кем они имеют дело.

Рядом с этими подростками в неформальных объединениях обычно бывают и ребята помоложе. Чаще всего они инфантильны, слабы, склонны к подражанию. Сильными и уверенными чувствуют себя только в компании. Закона не нарушают, побаиваются.

Ну и наконец, последняя группа людей, встречающихся среди неформалов. Это — тунеядцы, откровенно не желающие работать. Их немного, но они как раз и создают порой негативное впечатление об объединениях. Именно эти тунеядцы и совершают противоправные действия: крадут, фарцуют, занимаются валютным бизнесом.

Мы говорили о социально-психологической стороне ухода молодежи в неформалы. Но не будем скидывать со счетов и музыкальную сторону, которая в данном случае весьма значима, поскольку в большой степени объединение в группы провоцируется рок-музыкой. У социально слабых людей она создает иллюзию силы и общественной активности. Нам могут возразить, что в стране немало рок-групп, исполняющих песни социальные, протестующие. Но весь протест сводится к простому тыканью пальцем — это плохо, это, это… Созидательного начала в роке нет. А резкая, агрессивная музыка возбуждает толпу, конденсирует в ней отрицательные эмоции, не давая им выхода. И тогда в знак враждебности к бюрократизму зрители громят залы, крушат электрички или просто мордуют друг друга. Это вполне естественно: агрессия может породить только агрессию, неважно, застойный период на дворе или перестройка…

ПОД МУЗЫКУ… НА ПОБИТИЕ РЕКОРДА

Газета «Чикаго рекорд гералд» от 10 июня 1901 года писала, что в США на огромных персиковых плантациях в Говард-халэ, где в короткое время надо было обобрать более 25 тысяч деревьев и упаковать плоды, владелец плантации, увидев, как устают девушки-работницы, распорядился, чтобы при упаковке плодов оркестр играл различные веселые пьесы. И сделал следующее наблюдение: под музыку девушки менее утомляются, а общее количество готовой продукции увеличилось на 30 процентов. Одним словом, не только окупились расходы на оркестр, но и осталась известная доля прибыли.

Этим любопытным сообщением без малого девяностолетней давности мы хотим подготовить читателя к разговору о влиянии рок-музыки на психику человека. Но прежде не грех вспомнить, как вообще музыка, в частности, «дороковая», действует на организм. Поэтому продолжим наш небольшой исторический экскурс, дабы убедиться, что имеем дело не с единичным, исключительным случаем.

Германская газета «Ляйпцигер тагеблатт» от 5 июня 1908 года писала об опытах, в результате которых были сделаны выводы о том, что при работе, требующей равномерного и быстрого выполнения, ничто так не возбуждает рвения и ничто так не ускоряет работу, как музыка. Так, на фабрике в Конайолари в штате Нью-Йорк автоматический рояль играл марш за маршем. И оказалось, что в то время, когда звучала музыка, количество конечной продукции было больше, чем в остальное время. Тогда рояль решили установить во всех отделениях фабрики.

Подобные эксперименты проводили многие предприниматели. Известно, например, что знаменитый изобретатель и бизнесмен Т. Эдисон использовал музыкальные записи на своем заводе. Целые музыкальные группы были созданы Г. Фордом для конвейерных линий. У этой музыки даже собственное имя появилось — производственная.

Она нашла признание и на предприятиях молодой Советской Республики. В 1919 году газета «Искусство коммуны» рекомендовала ее как действенное средство для оптимизации производства. Этой музыкой и возможностями ее применения интересовались известные ученые, в том числе и выдающийся психиатр академик В. М. Бехтерев. К слову заметить, он даже собирался основать институт музыкальной терапии. Стало быть, уже в ту пору думали и о лечебном эффекте музыки. И об этом /лы немного ниже поговорим более обстоятельно. Сейчас же продолжим разговор о производственной, или, как ее нынче называют, функциональной музыке.

Во время второй мировой войны британская радиостанция Би-би-си проводила передачи под общим названием «Музыка для вашей работы». Судя по отзывам специалистов, слушая эту музыку, рабочие сборочных цехов военных заводов трудились по 10–12 часов в сутки, не снижая производительности. В послевоенные годы функциональная музыка стала привычной на сотнях предприятий и в Англии, и во Франции, и в Америке. В пятидесятых годах было установлено, что музыка способна увеличить производительность труда на 25 процентов. Кроме того, она облегчает «втягивание» в трудовой процесс, снимает накапливающуюся в течение смены усталость, нервное напряжение и, как ни покажется странным, влияет на качество продукции.

Наша страна, лидировавшая в научном изучении функциональной музыки в двадцатые годы, затем свои позиции сдала. Лишь в конце шестидесятых годов в Министерстве легкой промышленности Литовской ССР был создан сектор функциональной музыки. Сейчас она применяется уже на сотнях предприятий и даже во время космических полетов.

В те же шестидесятые годы пробуждается интерес и к музыкотерапии, то есть использованию музыки с лечебными целями. То, что музыка производит на слушателя как бы очищающее действие, известно с древних времен. Еще Аристотель говорил о катарсисе — психоэмоциональном очищении, которое приносит искусство, прежде всего трагедийное. А искусство в Древней Греции в основе своей было музыкальным. Правда, ни о каком научном исследовании этого явления в ту пору речи не было. Первые попытки научного объяснения механизма лечебного воздействия музыки приходятся на XVII век. Широкие экспериментальные исследования начались лишь в конце прошлого столетия.