РАФАЭЛЬ САБАТИНИ - Торквемада и испанская инквизиция Страница 17

Отталкивающее мнение об инквизиции во всем мире не может сравниться с памятью, оставленной ею о себе в Испании.

Еще во время первого приезда Изабеллы в Севилью – об этой карательной поездке уже упоминалось – ей было впервые предложено учредить Святую палату в Испании. В это время король пребывал в Эстремадуре, занятый укреплением границ с Португалией.

Предложение исходило от Алонсо де Охеды, настоятеля доминиканского монастыря в Севилье – человека, пользовавшегося огромным уважением и репутацией святого.

Видя усердие Изабеллы в стремлении восстановить порядок в стране, Охеда убеждал ее не оставлять без внимания угрожающее распространение мерзкого иудейского движения. Он доказывал, что в основе многих обращений евреев в христианскую веру лежало притворств, и жаловался – с определенной долей справедливости, – что эти люди насмехались над Святой церковью, оскверняли ее таинства и совершали отватительное кощунство своим лицемерным принятием христианской веры. Настоятель убеждал, что заслуживают суровой кары не только опустошения, производимые иудеями в рядах более праведных «новых христиан», но и новообращения в свою веру, которые они до сей поры пытаются проводить среди старых христиан.

Чтобы осуществить необходимую чистку, он умолял королеву учредить в Кастилии инквизицию.

На набожную женщину его аргументы, безусловно, производили сильное впечатление. Но набожность королевы, какой бы сильной она ни была, не толкнула ее на меры, затребованные духовным наставником. Уравновешенный и трезвый ум ее оставался абсолютно неподвластным фанатизму. Изабелла понимала, что предпринять какие-то шаги необходимо; но, вместе с тем, не одобряла фанатизма, который дохновлял стоявшего перед ней монаха, и сознавала, что этот фанатизм неизбежно и явно преувеличивает причиняемый ущерб.

Она была осведомлена также и о чрезвычайно недоброжелательном отношении к «новым христианам». Новообращенные могли бы отвести религиозную враждебность христиан, но глубоко укоренившаяся национальная непримиримость оставалась; более того – ее разжигала зависть к успехам «новых христиан». Энергичность и сообразительность, присущие евреям, способствовали, как это бывало и раньше, их уничтожению. Не было такой высокой должности, на которой не находился бы один из «новых христиан»; не было ни одной управленческой службы, где они не превосходили бы числом старых христиан – чистокровных кастильцев.

Такое положение дел было известно королеве, ибо ее саму окружали обращенные и потомки обращенных. Несколько ее советников, три секретаря – одним из которых был хроникер Пулгар – и даже казначей были «новыми христианами» (В «ClarosVaгоnеsdеEspana» Пулгар утверждает, что даже в венах прежнего духовника королевы, Хуана де Торквемады, кардинала Сан-Систо, имелась доля еврейской крови. Но в достоверности этого можно усомниться, ибо сам Пулгар – «новый христианин» и, вероятно, постарался включить и ряды «новых христиан» побольше знаменитых личностей. Сурита, с другой стороны, утверждает, что племянник кардинала, Томас де Торквемада, Великий инквизитор, был «чистой крови». Термин «чистая» в этом контексте происходит из распространенного убеждения, что кровь еврея являет собой жидкость темного оттенка, в отличие от ярко-красной крови христианина).

Этих людей Изабелла хорошо знала и уважала. Судя о «новых христианах» в основном по своему ближайшему окружению, она, естественно, не приняла всерьез обвинения Охеды, понимая природу этих нападок и учитывая неискоренимую озлобленность общества против евреев, силу предубеждений, которые распространялись и на «новых христиан» в такой степени, что их называли обычно иудеями; поэтому зачастую в хрониках тех времен трудно определить, каких именно евреев автор имеет в виду.

Мы уже отмечали, – что, несмотря на обращение, национальная вражда сохранилась. Позиции христианина по отношению к еврею не претерпела изменений за сотню лет, минувшую с тех пор, когда при подстрекательствах архидьякона из Эсихи толпа взбесилась и устроила резню евреев, которые для нее всегда оставались потомками тех, кто распял Христа.

На Пиренейском полуострове отзвуки такого отношения сохранились до наших дней. В словаре португальских низов и даже в среде людей относительно образованных нет эпитета «жестокий». «Еврей» – вот слово, заменяющее его, и в качестве фразы, пресекающей жестокость человека или животного, используется выражение «Не будь евреем!» (Nao seja judeu!).

Наиболее точное представление о распространенном тогда отношении к евреям дает отрывок из Берналдеса, посвященный их образу жизни и обычаям. Берналдес был священником, то есть в достаточной мере образованным человеком, о чем свидетельствуют и его труды. Тем не менее, содержание этого отрывка до нелепого глупо и до отвратительного злобно. Оно могло быть порождено лишь рассудком, в котором фанатизм разрушил всякое чувство меры.

Единственной исторической ценностью этого пассажа является тот прискорбный факт, что его можно признать верным отражением предрассудков, господствовавших в дни Изабеллы. Он гласит:

«Еретики и евреи всегда отвергали христианские доктрины и всегда сторонились христианских обычаев. Они – знатные пропойцы и обжоры, никогда не порывавшие с иудейским обыкновением есть лук и чеснок, обжаренные на растительном масле, и мясо, тушенное на растительном же масле, которым они заменяют топленое свиное сало. А мясо с растительным маслом – это блюдо, обладающее столь дурным и стойким запахом, что их дома и подъезды гнусно воняют этой гадостью; и от них самих исходит противный запах из-за такой пиши и из-за того, что они некрещеные. Хотя некоторые из них приняли крещение, добродетель крещения не приносит плодов из-за их приверженности прежней вере и прежним обычаям, и потому новые христиане воняют подобно прочим евреям. Они не станут есть свинину, если не будут к этому принуждены силой… Они придерживаются еврейской пасхи и суббот, снабжают синагоги маслом для ламп. Иудеи приходят в их дома для тайных проповедей и молитв – особенно скрытно, когда дело касается женщин. Они приглашают раввина на забой скота или домашней птицы, едят пресный хлеб в соответствии с иудейскими обычаями, втайне проводят иудейские ритуалы и изыскивают различные предлоги, чтобы избежать таинств Святой Церкви… Не без причины Господь наш назвал их generatio ргаvа еt adultera («Источник зла и разврата» (лат). И в наши дни – дни небывалого распространения этой низкой ереси – многие монастыри были осквернены их торговцами и богачами, а многие монахини открыто восхищались этим и насмехались над верой, отказывались от веры и не боялись отлучения, поносили Иисуса Христа и Церковь. Евреи бессовестно относились к христианам, мошенничая при купле-продаже, используя хитрые уловки и обман. Они никогда не занимались сельским трудом – ни вспашкой или возделыванием земли, ни откормом скота; они обучали своих детей различным способам заработать на пропитание по возможности наименьшим трудом. Многие из них накапливали значительные состояния в считанные годы, не брезгуя воровством и ростовщичеством, утверждая, что отбирают богатство у своих врагов…»

Этим нагромождением отвратительной лжи можно было бы пренебречь, если бы не тот факт, что написано сие в доброй вере (в доброй вере фанатика) и отражает широко распространенное мнение, взлелеянное завистью, выраженной в причитаниях Берналдеса по поводу насилия иудеев и «новых христиан», которые, по его мнению, неискренни в принятой ими новой вере.

Изабелла не могла не заметить это чувство и понимала истинные его масштабы. В 1474 году ей представили очень печальную поэму, повествующую о «новом христианине» Антоне Монторо, где с ужасающими подробностями была описана резня обращенных и содержалась мольба о справедливом возмездии, доказывалась невиновность «новых христиан» и их искренность в принятии христианской веры. Эта жалоба пробудила сострадание в ее нежной душе, а проницательный ум отметил злой умысел и зависть, скрытые под правоверным усердием католиков.

Взвесив все эти соображения, королева отвергла предложения Охеды.

Весомее всякого другого, возможно, был тот аргумент, что трибунал инквизиции давал клирикам значительную власть. Изабелла уже проявила – и очень отважно – свое негодование по поводу присвоения духовенством тех полномочий, которые являлись привилегией испанского короля, и, чтобы подавить посягательства на эти права, не убоялась противостоять самому папе. Ее согласие с требованиями Охеды позволило бы духовенству основать учреждение, которое, не будучи подвластным мирским законам, непременно лишило бы Корону определенной части власти, которую Изабелла так ревниво оберегала.