Александр Зиновьев - Живи Страница 18

Мнение Социолуха

— Устроители таких праздников уродств не отдают себе отчета в том, какую страшную тенденцию эволюции они оправдывают, — сказал Социолух по поводу фестиваля, — Нарушен биологический механизм самосохранения рода человеческого. Раньше уроды погибали или сознательно уничтожались. Теперь они сохраняются. О них даже заботятся больше, чем о здоровых.

— На то мы и люди, а не звери, — заметил я. — Это гуманно. Ты предлагаешь инвалидов и уродов уничтожать?

— Ни в коем случае. Я лишь констатирую факт нарушения биологических защитных механизмов и предсказываю катастрофические его последствия в будущем. Человечество погибнет не от современных видов оружия и войн, а от избытка гуманизма.

— Вот это теория! Что бы ты сделал, если бы тебе дали полную власть над судьбой инвалидов?

— Я бы увеличил заботу о них по крайней мере вдвое.

— Как тогда тебя понимать?!

— Я всего лишь человек, а не Бог.

— Ты думаешь, если бы был Бог, он поступил бы наоборот?

— Вне всякого сомнения. Что гуманнее — сохранять жизнь миллионам уродов, обрекая их на страдания, или не допускать их? Бог принял бы второе решение.

— Но ведь возможно и другое решение! Можно сделать так, чтобы инвалиды вообще не появлялись.

— Увы, это уже не во власти людей. Человечество уже превратилось в рабов и в жертвы своего собственного прогресса. Я бы на твоем месте написал книгу на эту тему.

— А почему бы тебе самому не взяться за это?

— Я социолог. С точки зрения социологии несущественно, являются люди уродами или здоровыми. Масса уродов уже не есть урод. Законы общества уродов те же самые, что и общества здоровых. Бывают люди уроды. Но не бывает уродливых законов природы и общества. К тому же я не инвалид, у меня получилось бы неискренне.

— Ты думаешь, такую книгу напечатают?

— Все зависит от того, как ты ее напишешь. Если напишешь плохо, то напечатают. Кучу денег заработаешь. Известность. Государственную премию дадут. Если напишешь хорошо, не напечатают. И по шее дадут.

— Так какой смысл писать?

— И верно, никакого смысла в этом нет. Тем более у нас в комбинате готовится коллективный труд об инвалидах. Если узнают, что ты партизанишь в том же направлении, сотрут в порошок.

Мнение Теоретика

— Нам вроде бы пора ко всему привыкнуть и относиться к уродствам нашей жизни с полным равнодушием, — говорит Теоретик по поводу известия о фестивале. — И все-таки наша жизнь преподносит нам время от времени такие сюрпризы, что хочется разразиться площадной бранью. Наш город до сих пор не жил исторической жизнью в строгом смысле слова, а лишь имитировал ее. У нас не было ничего своего. Мы не внесли в мировую историю ничего значительного. Мы шагали в историческом строю как рядовые солдаты истории. И вот теперь нам засветила звезда известности. Но какая? За счет чего мы надеемся выбраться на арену истории? За счет праздника уродов! Причем праздник-то будет наверняка «потемкинской деревней». Ведь наших нормальных уродов нельзя никому показывать. Если их показать, эффект на Западе будет не меньше, чем от разоблачений сталинских репрессий. Значит, будет спектакль. Чисто пропагандистский трюк для очередного одурачивания Запада. Это будет праздник, но не для уродов, а за счет уродов. Точнее говоря, это будет праздник духовных уродов за счет уродов физических. Еще точнее — это будет праздник для руководящих уродов. Руководящие уроды из всего делают праздники для себя. Из побед и поражений, из удач и неудач, из улучшений и ухудшений. Они на сцене, они играют. А мы — лишь зрители их кривляний. Наше дело — аплодировать. Помяните мое слово, масса начальства получит за счет этого праздника уродств награды и повышения в чинах.

Надежды

Слух насчет перевода директора в Москву подтвердился. Я здесь употребил слово «подтвердился» лишь в том смысле, что уже решено назначить нашего директора начальником Главного управления министерства. Но директором будет не Гробовой, а дальний родственник Сусликова, подвизавшийся в какой-то конторке города. Гробовой будет лишь первым заместителем, то есть фактически будет заправлять делами Комбината. Я вроде иду на заведование отделом. Мне и радостно, и грустно одновременно. Радостно, поскольку работа будет отнимать у меня все силы и мне некогда будет переживать свою жалкую участь. Грустно, потому что работа будет отнимать у меня все силы и мне некогда будет размышлять о своей судьбе. Радостно, поскольку у меня будет большой кабинет и личная секретарша. Грустно, поскольку придется покинуть мой кабинетик, в котором прошли лучшие годы моей жизни. Зарплата будет больше. Квартиру, может быть, дадут. Если женюсь, наверняка дадут.

Надо сейчас же сделать предложение Невесте. Хватит дурака валять! Семья, дети — это реальные ценности жизни. Почему я должен быть лишен этого?!

Но Невеста как назло куда-то исчезла. Солдат говорит, что она в доме отдыха. Но из намеков Остряка можно догадаться, что она сделала очередной аборт и «отлеживается» в больнице. Мне становится дурно от одной мысли о том, что она так нелепо растрачивает свою жизнь и что другие так жестоко обращаются с нею. Как только она появится, надо будет с ней поговорить самым решительным образом. Надо этот дурацкий образ жизни прекратить. Ведь еще несколько лет такой жизни, и она умножит ряды одиноких существ или, в лучшем случае, ряды матерей — одиночек. Хотя в этом тоже есть свой плюс: может быть, тогда она согласится выйти за меня замуж. Мне все равно, чей будет ребенок. Лишь бы она была со мной.

Ночью мне опять привиделся тот одинокий инвалид, ломавший костыли. Его окружала хохочущая толпа пьяниц, в которых я узнавал сотрудников комбината. Я осознавал, что я это вижу во сне. Но от этого становилось еще хуже. И все настойчивее одноногий инвалид превращался в меня. Исчезла вторая нога. Костыли превратились в протезы. Надо мною склонялись директор, секретарь партбюро, Гробовой и другие сотрудники комбината. Они требовали отобрать у меня протезы во имя интересов коллектива. А я ломал и ломал протезы. А они никак не ломались. И все вокруг хохотали.

Мысли червяка

Я мог бы найти женщину для удовлетворения чисто физиологической потребности, как это делают Слепой и Теоретик. У меня в группе, например, есть молодая и не очень безобразная женщина, готовая разделить со мной ложе только на том основании, что я для нее — начальник. У нас это — обычное дело. И все на это смотрят сквозь пальцы. Этому придают значение только тогда, когда поступают «сигналы» в партийную или комсомольскую организацию (жалобы жен, доносы завистников), а также в тех случаях, когда требуется разоблачать аморальное поведение намеченной по каким-то соображениям жертвы.

Но для меня эта проблема, тривиальная для других, превратилась в принципиальную: я ее прочно связал с проблемой любви. Печально не то, что наша жизнь рано или поздно оканчивается, а то, что в пределах нашей короткой жизни все оканчивается очень скоро — дружба, любовь, преданность и прочее. И люди вынуждены в порядке самозащиты приучаться к изменам, предательствам, равнодушию, подлости. И плохо тому, кто не способен на это: он обречен на страдания. Однажды я был в доме отдыха. Познакомился там с девушкой из обслуживающего персонала. Очень приятная на вид, неглупая, легкая в общении. Мы подружились. Я уж собрался сделать ей предложение, но она сама опередила меня: предложила выйти за меня замуж, пожить некоторое время со мной, получить прописку в городе, устроиться на работу, а потом развестись и поделить жилплощадь. Она предложила себя за прописку в Партграде и жилплощадь! Я был настолько удручен ее предложением, что досрочно покинул дом отдыха. Она не могла понять моей реакции: ведь такое выгодное для меня предложение! Тем более мне как инвалиду все равно рано или поздно дадут хорошую комнату, а то и отдельную однокомнатную квартиру.

Эпоха любви прошла. Любовь есть историческое явление, относящееся лишь к определенным эпохам и условиям. Любовь есть продукт цивилизации, изобретение людей. Причем никакой свободной любви и свободы любви нет. Любовь по сути своей есть несвобода, ограничение свободы. Где есть свобода, там нет никакой любви. Нужны усилия для сохранения любви, определенные правила, без следования которым любовь исчезает. Эти правила обременительны. Да люди их вообще не знают. Культура любви утрачена. Ее заменила более доступная и необременительная культура секса с минимумом кратковременных личных отношений.

Я навечно остановился на стадии романтического юноши, впервые ощутившего даже не любовь, а потребность в любви. Всезнающий Слепой сказал в том разговоре о сексе, что любовь изобрели рыцари, лишенные возможности иметь сексуальные отношения, что любовь есть лишь смутное ощущение неудовлетворенной сексуальной потребности. Не знаю, прав ли он или нет. Но я бы хотел, чтобы он ошибался. Я думаю, что если люди и изобретают любовь, то в каждую эпоху заново и по — новому. Кто знает, может быть, я — один из тех, кто занимается переизобретением любви. Мне не нужно много женщин.