Владислав Пронин - «Стихи, достойные запрета...»: Судьба поэмы Г.Гейне «Германия. Зимняя сказка». Страница 18

Фейхтвангер не мог не сказать, что через сто лет в фашистской Германии насилие над личностью возведено в ранг государственной политики третьего рейха и поставлено на конвейер: «Как идиллична была жестокость тех времен по сравнению с нравами современной Германии! Какими просвещенными, галантными угнетателями были ее властители, какие мягкие шлепанцы они носили по сравнению с теми сапожищами, которыми властители «Третьей империи» топчут неугодных им людей!»

К традициям Гейне обратился и Иоганнес Бехер, создавая в 30-е годы поэму «Германия». Стихи поэта-коммуниста были близки гей невской сатире сарказмом, гневом, гротескным изображением тупой толпы, которая бездумно выкрикивает «хайль» обезумевшему диктатору. Сам Бехер стал изгнанником, как и Гейне. Он находился в Москве среди друзей, но память постоянно возвращала его на родину. Перед взором поэта орды штурмовиков, которые жгут книги, крушат памятники. С автоматами в руках они надзирают за своими жертвами, которым приказано строить бараки и крематории. Германию в поэме Бехера символизирует мать, прижимающая к груди ребенка. Только она провидит все бедствия, которые надвигаются на страну.

Люди искусства и простые читатели, чтобы разобраться в кровавой европейской хронике 30— 40-х годов, обращались к произведениям, созданным в давние времена. Они убеждались в том, что варварство преходяще, что деспотизм не вечен, что вчерашние фюреры неизбежно терпели крах. И одним из самых убедительных аргументов была поэма «Германия. Зимняя сказка», которую в эти годы читали и перечитывали на всех языках.

Закономерно, что в то время, когда Гейне находился под запретом у себя на родине, когда имя его было вычеркнуто из школьных учебников, а там, где печатались стихи, памятные каждому немцу, стояло «автор неизвестен», интерес к Гейне возрастает с неудержимой силой. Гейне в пору борьбы с фашизмом воплощал другую Германию — страну гуманистов, поэтов и мыслителей, а его поэма помогала разобраться в истоках национализма, толкнувшего страну на пагубный путь.

Кроме того, биография Гейне и, в частности, история создания и распространения его главной книги были наглядным примером интернационализма, необходимого в борьбе с фашизмом.

Фашизм объявил все человечество врагом немцев. Шиллер, Гете, Гейне, художники и мыслители прошлого и настоящего своими творениями доказывали, что именно они олицетворяют гуманистический дух Германии, а не нынешние временщики со свастикой и топором.

В своей автобиографической книге «Сын народа» вождь французских коммунистов Морис Торез четко сформулировал свое личное от ношение и отношение французского народа к народу Германии. Вспоминая о мрачной поре коричневой чумы, он писал: «Зверства гитлеровских властей, разнузданный нацистский террор во всей Европе не заставили меня осудить германский народ в целом, который нельзя смешивать с его палачами. Из немецких поэтов я больше всего люблю Гете и Гейне. Гейне, подлинно революционный поэт и друг Маркса, вложил всю свою ненависть к эксплуататорам в «Песню силезских ткачей». Я люблю еще его сатирическую поэму «Германия. Зимняя сказка». Этот поэт, сочетавший в себе свободный ум и пламенную душу, приветствовал в Париже, куда он бежал от прусской реакции, французских рабочих, которых он сравнивал с Циклопами, кующими будущее»{36}. В тюрьме Санте политический узник Морис Торез изучал немецкий язык, чтобы прочитать в подлиннике произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, стихи Гете и Гейне. В 1939 году Луи Арагон написал статью «Истинная Германия». Арагон вспомнил о том, как в трагические дни августа 1918 года он вместе с другими солдатами наткнулся в покинутом окопе на труп юноши. «Смерть застала его за чтением, и он так и остался сидеть, но голова запрокинулась, и книга упала на землю рядом с ним, небольшая книга в бледно-розовом переплете с желтоватыми крестиками. Я поднял ее. Это была антология немецких поэтов, вышедшая в Кельне во время войны». Эта книга помогла Арагону узнать немецкую поэзию, открыть старых и новых поэтов Германии. «По окончании войны я понял, — продолжал Арагон, — что необычайное взаимодействие, существующее между народами, называется поэзией. Понял, почему Гийом Аполлинер мог писать по-французски в манере Генриха Гейне прекраснейшие стихи о Германии…»{37}. Арагон напоминает здесь о стихах Аполлинера, который, безусловно, испытал влияние Гейне и даже сочинил свою поэтическую версию знаменитой «Лopeлеи». Генрих Гейне, живший на чужбине во Франции, научил Арагона в этот самый мрачный период европейской истории, как отличить бессмертную Германию от ее временных хозяев. Вскоре после войны французский литературовед Шарль Андлер выпустил монографию «Поэзия Гейне», в которой «Зимнюю сказку» он назвал «Poème de combat» — «Поэма борьбы». Само слово «combat» было тогда символом эпохи, именно так называли участники антифашистского сопротивления свою подпольную газету.

Опаленная огнем поэма Гейне вызвала широкий интерес и в скандинавских странах. В 1935 году исследователь и популяризатор творчества немецкого поэта профессор Вальтер Берендзон издал в Копенгагене книгу «Живой Гейне в Скандинавии», в которой рассказывалось о популярности автора «Зимней сказки» в Норвегии, Дании, Швеции, а также Исландии. Как вспоминал впоследствии В. Берендзон, Геббельс самолично выразил неудовольствие этой книгой.

В 30-е годы «Германия. Зимняя сказка» в переводах публикуется в ряде стран, где прежде не издавалась. Так, например, в 1933 году поэма выходит в свет в Болгарии, в 1936 году — в Югославии, в 1938 году — в Японии и др.

Однако ни в одной стране мира после запрета Гейне в Германии его произведения не издавались столь постоянно, как в Советском Союзе. Начиная с 20-х годов популярность Гейне у советских читателей возрастала. Его стихи и отрывки из поэмы «Германия» несколько раз включались в различные антологии революционной поэзии Запада, выходили однотомники его избранных произведений. С Гейне у советских людей устанавливаются совершенно особые отношения, настолько непосредственные, что казалось, будто читатель общается не с поэтом-классиком, а со своим близким другом. Стихи «барабанщика революции» — простые, раскованные, шутливые — оказались созвучными эпохе. Можно сказать, наша молодежь зачитывалась Гейне. К тому времени уже были хорошо известны стихи Маяковского и молодых комсомольских поэтов, а при всем существенном различии их и Гейне было нечто общее: обнаженность мнений и страстей, высокий пафос, смягчавшийся легкой иронией.

Будущий переводчик немецкой поэзии, в том числе и поэзии Гейне, а пока еще начинающий комсомольский поэт Лев Гинзбург на школьных вечерах перед войной читал свои стихи, посвященные Гейне.

Города Германии, города на РейнеСуществуют вот уже много сотен лет.Пел о них когда-то славный Генрих Гейне,Смелый барабанщик, боевой поэт…

«Дальше, помню, — писал Л. Гинзбург в автобиографической книге, названием которой стала цитата из Гейне: «Разбилось лишь сердце мое…», — обличались «дуры Геттингена с толстыми ногами», «жирный мир колбас» — то есть немецкое филистерство, заканчивалось же стихотворение тем, что «в каменном Париже» «юный красный доктор» — то есть Маркс — «им руководит», им — то есть Генрихом Гейне»{38}.

В газете «Известия» 7 декабря 1928 года был напечатан очерк А. Аграновского о сибирском учителе Адриане Митрофановиче Топорове, авторе книги «Крестьяне о писателях». Очерк назывался «Генрих Гейне и Глафира», и говорилось в нем о девочке лет четырнадцати, ученице Топорова, которая читала в далеком сибирском поселке Гейне, Ибсена и еще многих других классиков и современников. Да и не она одна, а ее товарищи, родители, односельчане из коммуны «Майское утро», которым привил великую любовь к книге А. М. Топоров.

М. А. Светлов в стихотворении «Ночные встречи», написанном в самом начале 30-х годов, совсем запросто обращался к «мелкобуржуазному» писателю Генриху Гейне. Он был уверен, что стародавний романтик прекрасно поймет его — молодого романтика революционной России:

Старого Гейне добрый взглядУставился на меня…Милый Генрих! Как я радТебя наконец обнять!{39}

Все разрешалось логично и просто: Светлову пригрезился любимый поэт, которым он зачитывался накануне.

Долго гудел в рассветной мглеГул его шагов…Проснулся. Лежит у меня на столеГейне — шесть томов.

Кстати, какие же шесть томов мог читать тогда Светлов? Вероятно, это было шеститомное собрание Генриха Гейне под редакцией П. Вейн-берга, выходившее огромными тиражами в начале 1900-х годов как приложение к журналу «Нива». Все остальные дореволюционные собрания сочинений Гейне издавались в большем количестве томов, первое советское собрание Гейне под редакцией А. Блока осталось незавершенным, а первый том собрания сочинений Гейне в иэдательстве «Academia» появился уже после того, как было написано стихотворение М. Светлова, — в 1935 году.