Ольга Аксютина - Панк-вирус в России Страница 18

О: А у восточных панков какие особенности?

X: Они похожи на каких-то сумасшедших банзаев — камикадзе-самураев. Они все черные, и доводят свой образ до гротеска восточного дьяволизма, буддизма, и в то же время каких-то остроконечных Микки Маусов.

О: Записи как доставались?

X: Друг у друга переписывали. Кому-то из-за границы привозили, и так это распространялось через много рук полуподпольно. Сначала слушали "Sex Pistols", «Clash», «Exploited», "Dead Kennedys". И здесь групп-то было мало. Вот самая первая панк-группа, которая в стране появилась — это "Автоматические удовлетворители" (АУ). Они появились году в 1979-м. А мы первый концерт дали в 1983-м. Были и до нас группы, но самые старые группы распались, только мы остались. Я вот так вспоминаю. Мы тогда играли по бомбоубежищам в начале 80-ых. Собирались панки, анархисты, хиппи всякие, бомбоубежище закрывалось… Была такая группа — «Диоген», еще «Дихлофос» и группы с такими названиями — «Какашечки», «Сопельки», «Козявочки» — много таких названий — типа самобичевание. У «Диогена» барабанщик работал слесарем или сантехником в ЖЭКе, и он пробил там помещение — "под вокально-инструментальный ансамбль". И туда стали всякие группы приезжать — типа фестивали были там. Это был андеграунд дикий. Я играю, смотрю в зал, а там происходит все, что угодно — пыхалово, ширялово, фак идет во время концерта. Такого не было ни в ДК, нигде. Несколько было таких бомбоубежищ. Самое первое, самое долгое бомбоубежище было около метро «Сокол». Такие концерты происходили раз в несколько месяцев. Приходили только свои.

О: А как насчет ментов?

X: Они не могли. Стены больно толстые (смеется) в бомбоубежищах.

О: А после концертов?

X: А чё после концертов? После концертов — разбитые баяны, банки от пятновыводителей, тюбики от клея — уже все кончалось… бутылки от портвейна водки. Как это было. Вечером собираются часов в 7–8 и так вот до утра, все какие-то фиг-знает-какие выходили из подвала… В середине 80-х стало больше групп, больше панков. И концерты стали проходить с большим количеством людей. Я помню концерты середины 80-х, вместе мы играли — "Автоматические удовлетворители", «Чудо-Юдо», «АНЧ», «Нострадамус», "Прочие нужды". Играли по Дворцам Культуры и по клубам. И как правило, всегда концерты проходили один раз в одном месте. Потому что во второй раз администрация не хотела пускать панков. Вот, например, тут недавно концерт «Чудо-Юдо» играли, и после концерта администрация сказала: "Тут играли и фашисты, и сатанисты и какие-то извращенцы, все нормально было. Но такой страсти, как играли панки, мы не хотим больше, и никогда панков не пустим". Там пробили все унитазы, лампочки разбили, аппарат поломали, шторы подожгли, вообще такой destroy сделали, что то место, где играли, выглядело как после ядерного взрыва, а не как после концерта. Облевали там все.

Потом в Москве в 85-м появилась Рок-Лаборатория — филиал КГБ, потому что Комитету Государственной Безопасности было трудно уследить — с каждым годом становилось все больше людей-контркультурщиков, и уже трудно было, как это было раньше, как меня, вызывать, ставить человека из КГБ, который за мной следил. А нельзя же так, чтобы над каждым панком было по одному КГБэшнику, слишком штат пришлось бы…

О: В чем это заключалось? Как это он следил?

X: Хрен его знает, что они там делали, но КГБ всегда работало круто. Вот например, я звоню по телефону, договариваюсь — вот поедем, сделаем destroy дестройку, повеселимся. Договариваюсь с друзьями, забиваю в Центре стрелку. Иду в метро, а он уже стоит там, в метро, и смотрит на меня. Я думаю: "Что он здесь делает?" Раз, прохожу, он за мной — следит куда я. Глупость какая-то. Я был ребенок вообще, а за мной такие взрослые дядьки следили. И я когда в школе учился, мне давали такие стремные волчьи характеристики: "Дима Свинокопытников. Нельзя впускать в крупный, здоровый коллектив — разлагает изнутри" (смеется). Я в школе сделал свою панк-команду. Перовские панки — панк-команда «Плесень». У нас тут были подвалы свои. Это было в 81-82-х годах. Здесь, в Перово, сначала было урлово очень. А потом панки стали еще более агрессивными и экспрессивными, чем урла, и просто урла стала по фигу… Были потом проблемы с люберами. Это уже позже. Сначала их не было, а были проблемы просто с гопниками, типа такие: тельняшка виднеется дембельская. Поверх пиджака с поднятым воротником, рубашка, ботинки остроносые на скошенном каблуке. Все такие с пальцовками: "А шо ты булавку, ты шо, фашист, шо ли?" А потом любера появились, а потом они исчезли (смеется).

О: Как советские обыватели реагировали?

X: Когда мы в 83-м году репетировали на овощной базе… Я туда пришел. И говорю: "Здрасте…" — такую телегу прогнал, потому что если бы правду сказал, там бы ни хрена не пустили. А я пришел и говорю: "Я — художественный руководитель вокально-инструментального ансамбля. Давайте мы у вас будем репетировать, за это вам концерты делать по праздникам". Там у них был актовый зал небольшой, сцена невысокая. А там бабки какие-то работали, когда нас видели — хватались за голову, крестились и говорили: "Вот чудо-юдо-то, вот чудо-юдо". Прямо вот так совпадало — получалось, что мы выбрали название, и нас так и называли. На улице час-то пальцем на нас показывали, потом как-то меньше и меньше, но этот процесс замедленный очень. Вот когда мы были в Амстердаме, в Берлине — там вообще никто ни на кого внимания не обращает — там хоть помойное ведро на голову надень, ходи — никто не посмотрит. А здесь до сих пор обращают внимание.

О: Долго вы продержались на этой базе?

X: Да. Обычно в 80-ых годах любая группа больше года на одной базе не держалась, а мы там продержались долго — года 3–4. А потом уже Рок-Лаборатория появилась. Дали нам базу от Рок-Лаборатории в клубе «Октябрьский» около Птичьего Рынка. Сначала нам дали обычную комнату, а потом сказали: "Не жирно ли вам, сраным панкам, репетировать в цивилизованной комнате? Здесь лучше будут дети песенки под рояль петь". И отослали нас в другое помещение в том же клубе, а это помещение, ну, такое маленькое. Мы узнали, там раньше был туалет. Меньше базы по размеру в природе не существует. Мы к друг другу, плечо к плечу, барабаны, колонки — на сраной аппаратуре громыхали. Но нормально. Там мы отрепетировали альбом "Sex Terror".

О: А где вы инструменты изначально взяли?

X: Сначала гитара была стремная, что стремнее и представить нельзя — гриф от семиструнки, а корпус от другой гитары, от ГДРов-ской, разбитой — сзади у нее стенка была выбита, звучок стоял советский, за 7 рублей, от акустической гитары. Поганей придумать нельзя. Струны разные, облезлые — половина акустических, половина — от «Урала». Все это самими делалось. У остальных участников группы — такие же сраные «Уралы» и всякое дерьмище. Барабаны тоже сами делали. Вот один из наших барабанщиков сделал бочку длиной метра 3. Она звучала как турбина, как труба в канализации… А потом я пошел работать в парикмахерскую — заработал на гитару и уволился. У нас в группе при любом составе люди творческие, все люди искусства — все в группе умеют рисовать, умеют писать стихи, музыку. Потом начали появляться рок-клубы. Одним из первых был Sexton FozD. И там "ночные волки" делали специальные панк-дни. В Sexton'e играли и «Чудо-Юдо», и «Пурген», и "Автоматические удовлетворители", и «НАИВ» и "4 таракана" и многие другие.

О: Какие ты можешь отметить отличия российского панка от Западного?

X: У панков в России изначально были корни и смысл для появления, в отличие, например, от скинхедов. Вот, например, на Западе панки боролись против обывательщины, против мещанства, безработицы. А здесь было больше смысла для появления панк-рок-культуры, потому что был коммунизм. Панки боролись с коммунизмом, показывая свой протест через поведение, одежду, украшения, грим, музыку, концертные выступления, хэппенинги, авангардные шоу. Панк-рок родился сам по себе, конечно же на Западе, но отечественное панк-рок движение не сдирало ничего, а просто шло и росло параллельно этому. Российские анархисты не могли не выглядеть по-панковски.

О: А как узнавали в начале 1980-х, какие у западных панков идеи, прикиды?

X: По фотографиям. И сами тоже додумывались. Одна из первых фотографий, которую я увидел в 1976 году, была напечатана в журнале «Крокодил». Там была напечатана статья, называлась — «Шпана-рок». Было написано: "Отбросы общества. Гнильё. Белиберда. Поколение X". И фотография — стоит чувачок такой. У него косточки каких-то рыб или животных, обтянуто какой-то штукой типа тухлой кожи свиньи и куски сырого мяса на груди (гнусаво) какие-то вонючие висели. И все это проткнуто булавками. Я подумал: "Ни фига себе, как это интересно!" Когда я был маленький, родители снимали дачу в Подмосковье. И там была хиповая коммуна. Они жгли костры всякие. Я к ним ходил в гости и видел то, как они проводили время… Было мне 3-4-5 лет. А они там мне: "Димончик, приколись какая фенечка, маленький пипл". Забавляли меня всякими такими штуками, учили рисовать пацифик, писать всякие штуки, которые мне, как ребенку того возраста, не надо было писать: "Free Love", "Flower — Power", "Peace and Love". И я хоть маленький был, думал: "Какие смешные дядечки и тетечки. Они добрые, но какие-то беззащитные". Добро должно быть с кулаками, что сейчас в панк-движении и стало. Потому панки не пацифисты, и слава богу (смеется). И еще хочу сказать, что много моих панк-кумиров умерло от наркотиков. И я хочу посоветовать панкам и вообще любой молодежи, чтобы не употребляли наркотиков.