Михаил Шелякин - Язык и человек. К проблеме мотивированности языковой системы Страница 2

Проблема «Язык и человек» – это проблема как сущности языка, так и сущности его носителя – человека, поскольку одно органически связано с другим в том единстве, которое принято называть особым биосоциальным существом, чьим отличительным свойством является коммуникация при помощи специфического средства – языка, определяющая существование, жизнедеятельность и развитие этого существа. Иначе говоря, человеческий язык необходимо входит в само определение человека. Поэтому некоторые философы лаконично определяют человека не столько как Homo sapiens или Homo faber, сколько как Homo loquens (говорящий), хотя, видимо, более сущностным и интегрирующим было бы название человека как Homo agens («деятельностный») [Каган 1974]. Если учесть, что коммуникация является, своеобразной деятельностью человека, то под человеком в проблеме «Язык и человек» следует понимать всегда коммуникативное лицо – говорящего и его партнера по коммуникации.

Проблема «Язык и человек» всегда была в центре внимания наук о человеке и выделяется своим многоаспектным характером, будучи предметом изучения разных наук и научных подходов, поскольку человеческий язык – сложное социально-психическое явление. Так, эта проблема исследуется в физиологии, нейрофизиологии, психологии, антропологии, логике и др. Каждая наука имеет свой аспект изучения данной проблемы, но в большинстве случаев понимает под языком не систему языка, а речь в процессах ее порождения и понимания. Языкознание уже с момента своего зарождения искало свои аспекты изучения проблемы «Язык и человек». В античное время, когда в языкознании преобладал философский подход к языку, такими аспектами были: вопросы о происхождении языка и языковых знаков («по природе» или «по установлению»), связь языка и мышления, отношение языковых значений с реальной действительностью и др. Только под влиянием идей В. Гумбольдта язык стал изучаться как феномен человеческой психики, культуры народа и деятельности человека. Во всех аспектах лингвистического изучения проблемы «Язык и человек» прослеживается одна общая тенденция – попытка объяснить языковую систему и ее избирательное употребление в коммуникации путем поиска детерминирующих факторов. Особенно это характерно для языкознания XIX и XX вв. Поэтому можно утверждать, что проблема «Язык и человек» как лингвистическая проблема заключается в изучении мотивированности (детерминируемости) языковой системы и ее употребления в речи.

В языкознании уже накопился опыт объяснения языковых явлений, который был предметом критического анализа и осмысления. И все же можно констатировать, что языковеды больше «разрушали» в этом отношении, чем «созидали», и меньше предлагали альтернативных решений. Сдерживали развитие объяснительного аспекта в языкознании и теоретические установки влиятельных лингвистических школ, считавших, вслед за Ф. де Соссюром, что «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя» [Соссюр 1977: 269]. Как абсолютно понятое, это положение Ф. де Соссюра приводило лингвистов (сознательно или бессознательно) к укреплению и развитию прежде всего описательного аспекта в языкознании и к «отчуждению» его от других наук, изучающих человека и общество, ибо язык – это не тот феномен, который можно объяснить и понять исходя лишь из данных самого языкознания, с чисто лингвистических позиций. .

Однако положение дел с объяснительным аспектом в науке о языке стало резко изменяться примерно с 50—60.-х гг. XX века, когда начало развиваться антропологическое в широком смысле слова направление в языкознании. Способствовало также укреплению объяснительного аспекта в языкознании и появление в 60-х гг. XX века теории языковых универсалий, которые стали предметом интерпретации с выходом за пределы языковой системы в область антропологических и информационно-коммуникативных факторов. Следует отметить и появившуюся в это время тенденцию к более глубокому изучению так называемого звукосимволизма, снявшему с этой проблемы оценку ненаучности, особенно в связи с теорией происхождения языка. Большим стимулом к изучению детерминированности языковой системы и ее употребления стало возникновение в 50—60-х гг. XX века качественно нового этапа в развитии психологического и нейропсихологического направления в языкознании, когда появились психолингвистика и нейролингвистика. Существенным для решения проблемы детерминированности языковой системы и ее употребления являются данные кибернетики, теории информации и связи. Наконец, в самом языкознании и вообще в гуманитарных науках в последние десятилетия произошли крупные изменения в самих принципах изучения соответствующих проблем, а именно в них уделяется большое внимание человеческому фактору как объясняющему научному принципу. Мы имеем в виду прежде всего лингвистические концепции, развивающие антропоцентрический принцип в исследовании языка (например, таковы работы Э. Бенвениста, К. Бюлера, Г. Гийома, Ю.С.Степанова и др.,о чем см. ниже).

Все сказанное свидетельствует о том, что в современном языкознании появились новые возможности для дальнейшего развития объяснительного аспекта науки о языке. Но это не значит, что использование данных других наук о человеке лишает языкознание своей самостоятельности. Напротив, это использование поднимает языкознание на новый уровень развития: оно перестает быть чисто гуманитарной наукой, превращаясь в специфическую науку, объединяющую в себе соответствующие гуманитарные и естественнонаучные данные и изучающую язык в единстве с биосоциальной сущностью человека.

2. Связь проблемы «Язык и человек» с объяснительным аспектом науки о языке

Связь проблемы «Язык и человек» с объяснительным аспектом языкознания очевидна. Ведь язык создан человеком (а не каким-либо демиургом) в ходе длительной его социальной эволюции и развитая коммуникации, потребности которой привели к образованию языка. Именно потребности коммуникации стали исторической основой для появления и развития языка как социального продукта. Как писал Ф.-де Соссюр, «язык одновременно и орудие и продукт речи [Соссюр 1977: 57]. Сам по себе язык не порождает речь, а является орудием (средством) порождения речи – ее психофизиологического механизма. Поэтому можно утверждать, что язык – это своеобразный антропологический артефакт системного характера, входящий в речевую систему человека и созданный человеческим сознанием путем усилий социальной общности и существующий в сознании индивидуумов (как знание). Когда говорят, что язык существует в речи как объективная реальность, то не учитывают того, что в речи объективно представлены только знаковые средства, которые производит человек по команде высшей нервной системы в соответствии с образами сознания, отражающими эти средства. Что касается информативной функции знаковых средств, то она как идеальное явление существует не в речи, а только в сознании индивидуумов и не может ни восприниматься, ни передаваться в буквальном смысле слова. «Когда говорят о передаче информации, – пишет М.И. Сетров (философ-биолог. – М.Ш.), – имеют в виду перемещение и действие сигнала, который, дескать, и «несет» информацию, В действительности в самом по себе сигнале нет никакой информации и вообще ничего, кроме запаса энергии» [Сетров 1978: 186], так как, «несмотря на то, что люди сейчас вооружены мощными техническими средствами и не менее мощными научными методами исследования, никто еще не видел эту загадочную информацию ни как субстанцию, ни как свойство» [Там же: 182]. В связи с этим уместно упомянуть замечание И.Ф. Вардуляотом, что языковой знак как «материально-идеальный кентавр – это нонсенс» [Вардуль 1977: 31].

На самом деле языковая информация не воспринимается получателем, а воссоздается в его сознании путем интерпретации знака, с которым у получателя ассоциируется соответствующая информация. Это уже хорошо осознавал В. Гумбольдт, писавший: «Люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов, и даже не потому, что взаимно настраивают друг друга на точное и полное воспроизведение идентичного понятия, а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено чувственных представлений и начатков внутренних понятий, прикасаются к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы [Гумбольдт 1984:166]. По поводу приведенного высказывания В. Гумбольдта С.Д. Кацнельсон отмечал: «Процесс понимания в этом изображении не есть спиритуалистический процесс переселения готовой мысли из одной головы в другую, а творческий процесс воссоздания мысли в связи со звуковыми текстами, получаемыми извне. Передаются только звуки, именно они «ударяют по клавишам» и приводят в движение весь «духовный инструмент»... Понимание есть деятельность ума по самостоятельной переработке воспринятых текстов, их расшифровке, взвешиванию и приведению в соответствие с ранее приобретенным опытом» [Кацнельсон 1972: 107]. Таким образом, прав был Ф. де Соссюр в своем, позже часто критикуемом, следующем определении языка: «язык... – есть явление по своей природе однородное: это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти элемента знака в равной мере психичны» [Соссюр 1977: 53].