РАФАЭЛЬ САБАТИНИ - Торквемада и испанская инквизиция Страница 21

Глава VIII. СВЯТАЯ ПАЛАТА В СЕВИЛЬЕ

Непреложная цель инквизиторов и непримиримость, с которой они намеривались действовать, ясно обнаружились в эдикте от 2 января 1481 года. Крайняя несправедливость, содержавшаяся в их призыве к властям арестовывать мужчин и женщин за выезд из Севильи, совершенный до издания запрета на подобные выезды, типична для деспотических методов инквизиции. Неудивительно – особенно, если учесть, сколь много было «новых христиан», занимавших в Севилье высокое положение, – что такие меры должны были привести к террору в отношении оставшихся в Севилье и заставить их принять меры для защиты себя от преследований службы столь несправедливой, что даже невинному младенцу могли вынести обвинительный приговор.

Группа влиятельных горожан собралась по приглашению Диего де Сусана – одного из богатейших людей Севильи, чье состояние оценивалось в десять миллионов мараведи54 Они пришли к выводу, что пора готовиться к активным действиям для защиты от трибунала инквизиции, и договорились, что при необходимости применят силу.

Среди тех, кто пришел на тайную встречу, было несколько церковников и людей, занимавших высокие должности, дарованные Короной: правитель Трианы Хуан Фернандес Аболафио, его брат – главный судья и откупщик королевских пошлин, лиценциат Бартоломе Торралба и Мануэль Соли – богач, обладавший широкими связями в высшем свете.

Сусан обратился к ним с речью, заявив, что они – влиятельнейшие люди Севильи, что их богатство – это не только собственность, но и хорошее отношение к ним народа и что лишь их решимость и сплоченность позволят успешно противостоять инквизиторам, если монахи предпримут против них какие-либо действия.

Все согласились с этим, и было решено, что каждый из заговорщиков соберет людей, оружие и деньги, которые могут понадобиться для осуществления их намерений.

Но у Сусана, на его погибель, была дочь. И эта девушка, которую за необычайную красоту называли La Hermoso Hembra(«Прекрасная Дама» (исп.), любила кастильца. Она-то и выдала инквизиторам заговор, «нечестиво оскверняющий естественные законы, запечатленные перстом господним в сердце человеческом». Какими мотивами при этом она руководствовалась, какую роль сыграл ее возлюбленный – документально не установлено.

Сусан и его неудачливые единомышленники были схвачены и заключены в кельи монастыря Святого Павла, который использовался в то время как тюрьма, а впоследствии предстали перед судом Святой палаты, заседавшим в стенах монастыря.

Конечно, их судили за ересь и вероотступничество, поскольку Святая палата не могла предъявить им других обвинений. К сожалению, Льоренте не отыскал записей об этом судебном разбирательстве – одном из первых, проведенных инквизицией в Кастилии, – поэтому не известно ничего, кроме того, что Сусан, Соли, Бартоломе Торралба и братья Фернандес были признаны виновными, что им приписывалось преступное вероотступничество и что их передали светским властям для наказания.

Гарсиа Родриго посвятил несколько страниц своей «Historia Verdadera» подробному описанию своей версии, утверждая, будто эти люди упорствовали в своем заблуждении вопреки многочисленным попыткам спасти их. Он наделяет фанатичного Охеду характером ангельским и милосердным и изображает его колеблющимся, со слезами на глазах умоляющим заговорщиков признать ошибку. Родриго уверяет нас, что, несмотря на настойчивые усилия доминиканца, не отступавшего до последней минуты, все его старания оказались тщетны.

Амадор де лос-Риос добавляет еще кое-что и о девушке: «Дон Рехинальдо Рубино, епископ Тивериадский, проинформированный о доносе и о поведении « La Hermoso Hembra », решил, что она должна вступить в один из монастырей города и принять монашеский постриг. Но, подчиняясь своей чувственной страсти, она покинула монастырь без официального разрешения и впоследствии родила вне брака нескольких детей. Ее красота с возрастом поблекла, и нужда постигла предавшую отца дочь миллионера Диего де Сусана. Она умерла, находясь под покровительством мелкого торговца бакалейными товарами, В своем завещании она распорядилась, чтобы ее череп был установлен над дверным проемом дома, где она вела свою беспутную жизнь, как наказание за ее грех и в назидание потомкам. Этот дом расположен на Калье-де-Атод, и череп « La Hermoso Hembra » продолжает находиться там до наших дней».

Однако нет ни малейших доказательств в подтверждение рассказа Родриго, призванного лишь оправдать жестокий приговор трибунала. Отметим, что Берналдес – единственный, кто кроме Родриго описывает кончину Сусана, – сообщает, что он умер христианином (то есть заявил о своем раскаянии). Но если учесть, что Берналдес является пылким поклонником и защитником инквизиции, то такого заявления из-под его пера достаточно, чтобы заподозрить инквизиторов Морильо и Сан-Мартина в нарушении буквы закона, ибо в то время еще не было установлено смертной казни для раскаявшихся.

Диего де Сусан и его сподвижники стали главными действующими лицами на первом аутодафе, проведенном в Севилье 6 февраля (Льоренте указывает: «6 января» – очевидная ошибка, потому что инквизиторы опубликовали свой декрет 2 января, а преступление Сусана совершено уже после опубликования (до изданий эдикта оснований для доноса не было).

Вокруг этого аутодафе было относительно мало помпезности и церемоний – того страшного театрализованного представления, которое обычно отличало судопроизводство инквизиции. Впрочем, основные элементы ритуала уже присутствовали.

Под конвоем алебардщиков Сусана и его товарищей водили по городу босыми, с кандалами на руках, в позорящих покаянных мешках желтого цвета, чтобы их могли хорошенько рассмотреть все жители. При виде достойных и уважаемых граждан в столь плачевном состоянии глаза людей наполнялись ужасом и тревогой. Во главе процессии шествовал облаченный в черные одеяния доминиканец, высоко поднявший зеленый крест инквизиции, обвязанный траурной вуалью; за ним шли по двое соратники Святой палаты – члены братства святого мученика Петра; далее в кольце конвоиров следовали осужденные; и последними шли инквизиторы с приближенными и руководящий корпус доминиканцев из монастыря Святого Павла, возглавляемый настоятелем-фанатиком Охедой.

Процессия проследовала до кафедрального собора, где несчастных заставили прослушать мессу и составленную специально для этого случая проповедь, которую читал Охеда, продлевая утонченную пытку. Отсюда их вывели – вновь в составе процессии – за стены города на луга Таблады. Там их привязали к столбам, которые к тому времени уже были установлены, и подожгли вязанки хвороста. Такова была гибель несчастных – во славу католической апостольской церкви.

Теперь Охеда вполне мог испытывать удовлетворение – ему удалось-таки разжечь костры жестокости, которые, однажды вспыхнув, разбросали мириады искр по прекрасной цветущей стране, и полыхающее зарево охватило ее на четыре столетия. Это было первое сожжение, свидетелем которого был Охеда, и последнее. Час пробил. Его миссия, каким бы целям она на самом деле ни служила, была выполнена на лугах Таблады, и теперь он мог уйти из жизни умиротворенным. Несколькими днями позже Охеда умер, став одной из первых жертв бубонной чумы, опустошившей юг Испании.

С кафедр Севильи доминиканцы громогласно объявили эпидемию божьей карой, посланной на нечестивый город. Они даже не задумались над тем, что, если бы чуму на самом деле направляла рука Господа, то справедливо ли, что стрелы гнева божьего поразили столь благочестивых слуг его, как Охеда и ему подобные…

Впрочем, неспособность довести аргументацию до логического заключения и абсолютное отсутствие чувства меры присущи всякому фанатику.

Чтобы их самих не сразили стрелы эпидемии, пушенные в нечестивцев, инквизиторы поспешно бежали из Севильи! Они отправились на поиски районов с более здоровыми условиями и, сочтя ту или иную местность не отмеченной божьей карой – пока сами оставались здоровы, – усердно раскладывали свои костры, дабы исправить недосмотр Небес (Берналдес сообщает,что только в городе Аракена, где инквизиторы не обнаружили эпидемии, они учредили трибунал и заживо сожгли двадцать три человека в дополнение к множеству тел, эксгумированных ими для этой же цели).

Но через некоторое время они развернули еще шире свою деятельность и в самой Севилье. Эдикт от 2 января привел к чудовищным результатам: дворяне, не посмев пойти наперекор церкви, убоявшись угрозы отлучения, производили требуемые аресты, и группы пленников ежедневно прибывали в город из близлежащих сельских районов, где они попытались укрыться. В самом городе служители Святой палаты также не покладая рук отлавливали подозреваемых и тех, на кого из фанатизма или из мести были сделаны доносы.