Алла Черных - Мир современных медиа Страница 25

Особое значение в современной коммуникативистике при рассмотрении и анализе указанных проблем занимают теории социализации и культивации.

Теорию культивации применительно к анализу СМИ разрабатывали ученые Анненбергской школы (Annenderg School) при Пенсильванском университете (США) во главе с профессором Дж. Гербнером (Gerbner G.). Вопрос, сформулированный в виде рабочей гипотезы, звучал так: действительно ли интенсивное и многократное воздействие СМИ (в первую очередь телевидения) на протяжении длительного времени постепенно меняет наше представление о мире и социальной реальности? [J. Gerbner, L. Cross, M. Morgan and Signorelli, 1994].

Одним из основных конструктивных положений теории культивации является понятие унификации (mainstreaming) – стремление направить разнообразные представления людей о социальной реальности в единое русло. Унификация осуществляется в ходе конструирования из «фактов», наблюдаемых на телеэкране и сохраняющихся в памяти после просмотра телепередач, представлений о реальном мире. В случае корреляции между сконструированным и реальным мирами возникает резонанс, отчего эффект культивации усиливается.

Социальная реальность, возникающая и культивируемая посредством унификации, принимает различные формы, влияя на представления о гендерных ролях, формируя отношения к меньшинствам и инвалидам. В последнее время, несмотря на то, что теория культивации по-прежнему популярна и широко используется многими коммуникативистами, она подвергается существенной критике как с методологических, так и с содержательных позиций Это ведет к появлению новых интерпретаций ее исходных положений, в частности, сознательного характера использования зрителем СМИ в целях удовлетворения своих потребностей (теория пользы и удовлетворения потребностей), стремлению исследователей сделать теорию более основательной и предсказуемой, учитывая большее количество когнитивных переменных [J. Tapper, 1995], а также социальных факторов и культурных различий в самих СМИ и степень их соответствия друг другу [M. Morgan and J. Shanahan, 1995].

Теория социализации, используемая в коммуникативистике, имеет много общего с теорией культивации, уделяя особое внимание роли СМИ как постоянного источника воздействия, формирующего знания о мире и роли в нем человека. Как показали исследования Дж. Мейровича [J. Meyrowitz, 1985] и Н. Постмана [N. Postman, 1982, 1985], в век телевидения дети социализируются и начинают исполнять взрослые роли значительно раньше, чем это было даже несколько десятилетий назад. Телевидение – это окно, через которое дети узнают о мире взрослых, более не являющемся для них тайной. Влияние телевидения заключается в гомогенизации традиционных стадий развития человека: дети рано становятся похожими на взрослых, тогда как взрослые сохраняют многие детские черты. Совокупное влияние СМИ на детей наиболее значительно, когда передачи смотрят в развлекательных целях, причем их содержание воспринимается детьми как реалистическое в силу сравнительно малого социального опыта. Таким образом, именно медиа и прежде всего телевидение оказываются в современных условиях весьма важными источниками национальной и культурной социализации, особенно в тех случаях, когда их воздействие не корректируется традиционным окружением, т. е. когда ребенок растет в инокультурной среде [Kubey R., 1992].

В процессе взаимодействия с масс-медиа происходит мысленное конструирование воспринимаемой реальности, которая включает по крайней мере два компонента – фактичность (factuality), т. е. веру в буквальную реальность сообщений СМИ [Gerbner J., Cross L., Morgan M., and Signorelli N., 1994], и социальный реализм.

Понимание фактичности формируется постепенно. Если двухлетние дети совершенно не понимают репрезентативного характера телевизионных образов, воспринимая человека на экране как разговаривающего с ними, то примерно к 10 годам суждения детей практически аналогичны суждениям взрослых [Davies, 1997]. Что касается социального реализма, то он не означает веры в буквальность той реальности, которую показывают по ТВ, но формирование представлений о полезности знания изображаемых событий или их сходства с собственной жизнью. Интересен вывод, что СМИ в целом оказывают значительно большее воздействие на тех, кто приписывает им больший социальный реализм, т. е. сходство с действительными событиями, с которыми человек сталкивался в жизни.

Хотя до сих пор не существует единой теории, адекватно описывающей понимание масс-медиа и механизмы их воздействия, господствующим является убеждение о создании ими аналога действительности, воспринимаемой большинством людей в качестве реально существующей и в силу этого выполняющей функции образца (канона) поведения. Одной из важнейших по степени влияния на формирование образцов взаимодействия с другими людьми является показ базовой дихотомии «мужчины – женщины», углубленное изучение которой было инспирировано феминизмом.

1. Теоретические основы феминизма

Феминизм как теоретическая критика и социальное движение, наряду со студенческими и контркультурными движениями, борьбой за гражданские права и революционными движениями в третьем мире, как и борьбой за мир, ассоциируется прежде всего с 1968 г., давшим толчок резким социальным изменениям. Характер этих изменений дал основания некоторым исследователям характеризовать его как «водораздел между эпохами обычной и поздней современности» [Hall S., 1994. P 124]. Роль этих движений, по мнению Стивена Холла, состояла в том, что они противостояли как корпоративной либеральной политике Запада, так и сталинистской политике Востока, с подозрением относясь ко всем бюрократическим формам организации, прокламируя и осуществляя спонтанность и акты политической воли. Возникшие движения свидетельствовали об ослаблении или даже конце классовой политики и ассоциировавшихся с ней массовых политических организаций, прежде всего партий. Но самое главное, по мнению С. Холла, заключается в их культурном содержании: все эти движения выступали как мощная культурная форма, а их участники были сторонниками «театра» революции (это рецепция идей знаменитой книги Ги Дебора «Общество спектакля» [Debord G., 1967]. Каждое движение апеллировало к социальной идентичности (identity) тех, кто его поддерживал: борцы с расовой дискриминацией – к черным, антивоенные движения к писникам (от англ. peaceniks – по аналогии с picnic (пикник) – люди, проводящие долгое время в лагерях неподалеку от военных баз, протестуя против гонки вооружении), политики пола – к геям и лесбиянкам, феминизм – к женщинам.

Это стало историческим моментом рождения того, что впоследствии получило название политики идентичности, которая играет все более заметную роль с конца 60-х гг. Каждое из этих движений формировало собственную идентичность на основе применения (подчас имплицитного) Марксовой модели классового сознания, согласно которой подчиненная группа развивает собственное самосознание, превращая его в политическое действие (у К. Маркса это различение «класса в себе» и «класса для себя»). Но в отличие от марксистской идеи, бывшей основанием классовой политики и классовой борьбы, эти движения ориентировались на более широкий спектр социальных объединений – тех определенных групп (черные, «голубые» или женщины), опыт подавления которых играет ключевую роль в формировании их идентичностей. Вокруг образованных идентичностей возникает мощная культура поддержки и формируется традиция определенного политического анализа. Таким образом, по мнению Кена Пламмера, «существует диалектика культуры, политики и идентичности, которая приводит к социальным изменениям» [Plammer K., 1993]. К концу XX в. некоторые постмодернистские комментаторы начали толковать политику идентичности в качестве прообраза политики будущего, в котором традиционное различие левое / правое стало представляться как утрачивающее актуальность по мере формирования иных групповых разграничений.

Однако феминизм, ставший одним из самых сильных движений, которому к тому же свойствен и мощный интеллектуальный заряд, имел специфические особенности:

1. Лозунг «Личное есть политическое» (критически переосмыслив традиционное различие между частным (внутренним) и публичным (внешним).

2. Введение в политические дискуссии новых областей социальной жизни – семьи, сексуальности, разделения семейных ролей, воспитания детей и т. д.

3. Придание статуса политического и шире – социального – проблеме механизма формирования и «производства» людей как гендерных субъектов (gendered subjects – субъекты, имеющие социально-ролевые характеристики пола). Это означало политизирование субъективности, идентичности и процесса идентификации (на основе традиционных бинарных оппозиций: в качестве мужчин / женщин, матерей / отцов, сыновей / дочерей и т. п.).