В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - Евгений Семенович Штейнер Страница 25

двоюродном деде. Но, очевидно, серьезных попыток их разыскать не было. Как писал Борис Кац, “Беата Григорьевна мне говорила, что ее начальство “не рекомендовало ей особо углубляться в поиски родственников С. Н. Китаева”. Дело в том, что коллекция никогда не была ни подарена, ни продана, а лишь передана на хранение. И начальство опасалось, что могут возникнуть притязания на нее от наследников Китаева, буде таковые появятся”[137]. Если говорить серьезно, то такие опасения были напрасны: советская власть стояла прочно; согласно ее законам, все дореволюционные частные собрания, в том числе бывшие на временном хранении в музеях, были национализированы. Но в то же время могла существовать некая серая зона, допускавшая предмет для исков или хотя бы неприятной огласки. Вероятно, с особенностями попадания в ГМИИ значительной части его коллекций (после революции или после войны – так называемое трофейное искусство с оспариваемым правовым статусом) была связана долгие годы лелеявшаяся И. А. Антоновой атмосфера секретности, умалчивания и недопущения. Говорят, в последние годы это начинает меняться.

Вороновой пришлось начинать практически с нуля, ибо начатое самим Китаевым, Елисеевым и другими специалистами начала века было не только не продолжено, но и утеряно. Беата Григорьевна, которая в университете изучала весьма далекие от восточного искусства вещи, была хранителем китаевской коллекции в течение 58 лет (1950–2008), но занималась только ее частью – гравюрами. В 2008 году вышел в свет под ее именем полный каталог гравюр или, точнее, того, что осталось от первоначального собрания Китаева.

Загадка больших цифр

Работая над Каталогом, я столкнулся с огромным расхождением между включенным в него количеством гравюр и их изначальным количеством, известным по записям и выступлениям Китаева. Например, в Каталоге работы Хокусая записаны под 158 номерами (включая несколько с проблематичной атрибуцией и немного листов из других источников, в том числе три туристских новодела, подаренных японской делегацией молодежи и студентов во время одноименного фестиваля в Москве в 1957-м). Это примерно в двадцать с лишним раз меньше, чем по оценке самого Китаева. В чем может заключаться ответ на эту загадку? Попробуем разобраться.

Прежде всего, возможно, Китаев посчитал как отдельные листы все гравюры, входящие в переплетенные альбомы и книги, а потому в настоящий каталог не включенные[138]. Так, в “Манга” входит в совокупности чуть меньше тысячи страниц, но тысячи цветных в описи Китаева нет, а в композициях “Манга” цве́та хоть немного по сравнению с многокрасочными “парчовыми картинками”, но все-таки это не монохром. Допустим, он мог забыть про тонкую подцветку и отнести их к “черно-белым” (коллекция была на момент написания в ящиках в Петрограде, и, вероятно, довольно долго: несколько раз Китаев оговаривается, что не помнит имя того или иного художника). Но 1666 черно-белых отпечатков значатся как “большие”, тогда как формат “Манга” никак таковым считаться не может. Казалось бы, совпадает количество (1000) и формат (средние) в рубрике “Поздние цветные” – и такое позднее издание в собрании ГМИИ как раз имеется. Но тут возникает другой вопрос: а где же тогда первое издание “Манга”, о котором Китаев с такой гордостью писал? Он мог ошибаться в каких-то отдельных атрибуциях и датировках, но не настолько, чтобы принять позднюю (и довольно среднего качества) перепечатку “Манга” за редчайший оригинал, даже если бы какие-то недобросовестные “агенты” попытались его в сем уверить. О своих “агентах” он, кстати, отзывался очень высоко: “Араки Сан национально образованный, премилый Японец, часто у меня бывал и вместе с ним мы были влюблены и в Хоксая и в Окио и в Тани Бунчо и др.”[139] Не столь разительные, но все-таки заметные расхождения между китаевской описью и наличными гравюрами есть и применительно к Утамаро (104–70), Тоёкуни (169–31), Ёситоси (450–53) и др. (диптихи и триптихи здесь считаются как единица).

Как мне представляется, эти расхождения имеют своим источником три главные причины: 1) разные принципы подсчета (вероятно, во многих случаях Китаев считал каждую страницу в сброшюрованном издании за отдельную единицу; 2) между составлением Краткой описи и передачей коллекции на хранение в Румянцевский музей Китаев мог продать или подарить какое-то количество вещей; 3) между составлением описи и передачей коллекции в Музей изобразительных искусств спустя восемь лет (которые пришлись на революцию и Гражданскую войну) что-то могло произойти с составом коллекции (к тому можно прибавить еще шесть-семь лет, пока в 1929–1930-х гравюры не были вписаны в инвентарные книги)[140].

Чтобы понять, что случилось с большой и разносторонней коллекцией, следует рассмотреть все три возможности.

Что касается первой, это могло быть справедливо для некоторых, но вряд ли для всех гравюр. В письме Китаева от 15 августа 1916 года говорится: “Из нескольких тысяч гравюр имеется более 2000, из которых каждая, по заграничной справке, стоит от 100–400 марок”[141]. В опубликованном Каталоге фигурируют около 1600 гравюр, включая более сотни тех, что пришли из других источников. Более того, многие из этих гравюр, например в сериях малого формата, или непритязательные суримоно школы Камигата, или поздние копии, – никак не могли быть среди лучших и дорогих двух тысяч. Это намекает на то, что большая часть коллекции исчезла. Другим подтверждением может служить информация в уже упоминавшейся заметке в газете “Ёкохама боэки симпо”: “три тысячи гравюр Утамаро, Кунисады, Тоёкуни, Хокусая и других – всего около восьми тысяч цветных гравюр”[142].

Подтверждением второй причины может служить неожиданное открытие, сделанное мной при выборочном осмотре примерно девяноста гравюр в январе 2007 года. На обороте ксилографии Кацукавы Сюнтё “Три женщины на веранде чайного домика”[143] (ок. 1788–1790. Каталог 2008, № 184, инв. № А.33892) в левом нижнем углу были обнаружены два владельческих клейма (печати) с монограммой СК в обоих.

II-20

Кацукава Сюнтё

Три женщины на веранде чайного домика в районе Синагава. 1788–1790. Художественный музей, Сан-Франциско.

Изображенные красавицы любуются летним праздником, в ходе которого переносной алтарь божества Годзу-тэнно омывали