Владимир Абашев - Русская литература Урала. Проблемы геопоэтики Страница 27

Последовавшая публикация материалов конференции и отдельных исследовательских статей в отечественных и зарубежных, как научных, так и популярных изданиях окончательно утвердила концепцию «пермского периода» и его значения в творчестве Пастернака в экспертном сообшестве. На сегодняшний момент ее можно считать общепризнанной. Любопытный штрих в подтверждение сказанного. Одно из пермских сообществ, сопротивляющихся признанию пастернаковской темы из своеобразного местного патриотизма, – некоторые члены местного Союза писателей России. Летом 2008 года достаточно известный пермский поэт обратился за поддержкой в газету «Литературная Россия», считающуюся традиционалистской. В своем письме он разразился дежурной филиппикой в адрес пермских филологов, которые-де «упорно тянут Бориса Пастернака за уши из Переделкина (где он прожил почти всю жизнь) в Пермь (где он был проездом)», тогда как пермякам следует гордиться, ну, например, Василием Каменским. Редакционный комментарий к публикации письма был подобен холодному душу. «Пермский период в жизни Пастернака, – подчеркнула газета как нечто общеизвестное, – оказал громаднейшее влияние на судьбу писателя. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать «Доктора Живаго», где прототипом одного из главных мест действия романа – города Юрятина – является Пермь. Не понимать этого значит не понимать ни Пастернака, ни роли биографии в писательской судьбе. Вклад пермской филологической школы в пастернаковедение огромен, и за это ей надо сказать огромное спасибо, а не предаваться мелочному порицательству» [Литературная Россия 2008]. Собственно, это и следовало доказать.

По мере развития проекта, после публикаций множества материалов в местных газетах и журналах, после проведения массовых общественно-литературных акций в пастернаковский проект стали включаться силы, участия которых мы не предполагали, по крайней мере, на ранней стадии проекта. Одной из таких неожиданностей стал интерес, проявленный к теме бизнесом. Уже в 2005 году группа пермских предпринимателей открыла ресторан «Живаго», в дворике которого был установлен бюст поэта, а в библиотеке (один из залов ресторана) представлены многочисленные издания романа. В самом конце 2006 года на сцене Пермского театра драмы состоялась премьера мюзикла «Доктор Живаго», ставшего одной из самых успешных постановок театра, пользующихся популярностью у зрителей.

Словом, пастернаковский слой в памяти Перми в ходе трехлетней реализации проекта «Пермский период Бориса Пастернака» сформирован. И хотя отдельные группы местного творческого сообщества продолжают выступать с критикой исторической основательности проекта, эта критика уже не влияет на ситуацию. Пастернак стал ощутимой и самоочевидной частью смысловой реальности Перми. Сейчас мы вступаем в этап материальной фиксации мифа «Пермь – город доктора Живаго». Смысловая реальность нуждается в материальных знаках присутствия, и постепенно пастернаковская память материализуется в городской среде. Прежде всего, утвердилось отождествление известных мест города с топосами романа. «Дом с фигурами», юрятинская читальня, дом Лары – все эти романные места появились на карте города. В репертуаре городских экскурсий появилась экскурсия по пастернаковским местам Перми, разговор о Пастернаке стал одной из обязательных тем обзорных экскурсий по городу. Наконец, градостроительный совет города принял решение об установке памятника Пастернаку. В июне 2009 года в театральном сквере близ легендарной «юрятинской читальни» установлен памятник Борису Пастернаку. Его автор – известный московский скульптор Елена Мунц.

На очереди вопрос о формировании линии международного культурного туризма, объектом которого станет пастернаковский Урал. Некоторые пермские туроператоры уже анонсируют тур «По следам доктора Живаго», проявляют заинтересованность и западные туроператоры, например, росссийско-французская компания «Царь-вояж». Мы не думаем, что эта линия культурного туризма может стать массовой, но аудитория у нее есть. Это аудитория, сформированная фильмом «Доктор Живаго».

В подтверждение устойчивости стереотипов, сформированных фильмом, приведу пример. В апреле 2009 года в Москве начался эксперимент в рамках проекта «Марс-500». Цель эксперимента – имитация условий полета на Марс. Участникам проекта было разрешено взять с собой в испытательный комплекс только по две любимых вещи. Немецкий участник эксперимента 28-летний офицер Бундесвера Оливер Кникель (Oliver Knickel) остановил свой выбор на романе Пастернака «Доктор Живаго» и на живом подсолнухе в горшке. Для тех, кто смотрел фильм Дэвида Лина, понятно, что подсолнух – это приложение к роману. В фильме горшок с цветущим подсолнухом стоит на подоконнике в комнате Лары. Молодой немецкий летчик тем самым демонстрирует свою любовь к России и загадочной русской душе. Из всего арсенала возможных символов он взял именно эти, потому что в западной массовой культуре «Доктор Живаго» воспринимается как наиболее поэтичный символ России. Так что если нам удастся довести миф «Пермь – город доктора Живаго» до уровня стереотипа, туристические перспективы у нашей программы есть.

Рассказывая о культурных практиках работы со смысловой сферой города, его логосферой, я выделил два принципиально важных подхода. Первый – практика герменевтики города, одним из эффективных инструментов которой является креативная экскурсия. В практике экскурсий мы погружаемся в смысловую сферу города, не только пассивно понимая ее, но и каждый раз по-новому ее структурируя, утверждая все новые и новые подвижные структуры смысла. Понимание неразрывно связано с творчеством, созданием новых смыслов. Поэтому практики герменевтики города естественно дополняют практики активного и целенаправленного формирования смысловых структур – мифов и легенд города. Так мы создаем новые объекты для герменевтики. Главное, чтобы мифы города не были эфемерными, а органично вырастали из истории и символики города. Имели фундамент, такой же основательный, как фундамент подземной пирамиды.

Последний вопрос, на котором необходимо остановиться, принципиально важен: о статусе смысловой реальности города. Что это? Чтобы избежать упреков в «лирике», обратимся к традиционно авторитетным экспертам – физикам, имеющим дело с точными и измеримыми вещами. Нильс Бор показывал Вернеру Гейзенбергу главную достопримечательность Дании – замок Кронборг, известный всему миру как Эльсинор, место действия шекспировской трагедии. Гейзенберг записал размышления датского физика. Они как раз по нашей теме – о реальности и действенности смысла.

Не удивительно ли, – задает себе вопрос Нильс Бор, – что замок становится иным, как только представишь, что здесь жил Гамлет? Согласно нашей науке, следовало бы считать замок состоящим из камней <…> Камни, зеленая крыша с ее патиной, деревянная резьба в церкви действительно составляют замок. Во всем этом ровно ничего не меняется, когда мы узнаем, что здесь жил Гамлет, и, тем не менее, он вдруг становится другим замком. Стены и крепостные валы сразу начинают говорить другим языком. Двор замка становится целым миром, темный закоулок напоминает о мраке человеческой души, мы слышим вопрос: «Быть или не быть?» По сути дела, мы почти ничего не знаем о Гамлете. Только одна краткая запись в хронике XIII века содержит как будто упоминание имени «Гамлет». Никто не может доказать, что он действительно существовал, не говоря уж о том, жил ли он в этом замке. Но каждый из нас знает, какие вопросы связал Шекспир с этим образом, какие бездны он при этом осветил, так что созданный им образ должен был получить место на земле, и он нашел себе место здесь, в Кронборге. Но как только мы об этом узнаем, Кронборг становится вдруг другим замком [Гейзенберг 1989: 181].

Это замечательное размышление содержит в себе набросок целой философии смысла. Мы подчеркнем лишь три принципиальных момента. Первый – утверждение реальности сферы смысла, несомненной и глубоко переживаемой. Второй – ясное понимание, что она активна. Смысл перестраивает, преображает физиче-скую реальность: все становится иным, как только мы входим в сферу смысла. Наконец, смыслу нужен материальный знак, носитель: созданный Шекспиром образ «должен был получить место на земле, и он нашел себе место».

Переходя теперь к вопросу о статусе смысловой реальности как аспекта городской среды, мы становимся перед проблемой ее правовой легитимизации. Такие возможности открывает принятая ЮНЕСКО в 2003 году Международная конвенция об охране нематериального культурного наследия (2003). Она ратифицирована уже десятками стран, и законы об охране нематериального культурного наследия начинают приниматься в российских регионах33. Надо сказать, что пока понимание «нематериального наследия» носит ограниченный характер. Этим понятием, как правило, охватывают сферу традиционного и локального искусства – исполнительские искусства, обычаи, обряды, народные праздники, знания и навыки, связанные с традиционными ремеслами.