Николай Стороженко - Предшественники Шекспира Страница 28

Постоянно стремясь къ сближенію съ жизнью, англійская комедія встрѣчала сильное противодѣйствіе къ достиженію своей цѣли въ стихотворной формѣ рѣчи, которую обычай сдѣлалъ обязательной не только для трагедіи, но и для комедіи. Трагедія первая сдѣлала попытку замѣнять риѳмованный стихъ пятистопнымъ нерифмованнымъ ямбомъ (blank verse), ближе подходившимъ къ прозаической дикціи. Что же касается до комедіи, то хотя еще въ 1556 г. Гасконь перевелъ прозой комедію Аріоста Suppositi, но примѣръ его остался безъ послѣдствій. Въ этомъ отношеніи Лилли оказалъ англійской комедіи большую услугу введеніемъ въ свои произведенія прозаической дикціи, а литературный авторитетъ автора Эвфуэса много способствовалъ тому, что реформа, имъ предпринятая, удалась и въ скоромъ времени принесла добрые плоды. Комическіе діалоги въ пьесахъ Лилли своимъ остроуміемъ и постоянной игрой словъ, сильно напоминаютъ тотъ модный и утонченный складъ рѣчи, который онъ обезсмертилъ въ своемъ Эвфуэсѣ. Дамы и кавалеры, пастухи и пастушки, слуги и служанки, встрѣтясь между собой, не могутъ разойтись безъ того, чтобы не устроить словеснаго турнира, въ которомъ эпиграмма, игра словъ, антитеза замѣняютъ мечи, копья и шлемы. "Нашъ вѣкъ, говоритъ Гамлетъ, такъ утонченъ, что крестьянинъ ни въ чемъ не уступитъ придворному" (Act. V, Sc. I). Чтобы дать читателямъ понятіе объ этихъ состязаніяхъ, наполняющихъ собой пьесы Лилли, приведемъ для образчика одну сцену изъ разбираемой нами комедіи, въ которой слуги Апеллеса и Платона, пародируя салонные разговоры, изощряютъ свое остроуміе надъ голодающимъ слугой Діогена, Манесомъ.

Манесъ. Я служу не господину, а мыши, которая живетъ въ бочкѣ, обѣдаетъ коркой хлѣба и спитъ на голой доскѣ.

Псиллъ. Ты ведешь образъ жизни близкій къ природѣ и особенно рекомендуемый философами. — Вмѣсто ужина у тебя кусокъ хлѣба, вмѣсто стакана — пригоршня, вмѣсто простыни — твоя собственная одежда, потому что natura paucis contenta.

Манесъ. Вы всѣ что-то веселы сегодня; значитъ, вамъ уже удалось исполнить то, что мнѣ не удается цѣлыхъ три дня

Псиллъ. Что такое?

Манесъ. Пообѣдать.

Граникъ. Что-жъ, развѣ Діогенъ держитъ только холодный столъ?

Манесъ. Я былъ бы очень радъ, если бы такъ было, но дѣло въ томъ, что онъ не держитъ ни горячаго, ни холоднаго.

Граникъ. Такъ, значитъ, тепленькій. Не потому ли Манесъ снова убѣжалъ отъ своего господина?

Псиллъ. Манесъ былъ въ совершенномъ правѣ поступить такимъ образомъ; въ самомъ его имени есть уже намекъ на бѣгство.

Манесъ. Какъ такъ? въ моемъ имени?

Псиллъ. Развѣ ты не знаешь, что Mons происходитъ отъ movendo, потому что она не двигается.

Манесъ. Такъ.

Псилль. А ты называешься Manes отъ manendo, потому что ты бѣжишь.

Манесъ. Дѣльно замѣчено. Впрочемъ, я не убѣгаю, а только удаляюсь…

Псиллъ. Въ тюрьму, гдѣ ты можешь на досугѣ предаваться философскимъ размышленіямъ.

Манесъ, А. знаешь что: если я попаду въ тюрьму, то тѣло мое будетъ также безсмертно, какъ и душа.

Граникь. Какимъ образомъ?

Манесъ. Развѣ ваши учители никогда не говорили вамъ о томъ, что душа безсмертна?

Граникъ. Говорили.

Манесъ. И что тѣло есть темница души.

Граникъ. Вѣрно.

Манесъ. Значитъ, чтобъ сдѣлать тѣло безсмертнымъ, нужно посадить его въ темницу.

Граникъ. Вотъ вздоръ.

Псиллъ. Ужь это слишкомъ глупо.

Манесъ. Изъ этого обращика вы можете видѣть, какъ тяжело голодающее остроуміе. Вслѣдствіе этого я предлагаю идти ужинать къ Гранику. Платонъ безспорно лучшій изъ философовъ; утромъ онъ въ школѣ, за то въ обѣденное время всегда въ кухнѣ.

Остроумные діалоги Лилли имѣли большое вліяніе на всю послѣдующую англійскую комедію. Стоитъ сравнить приведенную нами сцену со множествомъ подобныхъ сценъ въ раннихъ произведеніяхъ Шекспира или хоть съ разговоромъ могильщиковъ въ Гамлетѣ, чтобы убѣдиться въ томъ, сколько геніальный драматургъ былъ обязанъ своему забытому предшественнику.

Мы позволимъ себѣ заключить наши, и безъ того слишкомъ многочисленныя, выписки изъ произведеній Лилли еще одной прекрасно веденной сценой, въ которой авторъ ловко воспользовался разговоромъ шутовъ, чтобы посмѣяться надъ остатками средневѣковыхъ воззрѣній въ современной жизни и наукѣ. Мимоходомъ замѣтимъ, что эти комическіе эпизоды въ пастораляхъ Лилли имѣютъ большое значеніе для исторической критики, ибо только въ нихъ можно подсмотрѣть отношеніе автора къ движенію современной общественной мысли. Прилагаемую сцену мы заимствуемъ изъ комедіи Лилли Сафо и Фаонъ. Разговоръ происходитъ между слугой Пандіона, Молюсомъ и пажемъ придворнаго кавалера, Критикусомъ.

Молюсъ. Ты приходишь во время, Критикусъ; по-крайней-мѣрѣ я не буду одинъ. Ну скажи, что новаго?

Критикусъ. Да новаго то, что завтра у насъ будетъ отчаянный бой между двумя людьми, на всѣхъ родахъ оружія, отъ алебарды до шпильки — включительно.

Молюсъ. А ты все говоришь объ этихъ турнирахъ. Скажи мнѣ на милость, отчего это при дворѣ постоянно говорятъ о ранахъ, копьяхъ, храбрости и т. д. Развѣ человѣка слѣдуетъ уважать за то, что онъ ищетъ опасностей?

Критикусъ. О не говори такъ, Молюсъ, и берегись храбрецовъ! Человѣкъ, который смотритъ надменно и носитъ рукоять кинжала ниже своего пояса, всегда увѣренъ въ себѣ и всегда можетъ встрѣтиться въ чистомъ полѣ одинъ на одинъ съ кѣмъ угодно.

Молюсъ. Что же можетъ выйти изъ этой встрѣчи.

Критикусъ. Опасность и смерть.

Молюсъ. Если смерть такъ похвальна, то по моему, тотъ кто умираетъ отъ обжорства столько же заслуживаетъ названія храбреца, какъ и тотъ, кто умираетъ отъ меча.

Критикусъ. Какъ такъ?

Молюсъ. Если я на полный желудокъ съѣмъ изрядный кусокъ сала, да закушу жареной говядиной, да запью все это соотвѣтственной пропорціей пива, ну словомъ, съѣмъ все, отъ чего только можно умереть, то развѣ я не также храбръ, рискуя умереть дома, какъ другой, рискуя умереть на полѣ битвы?

Критикусь. Нечего сказать — храбрый рыцарь!

Молюсъ. Какъ хочешь, а я буду стоять на своемъ; если храбростью называется исканіе смерти, то гдѣ бы ни умеръ человѣкъ, онъ во всякомъ случаѣ храбръ.

Къ разговаривающимъ подходитъ циклопъ Калифо, прислужникъ Вулкана, весь выпачканный сажей. Одинъ видъ его неуклюжей и глупой фигуры возбуждаетъ смѣхъ въ собесѣдникахъ и одному изъ нихъ, именно Молюсу, приходитъ на мысль посмѣяться надъ простакомъ и съ помощью силлогизма доказать ему, что онъ чертъ.

Молюсъ. Калифо, хочешь я докажу тебѣ что ты чертъ.

Калифо. Если докажешь, я поклянусь, что ты богъ.

Молюсъ. Чертъ, вѣдь, черенъ.

Калифо. Да. Ну что мнѣ до этого за дѣло?

Молюсъ. Ты тоже черенъ.

Калифо. Положимъ, такъ. Да тебѣ то что изъ этого за польза?

Молюсъ. Слѣдовательно, ты чертъ.

Калифо. Я отвергаю это.

Молюсъ. Не имѣешь права, потому что это заключеніе, вытекающее изъ двухъ предыдущихъ посылокъ.

Калифо. На зло всѣмъ заключеніямъ, я это отвергаю. Я отвергаю все то, въ силу чего ты меня сдѣлалъ чертомъ. Но слушай: ты ученый, а я простой человѣкъ и умѣю дѣйствовать только молотомъ. Что ты скажешь, если я докажу тебѣ, что ты кузнецъ.

Моаюсъ. Скажу, что ты также ученъ какъ я.

Калифо. Я докажу это, непремѣнно докажу, или….

Критикусъ. Или что?

Калифо. Или совершенно не докажу. Ну слушай же! Ты кузнецъ, ты кузнецъ, повторяю, слѣдовательно ты кузнецъ. Заключеніе, ты говоришь, нельзя отвергать, стало быть справедливо, что ты кузнецъ.

Молюсъ. Но я отрицаю твою первую посылку.

Калифо. Не имѣешь права. Ну что, Критикусъ, каково я его отдѣлалъ?

Критикусъ. Вы оба дѣйствовали какъ подобаетъ истиннымъ ученымъ, и оба одинаково правы, ибо также справедливо, что онъ кузнецъ, какъ и ты — дьяволъ 177).

Въ приведенныхъ нами отрывкахъ, Лилли является сатирикомъ, направляющимъ стрѣлы своей насмѣшки на больныя мѣста современной ему дѣйствительности. Продолжая въ этомъ направленіи нашъ анализъ, попробуемъ теперь, на основаніи скудныхъ данныхъ, представляемыхъ какъ драматическими произведеніями Лилли, такъ и его романомъ, возсоздать авторскую личность Лилли, опредѣлить основныя черты его міросозерцанія и показать связь, соединяющую его произведенія съ движеніемъ общественной мысли.