Владимир Жельвис - Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения Страница 29

Жаль, что умных священников меньше, чем хотелось бы. Так хочется, чтобы молодёжи в церквях было больше и чтобы Библия, величайшая книга всех времён и народов, читалась чаще.

Здесь, разумеется, не место для пропаганды Священного Писания, но вот две народные притчи, смысл которых поражает своей глубокой мудростью и даёт пищу для размышлений.

Один человек вечно жаловался на свою судьбу и упрекал Господа за несправедливое, по его мнению, наказание за небольшие его грехи, за слишком тяжёлый крест, который ему выпало нести. И вот однажды к нему явился ангел и сказал: «Господь услышал твои жалобы, пойдём за мной». И он привёл его в большой зал, где повсюду стояли самые разнообразные кресты, огромные и неподъёмные, средние и совсем небольшие. «Выбирай, — сказал ангел, — крест, который ты считаешь справедливым для тебя». Человек принялся выбирать, после долгих поисков нашёл маленький-маленький крестик и сказал: «Вот то, что мне подходит. Можно мне его взять?» — «А это и есть твой крест», — сказал ангел…

А вот вторая притча. Один человек увидел сон, будто он идёт по длинной дороге, а рядом с ним идёт Господь. А по сторонам человек видит события всей своей жизни, счастливые и несчастливые, весёлые и трагичные. Но вот он заметил одну странность: следы, которые эти два путника оставляли, шли параллельно, когда события были хорошими и лёгкими, а когда события происходили страшные и тяжёлые, след оставался только один. Человек обратился к своему спутнику и сказал: «Господи, почему же Ты оставлял меня в самую трудную минуту?» И Господь ответил: «Ты не понял. Это не твои следы, а Мои. В эти тяжёлые для тебя моменты Я тебя нёс…»

Читатель может быть верующим, может быть атеистом, но мне кажется, что такие народные легенды не могут не тронуть его сердце.

РУССКИЕ БОГОМАЗЫ

О русской иконе надо рассказывать отдельно, слишком уж это сложный и увлекательный предмет.

Начать с того, что наша икона совершенно не похожа на католическую. Там мы видим очень красивые изображения очень красивых святых, как правило срисованных с натурщиков, отчего они неотличимы от портретов простых смертных. Никто не спорит: если художник талантливый, всё это выглядит просто замечательно, и такие картины по праву украшают не только христианские храмы, но и лучшие музеи мира.

Наша икона — это совсем другое. Здесь художник даже не пытается изобразить живого человека, ему это совсем не интересно.

В этой связи вспоминается разговор одной женщины-искусствоведа с художницей, расписывающей знаменитые вятские игрушки. Искусствовед спросила:

— Почему вы раскрашиваете этого петуха так ненатурально? Ведь ни ваши краски, ни узоры совершенно не похожи на живую домашнюю птицу?

Художница пожала плечами:

— А зачем мне делать ещё одного петуха? Вон у меня настоящий петух уже бегает по двору!

Так и русский иконописец, он рисует не фотографически точно, хотя у него есть справочник, в котором прописаны все детали: у такого-то святого должна быть лысина, у Богородицы — вишнёвый мафорий, ножка у младенца Иисуса должна быть повёрнута вправо или влево, в ручке у Него должен быть свиток и так далее. Эти эталоны восходят к византийским образцам, усвоенным умелыми русскими учениками.

Но икона — не портрет, а точнее, это портрет, но не телесной оболочки, а души. Внешние признаки нужны только для того, чтобы верующий мог отличить одного святого от другого. Все хорошие иконы одухотворены, свет от лика святого буквально изливается на зрителя.

Верующие считают, что, говоря современным языком, икона заряжается особой энергией, которую ей сообщил иконописец и которая многократно усилена энергией молящихся. Есть даже понятие «намоленная икона». Это такая, перед которой стояли в молитве тысячи людей. Они верили, что изображённый на иконе святой, Божья Матерь или Христос помогут им в их трудной жизни. И эта их вера накапливается в самой иконе. И бывает так, что часть этой энергии возвращается к людям, действительно помогает им. Такие иконы называются чудотворными.

Так это или не так, но те, кто хорошо разбирается в иконописном мастерстве, умеют чувствовать икону, им хорошо, когда они в неё всматриваются, ласкают её взглядом. И им кажется, что икона ласкает их в ответ.

Чтобы лучше понять русскую икону, полезно знать, как её пишут. Иконописец, или, как его называли в древности, богомаз, прежде чем приняться за икону, очень тщательно к этому готовился. Он исповедовался, постился, долго молился, шёл в баню и только потом садился за икону. Доска, которую он брал в руки, была уже подготовлена, остругана, укреплена, проклеена, покрыта особым меловым слоем «левкасом», а левкас тщательно проглажен, преимущественно ладонью: ладонь сообщает иконе человеческое тепло, заряжает её верой мастера.

Только после этого богомаз с молитвой брал в руки кисть.

И что особенно интересно: уже говорилось выше, что художник не имел права отступать от эталона, ни положение фигур, ни цвет одежд, ни узоры не могли быть изменены по прихоти мастера. Существует несколько сот образцов иконы Божьей Матери, но создать ещё один образец не смел никто.

Так вот, при всём при этом нет ни одной иконы, которая ничем бы не отличалась от другой, как нет ни одного листочка на берёзе, полностью совпадающего с соседом на ветке. Жёсткие запреты не мешали, а скорее помогали иконописцу создавать оригинальное произведение. Ведь сами художники отличались друг от друга характерами, судьбами, глубиной веры. И это всё они как-то умудрялись выразить в своём произведении.

Конечно, речь здесь идёт о настоящей иконописи, а не о стандартных поделках, этаком ширпотребе, массовой продукции, которую сегодня можно встретить в ларьке любого храма. Для молитвы эти иконы, конечно, годятся, но для любителя иконной живописи они не так интересны.

Последнее время всё ожесточённее становятся споры о том, где должны находиться наши лучшие иконы, в храме или в музее. Очень непростой вопрос. С одной стороны, икона призвана помогать верующим, она создана для того, чтобы висеть в храме или в красном углу русского жилища. Но, с другой стороны, есть такие шедевры, которые стали народным достоянием, их должны видеть верующие всех религий и атеисты. И если такие иконы погибнут, умрёт важная часть национальной культуры. А в храмы ходят не все, да и правила запрещают ходить в церковь, чтобы разглядывать её интерьер. И есть, наконец, церковные воры, для которых нет ничего святого. Им ничего не стоит украсть и пропить икону или продать её бесчестному коллекционеру. А охрану у каждой иконы не поставишь.

Так что, видимо, необходим компромисс, который ищут и иногда находят священнослужители и музейные работники.

Но что это мы всё о православных? Россия — многоконфессиональная страна, и противоречия между религиозными взглядами для нас не новость. Было время для лозунга «Бей жидов, спасай Россию!», которое потом перетекло в борьбу с жидомасонами. Это время как-то незаметно «усохло», чему немало содействовала массовая эмиграция евреев в Израиль: ну к чему кричать «Чемодан — вокзал — Израиль!», если и без тебя этим маршрутом уже вовсю пользуются, и даже как-то обидно, что там, за кордоном, уезжающие чувствуют себя вполне комфортно. Мы не для этого их выгоняли!

Но вот с мусульманами всё сложнее. Ордынка в Москве — постоянное напоминание, что татары живут тут, в самом сердце России, не со вчерашнего дня, что для них Россия — точно такая же родина, что и для православных христолюбивых русских. И когда Россия в XIX веке завоёвывала Кавказ, она, вероятно, мало думала, какую головную боль она себе приобретает помимо явных и очень существенных выгод: мусульман у нас добавилось.

И вот теперь очень размножившиеся мусульманские народы огляделись — и обнаружили, что их много, а их права в стране соблюдаются не слишком ревностно. Помнится, Николай II лично жертвовал деньги на строительство мечетей, при том что веру менять не собирался. Просто понимал, что он царствует в стране, где с мусульманами надо считаться.

И вот теперь посмотрим, с чего это они стали вдруг просить разрешения построить в Москве несколько мечетей. В настоящее время в столице активно действуют около двухсот православных храмов и четыре мечети. В 2009 году на Рождество посетили свои церкви примерно 85 тысяч православных, а в Курбан-байрам в мечетях побывали 55 тысяч мусульман, которые говорят, что им там было тесновато. Можно поверить.

Так что, будем строить в Москве мечети? А если им дать разрешение на пару мечетей, они ж потребуют ещё пару и ещё? И что это будет? Москва украсится минаретами, с которых муэдзины будут нам исправно напоминать, что рядом живут люди, на нас непохожие, с не такими, как у нас, носами и волосами, которые не так одеваются и — о ужас! — не так молятся.

И не там молятся. Хотя один мусульманский религиозный деятель уже предложил: раз мечетей мало, пустите мусульман для молитвы в православные храмы. Мы будем там охотно молиться Аллаху, только надо на это время завесить православные иконы. Как вам такой вариант?