Барбара Демик - Повседневная жизнь в Северной Корее Страница 3

— Я не могла так рисковать, — призналась моя собеседница, — поэтому даже не попрощалась с ним.

После той первой встречи мы еще не раз возвращались к разговору о Чон Сане. Ми Ран была счастливой женой, а потом и матерью, но при упоминании его имени всякий раз краснела и речь ее становилась сбивчивой. По-моему, она радовалась, когда я затрагивала эту тему, ведь ей больше не с кем было поговорить о своей первой любви.

— Что с ним теперь? — спросила я ее.

Ми Ран пожала плечами.

Даже через 50 лет после войны северные и южные корейцы не поддерживают никаких связей. Ситуация намного хуже, чем в Восточной и Западной Германии или в других странах, переживших раздел. Между Северной и Южной Кореей нет телефонной и почтовой связи, даже электронная почта недоступна.

Ми Ран и сама хотела бы получить ответ на многие вопросы. Женился ли он? Думает ли о ней? Простил ли ее за то, что она уехала, не попрощавшись? Считает ли ее предательницей Родины?

— Думаю, он все-таки меня понял, — сказала Ми Ран. — Хотя, конечно, этого уже не узнать…

Ми Ран и Чон Сан встретились совсем юными. Они жили на окраине Чхонджина — промышленного города на северо-востоке страны неподалеку от границы с Россией.

Северокорейский пейзаж очень напоминает сдержанную по цвету восточную миниатюру. Встречаются поразительно красивые места (американцу они бы, пожалуй, напомнили тихоокеанское побережье на северо-западе), но ярких красок здесь не увидишь. Цветовая гамма скуповатая: от темной зелени пихты и можжевельника до серебристой белизны горных вершин. Столь характерные для Азии ярко-зеленые лоскуты рисовых полей тут можно видеть лишь несколько месяцев в году, во время летнего сезона дождей. Еще одна короткая цветовая вспышка — осенний листопад. В остальное время в пейзаже преобладают тусклые бежево-коричневые тона.

В отличие от Южной Кореи, здесь нет шума и суеты. Машин мало, дорожных знаков почти не встретишь. Личные автомобили чаще всего нелегальны, да и мало кому они по карману. Даже трактор на поле увидишь редко, чаще — тощих волов, тянущих плуг. Дома сугубо функциональные, унылой расцветки. Почти нет зданий, переживших Корейскую войну. Большая часть жилого фонда сооружена в 1960–1970-е годы из бетонных блоков и известняка. Квартиры распределяются в соответствии с производственными достижениями и социальным рангом. В городах многие живут в «голубятнях» — невысоких зданиях с маленькими квартирками, а в сельской местности народ в основном ютится в одноэтажных постройках, представляющих собой ряды однокомнатных коробок, прижатых друг к другу и прозванных за это «гармошками». Иногда глаз радуют двери и оконные рамы, выкрашенные бирюзовой краской, но большей частью все белое или серое.

В антиутопии «1984» Джордж Оруэлл писал о мире, где цвет остался только на агитационных плакатах. Именно такую картину можно наблюдать в Северной Корее. Яркие изображения Ким Ир Сена выполнены в духе соцреализма. Великий вождь сидит на скамейке, окруженный нарядно одетыми детьми, и благосклонно улыбается. От его лица исходят желтые и оранжевые лучи: он Человек-Солнце.

Красный цвет предназначен для встречающихся на каждом шагу агитационных надписей. Корейский язык использует уникальный алфавит, состоящий из кругов и линий. Красные буквы на фоне серого пейзажа сразу бросаются в глаза. Они шагают по полям, возвышаются над гранитными скалами, отмеряют километры на шоссе, пляшут на крышах вокзалов и других общественных зданий.

В детстве Ми Ран не имела причин не верить этим лозунгам. Ее отец был простым рабочим. Их семья жила бедно, как, впрочем, и все, кого Ми Ран знала. Любые зарубежные издания, фильмы и радиопередачи были недоступны, поэтому девочка считала, что нигде в мире людям не живется лучше, чем у нее на Родине, что во многих странах не хватает еды. Много раз она слышала по радио и телевидению о несчастных южнокорейцах, которые изнывали под каблуком у проамериканского марионеточного диктатора по имени Пак Чон Хи, а затем и у его преемника Чон Ду Хвана. Девочке внушали, будто «мягкий» вариант китайской коммунистической системы менее совершенен, чем строй Ким Ир Сена, поэтому миллионы китайцев голодают. В общем, Ми Ран была уверена, что ей очень повезло родиться в Северной Корее под отеческой опекой великого вождя.

В самом деле место, где выросла Ми Ран, в 1970–1980-е годы было относительно благополучным. Типовая северокорейская деревня с населением около тысячи человек благодаря усилиям централизованного планирования мало чем отличалась от сотен других населенных пунктов, зато могла похвастаться удачным расположением. Восточное (Японское) море было всего в 10 км, так что местные жители иногда могли поесть свежей рыбы и крабов. У поселка имелись и другие преимущества: близость к городу, к промышленным окраинам Чхонджина, а также возможность выращивать овощи. Ведь относительно плоская местность, где расположена деревня, — настоящее благо в стране, где равнинных земель, пригодных для посева, вечно не хватает. Неподалеку, у горячих источников, располагалась одна из многочисленных загородных вилл Ким Ир Сена.

Ми Ран была младшей из четырех сестер. В 1973 году, когда она родилась, появление на свет девочки считалось в Северной Корее такой же неудачей, как и в Англии XIX века (вспомните роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение», где описано незавидное положение семьи с пятью дочерьми). Северная и Южная Корея придерживаются конфуцианской традиции, согласно которой сыновья продолжают род и заботятся о стариках. Родители Ми Ран, в конце концов, избежали трагедии, потому что через три года после ее появления на свет у них родился мальчик. Это означало, что младшая дочь с тех пор была обделена вниманием.

Семья жила в доме-«гармошке» в однокомнатной квартире, соответствующей положению отца Ми Ран в социальной иерархии. Входная дверь вела прямо в маленькую кухню, где стояла печь, которую топили дровами или углем. Ее использовали для приготовления еды и обогрева дома с помощью традиционной корейской системы отопления ондоль: горячий воздух шел под пол. Раздвижные двери отделяли кухню от комнаты, где вся семья спала на циновках, которые днем сворачивались. С рождением мальчика семья выросла до восьми человек: пятеро детей, родители и бабушка. Поэтому отец Ми Ран дал взятку председателю народного комитета, чтобы тот позволил добавить к их квартире смежную комнату и прорубить в нее дверь.

В квартире, ставшей более просторной, семья разделилась по половому признаку. Во время обеда женщины, теснясь за невысоким деревянным столиком рядом с кухней, ели кукурузную кашу, которая была дешевой и менее калорийной, чем рис, главный продукт питания северокорейцев, предназначавшийся для отца и сына. Они ели за отдельным столом. «Я думал, это вполне естественно», — скажет мне позднее Сок Чу, брат Ми Ран.

Если старшие сестры и обращали внимание на такое неравенство, то шума не поднимали. Одна Ми Ран рыдала и требовала справедливости. «Почему только Сок Чу покупают новые туфли? — спрашивала она. — Почему о Сок Чу мама заботится, а обо мне нет?»

Вопросы оставались без ответа.

Впоследствии Ми Ран не раз восставала против налагаемых на девушек ограничений. В то время в Северной Корее женщинам не полагалось ездить на велосипедах: это считалось некрасивым и даже непристойным. Время от времени негласный запрет узаконивался указами Трудовой партии. Но Ми Ран все было нипочем. С одиннадцати лет она ездила в Чхонджин на единственном в семье велосипеде старой японской модели. Ей хотелось вырваться из гнетущей атмосферы маленькой деревни и бежать — все равно куда. Поездка была трудная для ребенка: три часа в гору и только часть пути по асфальтированной дороге. Мужчины обгоняли ее, ругая за дерзость. «Эй, ты, задницу не порви!» — кричали они ей.

Иногда группа подростков неслась прямо на нее, пытаясь сбить с велосипеда. Ми Ран ругалась в ответ. В конце концов, она научилась пропускать оскорбления мимо ушей, продолжая крутить педали.

В родном городе Ми Ран было только одно место, где она могла расслабиться, — кинотеатр. Он есть в каждом городе КНДР, независимо от его размера. Этим северокорейцы обязаны убежденности Ким Чен Ира в том, что кино — необходимый инструмент воспитания масс. В возрасте тридцати лет (в 1971 году) Ким Чен Ир стал руководить Отделом агитации и пропаганды Трудовой партии, которому подчинялись все киностудии страны. В 1973 году будущий вождь опубликовал книгу «Об искусстве кино», в которой изложил свою теорию: «Социалистическое искусство является чрезвычайно эффективным средством, вдохновляющим людей на труд во благо революции».

В годы правления Ким Чен Ира площадь Корейской студии художественных фильмов на окраине Пхеньяна приблизилась к квадратному километру. Студия выпускала сорок фильмов в год. В основном это были типовые драмы о пути к счастью через самопожертвование и пренебрежение личным ради блага коллектива, об упадке и разложении капитализма. Посетив студию в 2005 году, я увидела там декорацию типичной улицы Сеула в представлении северокорейцев — ряды обшарпанных магазинов и притонов.