Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли Страница 30

должна отстоять от стены, ширина кровати взята 75, но в одеяле будет все 90 и значит между кроватями прохода не будет. Значит тут просто жульство нарисовать эту четырехстворную стеклянную дверь, что в ней толку, все равно надо через кровать скакать, а если кто-то пришел и сидит в общей комнате [так!], то выйти нельзя <…> Товарищи мы забрались в исполнение приказов и распоряжений Госстроя, он надел нам намордник, нам закрыли глаза и мы ничего не видим и идём по неверной дороге. Тут же надо принципиально подойти, нужна просто иная схема квартиры[358].

Несколько месяцев спустя район Новые Черемушки – знаменитый жилой комплекс на юго-западе Москвы, который ленинградским архитекторам велено было взять за образец[359], – также вызвал отрицательные отзывы. Сотрудник Ленпроекта сетовал, что в квартирах не хватало места даже для самых необходимых вещей:

Мачерет: Мы дошли до абсурда, поставим унитаз и выбросим умывальник. Тогда и раковину (слово «раковина» вставлено) можно выбросить и пользоваться унитазом.

Этот проект настолько обжат, что выкинуть из него что-либо очень трудно. Когда ставили вопрос о малометражных квартирах, то никто не говорил о том, что они должны быть менее комфортабельны. А мы начинаем убирать умывальник, начинаем убирать встроенную мебель. А если эта встроенная мебель будет выброшена и в эти малометражные квартиры пойдет наша обычная мебель, то что это получается?

Я считаю, что нужно оставить то, что встроено и нужно добиваться то, чтобы встроить как можно больше, потому что промышленности не угнаться за нами.

С места: Но нужно смотреть за снижением.

Мачерет. Но нельзя говорить о снижении ради снижения. Ведь за этим стоят люди. Ведь вот, Виктор Федорович, посадить тебя с твоей мебелью в эту квартиру и посмотреть, как это будет выглядеть. Ведь даже некуда повесить пальто. Нельзя делать такие вещи[360].

В 1961 году новейшие проекты многоэтажек стали объектом столь же резкой критики. По мнению участников дискуссии, предлагалась «по существу говоря, только крыша над головой». Одного из выступавших особенно смущала следующая особенность проекта:

Общая комната должна быть большой, в ней должно быть много места, должно быть место для постели. А здесь (указывает на плакат) она проходная, здесь некуда поставить кровать. Я думаю, что это самый большой дефект этих квартир. Здесь дается жилплощадь, а не квартиры в этих домах[361].

Из этой реплики ясно: ожидалось, что помещения в квартире будет многофункциональными, каждая комната сможет служить чьей-то спальней и одновременно выполнять другие функции. Наличие «проходной» комнаты подразумевало, что кому-то придется через нее проходить, чтобы попасть в свою спальню.

Наряду с теснотой «общей» комнаты и неудобством «проходных» комнат, особое беспокойство в этих новых квартирах вызывал размер кухонь. В 1961 году члены Технического совета при Ленпроекте указывали, что на кухне размером 2,15 на 2,17 м после установки кухонной мебели остается всего 50 кв. см рабочего пространства – и то если «выселить» в коридор холодильник[362].

В многоэтажках последующих поколений метраж был уже не столь скромным (к концу 1960-х стандартом стала девятиметровая кухня, а к 1970-м и потолки стали повыше)[363]. Но по мере улучшения основных проектов критике стала подвергаться отделка – строительная фурнитура и внутреннее оформление квартир. В советском строительстве было принято сдавать новые квартиры с полной отделкой, от кранов до обоев, но со временем подобная практика стала вызывать все больше нареканий со стороны профессионалов. Авторы статьи в ленинградском строительном журнале «Ленинградский рабочий» (бывший «Строительный рабочий») в 1973 году сетуют, что линолеум колпинского производства, единственный доступный тип напольного покрытия в регионе, ужасен, желоба в мусоропроводах такого качества, что деревенскому кузнецу было бы стыдно, а паркетная доска доступна только одного вида. Государственным строительным компаниям (стройтрестам) не разрешалось увеличивать расходы на подобные вещи, но жильцы, едва вселившись, тут же снимали отвратительный линолеум, меняли дверцы на встроенных шкафах, вырезали бесполезные замки и т. д., так что установка фурнитуры низкого качества явно была пустой тратой денег. В статье приводятся случаи, когда жильцы были рады заплатить 193 рубля за кухни по спецпроекту; по мнению авторов, новоселам надо дать возможность выбирать между готовым вариантом или платной альтернативой [Полторак, Коновалов 1973а]. В этой же газете регулярно печатались статьи о новых видах сантехники, обоев, плитки и других отделочных материалов[364].

Жизнь в закуточке

Дискуссии в Ленпроекте и ленинградских газетах 1960-х и 1970-х не оставляют сомнений в важности «уюта» как цели планирования и предмета пропаганды того времени. В послесталинскую эпоху много писали и говорили о новосельях, о том, что обретение новой семейной квартиры – ключевой момент в жизни советского горожанина[365]. В то же время сам процесс создания домашнего уюта в официальных источниках подробно не освещался; узнать о нем можно только из устных рассказов и иных форм личных воспоминаний.

Лирические воспоминания, скажем, о еде[366], которые часто можно встретить в интервью или в интернете, контрастируют с куда менее ностальгическими рассказами об обустройстве жилья. Одна женщина вспоминает, каким потрясением стал для нее новый дом в Купчине рядом с «болотом» после добротного и довольно красивого здания близ Обводного канала, где находилась ее прежняя коммуналка: «Дали отдельную квартиру. Хотя по метражу она действительно больше, чем та, естественно. Но это была отдельная квартира очень маленькая. Ну, вот вернее, маленькая кухня, маленький коридор, низкие потолки. Совершенный шок»[367].

Похожими воспоминаниями делится и другая респондентка:

Они получили квартиру по распределению. До того, как получить ее, мои родители жили вместе с родителями папы и папиной младшей сестрой. А жили они, собственно, вот, в микрорайоне Дачное на Ленин [ском] <…> в районе Ленинского проспекта. В такой, совершенно типичной хрущевке, на 2-м этаже. Квартира называлась «4-комнатная», но метраж ее был, как современная… ну, большая 1-комнатная или маленькая 2-комнатная квартира. То есть там была одна комната побольше, центральная зала, и 3 таких закуточка, фактически, вот. И мои родители помещались в комнате, в которой…, по-моему, она 5-метровая, там 5 квадратных метров. То есть, когда они раскладывали двуспальный диван, там оставалось сантиметров 20 свободного пространства, чтобы, значит, войти в комнату и лечь на диван[368].

Правда, она здесь описывает тип планировки «распашонка», который в начале 1960-х уже устарел[369]. В более поздних проектах двери открывались в прихожую, а минимальный размер комнат увеличился. В то же время метраж всегда