Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности Страница 36

А потом наступают новые серии случайного карьерного роста.

Грубо? Очень грубо! Но такова жизнь ТВ.

Кстати, круто ты попал.

Кстати, чтобы стать строителем, нужно неслучайно изучать какой-нибудь сопромат и учиться пять лет.

Кстати, чтобы стать хорошим врачом… Ужас, сколько нужно неслучайно учиться, чтобы стать хорошим врачом.

Чтобы круто попасть, нужно обладать волей. Волей сумасшедшего. Бесчеловечной волей. Волей попасть на ТВ.

Довольно об этом, пора выполнять обещание.

Вот он, бонус. Песенка, с которой тебя возьмут на ТВ. Хотя бы на детский утренник.

Слова Кристины Грэн, музыка произвольная. Сценический образ: всклокоченные волосы, халат с длинными рукавами. Текст исполняется с печальным воодушевлением и сентиментальным безразличием.

Я хотел бы обратить внимание администрации

На то, что напитки разбавлены водой,

А гардеробщица больна сифилисом,

Оркестр состоит из бывших эсэсовцев,

Но сейчас новогодний вечер,

И, хотя у меня рак,

Я все же надену высокий колпак

На свою контуженую голову

И пущусь в пляс.

Тебя заметят.

Ты попадешь, во что хочешь.

О сомнительности родственных связей книги и ТВ

Сама по себе проблема противопоставления книги и ТВ при чуть более серьезном взгляде демонстрирует свою сомнительность. Истоки конкуренции уходят в первые опыты киноискусства, которое обратилось к визуализации литературного материала. Затем ТВ приняло эстафету и стало переводить в картинку слово писателя. Поначалу экспансия кино и ТВ прощалась гуманитарной общественностью, но когда масштаб влияния на массы визуальными искусствами стал слишком велик, зазвучал громкий хор обвинений ТВ (отчасти и кинематографа) в покушении на сакральную чистоту молчаливого слова. Пылкие обвинения утопили в праведных эмоциях крупицы здравого смысла.

Питер Гринуэй обронил мысль, объясняющую сомнительность конкуренции разных видов искусств, на примере между кино и книгой. Режиссер утверждает, что кино возникло не в 1895 году с выходом первой картины братьев Люмьер: «Кино было изобретено в 1640-х годах, когда Рембрандт, Караваджо и прочие столпы эпохи барокко впервые начали употреблять в своих картинах искусственный свет, отраженный свет. Кино родилось из живописи, хотя мы постоянно пытаемся забыть об этом».

В качестве доказательства прозвучавшего положения режиссер приводит собственный проект «Оживление картин»: «Снимается оригинальный холст, одновременно огромным количеством самых современных камер. Потом возможно как-то менять фон – добавлять дождь, делать утро, день, чтобы эта вот собачка, например, которая там лежит, вдруг встала и побежала, чтобы кто-то вдруг ушел, кто-то остался».

Проект «Оживление картин» доказывает генетическую связь между кино и живописью. Конфликт книги и ТВ носит более философско-идеологический характер, нежели философско-эстетический: конкуренты оспаривают право тотально влиять на аудиторию.

Полемика между книгой и ТВ приносит словесности весьма эффектные дивиденды. Расколдование обаяния ТВ, дискредитация эфира не учитывает одного, очень важного обстоятельства: генетически книги и ТВ принадлежат разным сферам существования человека. Позволим не лишенную провокационности мысль: базовый источник книги – письменность, родитель ТВ и СМИ – фольклорные анекдотические жанры – фаблио, шванки, новеллино, карнавал, скоморошьи игрища, а потом уже газета. Поэтому любой из названных носителей информации может высказывать упрек в адрес ТВ. В этом списке книга вовсе не должна быть названа. Она прописана в графе жертв телевидения.

А теперь следует сделать очень аккуратные выводы, чтобы избежать эмоционального пафоса и избежать категоричного резюме. Оговоримся, сама тема настолько болезненная, что не представляется возможным поставить однозначный диагноз и тем более сформулировать знаменатель, удовлетворительный в качестве намека на разъяснение проблемы.

Итак. Полемика книги и ТВ представляет дискуссию консервативного и либерального сознаний. Первое характеризуется склонностью сохранять сложившиеся представления о чем-либо, второе обращено к прогрессу и приветствует любые новации. Книга в этом смысле – идеальный объект для поклонения консерваторов. Книга демонстрирует стойкую убежденность автора в непогрешимости собственного мнения, пусть даже этот автор сомневается, кается, приглашает к дискуссии и т. д. – так или иначе книга как завершенный проект отмечена категоричной однобокостью и радикальной предвзятостью восприятия мира. Книга предельно спекулятивна хотя бы по подаче материала. Как тут не процитировать А. А. Бармака в книге «Достоевский Today», размышляющего о специфике литературного отбора материала: «Если бы Раскольников был крив, кос, лохмат, горбат и косноязычен и, забыли добавить, прыщав по всему лицу? Но обладал вопреки всем этим оригинальным приметам еще и прекрасной человеколюбивой душой, как, например, Квазимодо, и душа эта прямо-таки требовала от него во имя великой идеи уханькать какую-нибудь зловредную старуху процентщицу. Стал бы он героем романа? Нет, конечно, темно-русый и с прекрасными темными глазами красавец… А если бы вместо жидковолосой старухи процентщицы Алены Ивановны была бы тоже процентщица, но молодая, красивая, пышноволосая обольстительная Аграфена Александровна, как бы повел себя темно-русый красавец? Уханькал бы он ее? Не сломалась бы его идея, а?»

Ответ очевиден: сломалась бы!

В этом, видимо, и заключается одна из обаятельнейших сторон книги – в ее императивности: случилось так, и никак иначе. Роль читателя-консерватора – дописывать, упокаиваясь в завершенных пределах текста.

Либерал, исповедующий новацию, более предрасположен к ТВ, предлагающему жизнь как нагромождение случайностей, наваливающихся с разных сторон, как обилие новых людей, импровизирующих в нагромождении случайностей. А результаты всех этих импровизаций могут быть трагическими в исконном античном смысле слова, комическими в самом приблизительном карнавальном смысле или вовсе бессмысленными.

Конечно же речь идет об ответственных консервативном и либеральном мышлениях и принципах, а не экстремистских выходках с какой-либо из сторон.

ТВ как генератор новой реальности

ТВ как либеральный проект изолирует «человека аудитории» от консервативного уклада патриархального существования, делит общество на локальные сегменты, прозрачно дифференцируемые и идентифицируемые группы, основанные на политических, идеологических и прочих консервативно-либеральных интересах. При этом консервативная часть зрителей с интересом подглядывает за жизнью либералов и наоборот.

Сегодня говорить о потере доверия телеаудитории к массмедиа не очень справедливо. Подобные рассуждения набили оскомину, но главное, они бесперспективны, как и упреки к писателю в том, что он выражает изощренные концепции, не очень симпатичные читателю.

Дело в том, что сама природа ТВ не очень-то расположена к отражению того, что есть. Стоит прислушаться к писателю Т. Бенаквиста, знающему ТВ не понаслышке: «В современном мире, который они нам подсовывают, никогда не бывало ни Фрейда, ни Маркса. Его не расшатывал сюрреализм, и уж во всяком случае, он не повергает нас в этот великий бардак на исходе века». Просто потому, что ТВ работает в соответствии с буквой Бодрийяра: образы реальности, воспроизводимые ТВ, генерируют новую реальность, соответствующую этим образам.

Книга как консервативный документ, открывая перед человеком возможности общаться с буквами и воздействовать на себя, обеспечивала коммуникацию при малых скоростях событийной жизни, в контексте которой ТВ видится защитникам книги этически и эстетически малопригодным типом коммуникации.

ТВ для апологетов книги – неестественная среда, в которой традиционная психика отказывается работать: слишком велики скорости виртуальной жизни, отсюда сбивчивость самопонимания, та-самая-ненавистная-всеми-клиповость сознания, объем немотивированных действий. Изменяется функция речи, она овнешняется, вытесняется визуальными образами, которые и воздействуют на человека.

Важно подчеркнуть различие между умозрительными образами, рожденными книгой, и виртуальными. Книжные образы связаны с перцепцией наличного существования – читатель проецировал, дописывал слово, соотносил с наблюдаемым миром, расширял поле фантазии и мыслил. ТВ сужает поле мысли, визуальный образ не вовлекает зрителя в процессуальные связи с наличным. Он констатирует клиповые фрагменты мира в виде быстрой смены образов. В этом его специфика. Клип – это форма и способ существования ТВ-образа, эстетическая категория, к которой не должно относиться оценочно. В противном случае адепты ТВ имеют полное право ерничать над мимесисом.

Традиционный читатель пытался понять текст, отыскать в его содержании собственную травму. Книга выступала в качестве аналитика, энциклопедии травм, которые читатель соотносит со своим личным опытом, подбирая себе то или иное более доказанное психологическое заболевание. Писатель предлагает больше идей, чем сам в состоянии осмыслить и отрефлектировать, что приводит к тому, что книгу рекомендуется прочитать не единожды, чтобы отыскать в ней все больше и больше потаенных смыслов.