Вестница смерти – хозяйка судьбы. Образ женщины в традиционной ирландской культуре - Татьяна Андреевна Михайлова Страница 36

Рис. 22. Гептада, в которой названы семь женщин, недостойных выкупа за оскорбление (хорошо видны также поздние глоссы). Рукопись сер. XV в.

Лежащее в его основе слово baislec, по крайней мере как это понимается позднейшим глоссатором, восходит к основе bás ‘смерть’ в виде относительной формы презенса образованного от нее глагола básaigid ‘убивает, причиняет смерть’; неоправданное появление – l-, как объясняется это в глоссе к соответствующему термину в трактате, вызвано следующим за ним словом 1ос ‘место’ —.i. ben basaighes nech i lluc – «женщина, которая убивает любого на месте», то есть, как мы понимаем, глоссатор расчленил слово baislec на основы bas и 1ос, в результате чего получилось псевдосложное слово, означающее примерно «смерть на месте». В Словаре ирландского языка слово baislec называется заимствованным из латинского basiliscus ‘страшное мифическое животное, которое могло убить человека взглядом, василиск’, то есть действительно «смерть на месте» (см. [DIL-B, 20]; см. об этимологии слова подробнее в [LEIA-B 1981,10]). Слово aupta является генитивом от epaid, aupaid ‘чары, заклинания’. Таким образом, как мы видим, между профессиональной заклинательницей и колдуньей, которая может взглядом или словом убить человека, в трактате Речения о кровавом лежании проводится определенное разграничение, и если ben rindus – «заклинательница, исполнительница хулительных стихов» – была ограждена законом, то нанесение увечья колдунье, равно как и шлюхе и воровке, преступлением не считалось вообще, поскольку данные категории лиц уже заранее были объявлены как антисоциальные.

Во всех остальных случаях нанесение раны квалифицировалось именно как преступление, за которое следовало соответствующее наказание, однако далеко не всегда ответчик должен был действительно предоставить раненному им человеку свой дом и надлежащий уход. В каких же случаях «выхаживание» подменялось выкупом и кого (и по какой причине) не рекомендовалось вводить в свой дом? Данные разделы в Речениях о кровавом лежании представляют несомненный интерес как материал для возможной реконструкции социальных взаимоотношений в Ирландии VI–IX вв., но еще больший интерес, как нам кажется, представляют помещенные при них глоссы, написанные три-четыре века спустя и демонстрирующие древнеирландское общество, так сказать, в динамике социоментального процесса.

Ф. Келли был справедливо предложен принцип выделения соответствующих групп [Kelly 1995, 133]:

1) лица, чей социальный статус оказывался слишком высоким, или те, чей труд был слишком специфичен, чтобы ответчик мог временно заменить того, кто по его вине оказался нетрудоспособным;

2) лица, чье пребывание в доме ответчика может представлять опасность как для последнего, так и для его домочадцев.

Впрочем, провести между выделенными группами четкое разграничение не всегда оказывается просто, по крайней мере сам текст трактата однозначных указаний на это не дает.

В том, что касается мужчин, которым за нанесенное им увечье полагается вместо традиционного «выхаживания» в доме обидчика выкуп, соответствующий их социальному и имущественному статусу, то они, как следует из текста трактата, скорее все могут быть отнесены к первой группе. Среди них в особом разделе (§ 12) называются: король, епископ, содержатель странноприимного дома, божий человек, способный творить чудеса, юноша, способный видеть видения, историк, поэт, юрист и судья (переводы Д. Бинчи в отдельных случаях условны и требовали бы, наверное, особого комментария). Среди лиц, чье пребывание в доме ответчика может составить угрозу для домочадцев, названы: идиот, ненормальный, сумасшедший, чье поведение, как мы понимаем, было непредсказуемо.

Группа женщин, которым вместо «выхаживания» в аналогичной ситуации полагается лишь выкуп, оказывается гораздо более пестрой и столь необычной для современного сознания, что отдельные ее «номинации», равно как и их позднейшие интерпретации, заслуживают специального анализа.

Так, в § 32 трактата о кровавом лежании говорится, что существует двенадцать типов местных женщин, на которых не распространяется «закон выхаживания» (cain otrusa): ben sues sruta cocta for cula, Rechtaid geill, Maineach ferta, be rinnuis, bansaer, airmitnech tuaite, banliaig tuaite, birach briatar, be foimrimme, Confael conrecta, mer, dasachtag.

Сразу, по аналогии с соответствующими «мужскими» категориями данной группы, мы можем отбросить уже знакомых нам mer и dasachtag, то есть идиотку и сумасшедшую. Оставшиеся десять категорий нам остается разделить по принципу «незаменимости» и «опасности», причем сделать это мы попытаемся сначала, не обращаясь за помощью к имеющимся в этом же тексте «разъясняющим» поздним глоссам.

Так, достаточно прозрачными представляются термины banliaig tuaite и bansaer. Первое означает, безусловно, «местная женщина-врач», второе, видимо, имеет в основе достаточно широкое семантически понятие saer с общим значением ‘свободный ремесленник, мастер’, в более узком смысле, как правило – по отношению к мужчине – ‘плотник’. Общий смысл, как представляется, «мастерица, женщина, владеющая некоей специфической профессией».

Сочетание bé rinnus нами уже обсуждалось выше. Если в Гептадах данным термином обозначаются заклинательницы, которые лишены гражданских прав, то в Речениях о кровавом лежании на их месте выступает колдунья-василиск, тогда как заклинательница, видимо, исполняющая некие магические словесные действия, направленные не против своего племени, а против врагов, не рассматривается как антисоциальный элемент, хотя, безусловно, вызывает к себе довольно сложное отношение: она одновременно и «незаменима», и «опасна». Именно такое понимание термина bé rinnus, как нам кажется, дает нам контекст его употребления: оно стоит на четвертом месте после обозначений женщин, которые различными способами – как посредством авторитета, так и при помощи магии – могут оказывать влияние на ход военных действий. Так, к ним относятся – ben sues sruta cocta for cula – «женщина, которая поворачивает поток войны вспять», rechtaid geill – «определяющая заложников», maineach ferta – «понимающая (?) в чудесах». Термин airmitnech tuaithe, буквально – «почитаемая народом», не совсем ясен с точки зрения «профессиональной». По предположению Д. Бинчи, речь в данном случае может идти о пророчице или ясновидице [Binchy 1938, 64], на что прямых указаний в тексте нет, однако совершенно очевидно, что в данном случае, как и в других, перечисленных выше, отказ от «правила выхаживания» вызван фактором профессиональной «незаменимости» данной категории женщин.

Рис. 23. Женщина-врач. Захоронение. I в. до н. э.

Южная Франция

Итак, остается еще три типа женщин, к которым правило «выхаживания» не применяется и которым вместо этого следует за нанесенный ущерб определенный выкуп – birach briathar, be foimrimme, confael conrechta. Интересно, что именно эти три термина упоминаются в трактате еще раз, ниже (§ 34), причем там о них говорится буквально следующее: «Вот три женщины из названных, которым полагается выкуп согласно их браку <…> И потому не следует брать их на выхаживание, что никто не может нести ответа за вину их храбрости» (ar cin a lete – может быть также переведено как «за преступление их наглости»). Что же это за женщины и в чем состоит их особая «отвага» (или наглость), которая толкает их на преступление? И, что для нас особенно интересно, как понимались эти загадочные термины поздним глоссатором?

Сочетание (ben) birach briatar, как кажется, не должно вызывать трудности для понимания. Оно означает буквально (женщина) «острых слов», и, видимо, под ним понималась