Елена Лаврентьева - Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия. Страница 45

Осенью 1811 года появилась на московском горизонте великолепная комета красного цвета с длинным хвостом. Смотря на это редкое явление природы, многие из жителей Москвы предавались тревожным опасениям и ожидали для себя каких-то неминуемых бедствий{4}.

Знаменитая комета 1811 года также не изгладилась из моей памяти: она была очень ясна, с длинным широким хвостом. Помню, как, бывало, в сумерки мы ежедневно с няней садились у окна и ожидали ее появления. Я любовался ею, а старая няня крестилась и с грустью говаривала: «Ох, это не перед добром!.. не перед добром!» — и шепотом начинала читать молитвы{5}.

Было нам и небесное предвещание: в 1811 году явилась на небе большая и блестящая звезда с хвостом, яркая комета. При первом появлении этой кометы хвост у нее не был длинен, но с каждым днем все как будто прибавлялся и, наконец, был предлинный. Разные были толки тогда об этой комете, и больше все видели в ней недоброе предзнаменование, считали, что это пред великим бедствием Господь посылает нам знамение, чтобы мы покаялись и обратились к Нему.

Иные смеялись и говорили, что это суеверие, что звезда или комета не может иметь никакого влияния на судьбу человеческую, а разве только на погоду, будет ли ведренная или сырая, жаркая или холодная.

Там как угодно, верь не верь, а недаром же была эта комета, и не прошла она без бедствия. Когда она увеличилась до больших размеров, то сделалась очень ярка, и загнутый хвост, который шел вниз трубою, был предлинный и такой же яркий, как и она сама; и потом она стала все бледнеть, меркнуть и так совсем выцвела, исчезла. Тогда, помнится, говорили, что эта комета не совсем новая, а была уже видна до Рождества Христова при Юлии Кесаре.

Тяжел был для всех 1811 год; мы все смутно предчувствовали, что готовится что-то ужасное и собирается гроза над нами, но чтобы постигло нас такое бедствие, какое мы испытали, этого никто и представить себе не мог{6}.

Показалась на горизонте ужасная, великолепная, блестящая комета с огромным хвостом, которой подобной я во всю жизнь мою не видывал ни прежде, ни после. Все лето, вплоть до осени, горела она на нашем небе и освещала мои вечерние и ночные прогулки. Как простолюдин, веровал я в сие страшное знамение и в мрачных мыслях невольно стал переноситься в будущее{7}.

Лето в этом году [1812] было жаркое, погода долгое время стояла сухая и теплая. На небе виднелась яркая планета с длинным хвостом. Простой народ называл Наполеона антихристом, говорил, что он огнем и мечом истребит все по течению этой кометы, потом наступят последние времена, а там конец мира. Все это, соединяясь с предсказаниями какого-то содержавшегося в остроге раскольника, предрекавшего, что в России будет хлеба много, а некому есть, посеяло в народе большой страх{8}.

Комета, которая по исчислению астрономов должна явиться в 1832 году и пройти весьма недалеко от нашей Земли, делает на многих обитателей оной сильное впечатление. Люди неученые опасаются, что она произведет совершенное разрушение Земли или по крайней мере будет причиною великих наводнений, землетрясений, неурожаев и других бедствий; набожные думают, что это будет одно из тех печальных явлений, которые должны предшествовать Страшному Суду; легкомысленные, напротив, смеются и осуждают тех и других, частию по невежеству, а частию по отвращению от всего, клонящегося к религиозному, и вместе с тем отвергают математически доказанную правильность сего явления, которая ни в каком случае оспориваема быть не может; наконец, самые астрономы, хотя и понимают предмет сей, как следует, опираясь в исчислениях своих на прочном основании; однако ж сомневаются еще в точности сих вычислений; ибо они должны наперед выждать, каким изменениям подвергнется путь сей кометы от притягательной силы Юпитера, близ которого она должна проходить и от которого путь ее необходимо и значительно может сократиться.

Легко понять, что панический страх в сем случае происходит, с одной стороны, от невежества и распространения нелепых толков людей легкомысленных и не ученых, а с другой, от того, что самые астрономы не довольно ясно возвестили, каким образом последует явление сей ожидаемой кометы; не имеющие же никакого понятия об астрономии не в состоянии сами судить о подобных предметах, разрешать в них сомнения и проникать в сущность и истину вещей…

В наше время суеверие насчет комет очень уменьшилось — с тех пор как перестали бояться солнечных затмений, на явления комет взирают уже с равнодушным любопытством. Напротив, астроном тем с большим вниманием ловит благоприятную минуту для приобретения ближайших сведений о свойстве сих загадочных тел{9}.

Мы отметили все важнейшие и выдающиеся факты в истории человеческих суеверий и предрассудков, связанных с небесными кометами. Из этой истории с несомненностью явствует один важный вывод: все эти суеверия и предрассудки были измышлениями книжников, людей ученых, а не были отнюдь «гласом народа». Нечего говорить о Плинии и западных схоластиках; и ветхозаветные пророки были учеными поэтами и публицистами, а отнюдь не выразителями народных воззрений, с которыми они, напротив, всеми силами боролись. Русские летописцы, часто не «мудрствующие лукаво», по вопросу о кометах находились сначала под сильнейшим влиянием греческих хронографов, а потом уже у них выработалась на этот счет и своя манера, мало чем уступавшая схоластической.

Из летописей и хронографов, через посредство книжников и грамотеев, суеверный взгляд на невинные небесные кометы распространился и в русском народе. Мы уже знаем, что говорили о комете 1858 года пермские мужички. Белорусы видят в появлении на небе кометы предзнаменование эпидемии (Этнографическое обозрение. 1892. № 2. С. 33). У малороссов существует примета: «тильки явиться на неби метла, то буде война» (Чубинский. Труды экспедиции в Западно-Русский край. Т. III. С. 451). В центральных великорусских губерниях комету считают предвестницею бедствий: града, пожара, засухи, войны, и «наказанием от Бога». Иные мудрствуют так: если хвост кометы обращен кверху, то будет война; если вниз — мор. Третьи утверждают, что кометы предвещают вообще «важные события», и в доказательство указывают, будто бы перед уничтожением крепостного права комета лежала на небе в продолжение шести недель (Этнографическое обозрение. 1896. № 3. С. 196).

Что это все взгляды, навеянные книжными теориями, — в том нет никакого сомнения. Особенно замечательно, что в народе распространено еще и другое воззрение на кометы, исключающее приведенные нами выше мудрствования грамотеев и гораздо более соответствующее общему тону народного миросозерцания.

 «Божья планета не может предвещать худа» (там же). В частности же: «метлы (то есть кометы) небо подметают перед Божьими стопами» (Даль В. И. Пословицы русского народа. Т. II. С. 276). Здесь сказался чисто народный мистически-благочестивый взгляд русского человека, который в звездах видит глаза небесных ангелов Божьих, в громе и молнии — колесницу святого пророка Илии, а в млечном пути — путь пророка Моисея на небо.

Точно так же в народных приметах метеорологического характера кометы совсем не представляются грозными призраками, провозвестниками Божественного гнева, а, напротив, самыми невинными светочами. Появление кометы, гласят народные приметы, предвещает жаркое лето и холодную зиму, а также — хороший урожай винограда. Хотя ученые отвергают правильность этих примет, но для нас важно не то: важно убедиться, что связанные с кометами мрачные суеверия и предрассудки отнюдь не идут из тайников неразгаданной еще до сих пор народной души, во многом опередившей нашу науку, — а суть праздные измышления досужих книжников, только потом распространившиеся в народной массе{10}.

Глава XX

«Помоги Бог благополучно совершить путь. Все предосторожности приняты»{1}

Понедельник  считается несчастным днем для выезда в путь{2}.

Туркул был отъявленный противник суеверия… И что ж? Такой человек, как он, имел сильный предрассудок, тщательно скрываемый, который однако ж чиновники его разгадали; он боялся пускаться в дорогу в понедельник. Когда государем, ехавшим в Варшаву, назначен был министру для прибытия туда же такой день, что по расчету времени ему нужно было выехать из Петербурга в роковой день, он медлил так, чтобы сесть в экипаж после полуночи. Мы разгадали это потому, что он довольно неискусно хитрил; вечером в понедельник, когда все было готово к отъезду, выдумывал разные дела, заставлял нас писать бумаги, вовсе не спешные, к его подписанию, переправлял их без надобности, давал по нескольку раз переписывать и все это для того, чтобы дотянуть время до полуночи. Когда же час этот пробил, то хотя бумаги не были готовы, приказывал их прислать к нему в Варшаву, а сам прощался и уезжал.