Амир Хисамутдинов - Русская Япония Страница 45

Ричард Форд построил дом в европейском стиле на участке № 22 в Минамиямате, который в дальнейшем сыграл особую роль для немногочисленной русской общины. Проект дома составил русский инженер. В нем имелось девять комнат и отдельно кухня и ванная. К дому прилегал огромный тенистый сад. Коммерция успешно расширялась, и Форд переехал в Кобе, а оттуда во Владивосток. Вероятно, здесь он решил обосноваться надолго. Кристина поступила во владивостокскую прогимназию, которую успешно закончила. Позже многие удивлялись, насколько хорошо она говорила по-русски.

Кристина кроме того великолепно знала русскую литературу, очень любила поэзию и была романтично настроена. Неудивительно, что девушка влюбилась в молодого моряка Щербинина, подробности биографии которого пока остаются неизвестными. По воспоминаниям современников, во время Русско-японской войны Щербинин служил старшим помощником на пароходе «Аргень», на котором и был захвачен в плен. «Тип русского богатыря, который почти мальчиком отправился на Дальний Восток и прекрасно изучил не только его моря, но языки и нравы побережных жителей. Его здоровье и прекрасный характер много помогали ему переносить все невзгоды, которыми так богата жизнь моряка, а его была в особенности». Он занимался китобойным промыслом в Охотском море, каботажными плаваниями, пока не встретил Кристину.

Вскоре состоялась свадьба в Покровской церкви. Незадолго до этого Кристина приняла православие. Спустя некоторое время молодая семья переехала в Нагасаки. Щербинин стал капитаном судна, курсировавшего между Владивостоком и Нагасаки. Кристина родила двоих детей, девочку и мальчика, растить которых помогали ее родители.

Ричард Форд скончался 85-летним 16 апреля 1903 г. Его похоронили в Нагасаки на международном кладбище Сакамото. Потом Кристина потеряла и мужа, умершего на борту своего судна и похороненного на Морском кладбище во Владивостоке.[7] Кристина очень оплакивала мужа и больше не выходила замуж. Она продолжала жить с матерью в семейном доме, который превратился в настоящий русский дом, хлебосольный и открытый для всех, кто говорил по-русски. До революции Кристина Ричардовна периодически ездила на могилу мужа, но потом это стало невозможно. Она умерла 23 сентября 1966 г. и завещала отвезти ее прах во Владивосток, чтобы поместить рядом с останками мужа. В свое время, встречая в Японии советских моряков, она всегда рассказывала им, где находится могила Щербинина, и просила положить цветы… В те времена это было невозможно, и друзья похоронили ее на родительском участке. По желанию Кристины надпись на могильной плите была сделана на русском языке. Дочь Кристины выучилась на врача и жила во Франции. У нее родился сын-блондин, по мнению бабушки, очень похожий на русского деда. Сын, сохранив фамилию Щербинин, уехал в Аргентину, где стал художником. Русский дом Щербининой, общей площадью 500 бу, разрушили лет двадцать тому назад. Власти Нагасаки предлагали наследнице-японке, ухаживавшей за Кристиной, выкупить его и сделать чем-то вроде туристической достопримечательности. Сначала она не захотела, а когда спохватилась, было уже поздно… Жаль, этот дом, который находился в двух шагах от бывшего Русского консульства, послужил бы напоминанием о русском присутствии в этом городе. Остается неизвестным и то, где находится архив К. Р. Щербининой.

Другой приметной фигурой в Русской общине в Нагасаки была Кира Яковлевна Кузнецова, имевшая отношение к известной семье русских чаеторговцев в Китае. Она снимала комнату у Щербининой и, имея прекрасное музыкальное образования, давала уроки музыки. Молодая женщина пережила трагедию: в январе 1928 г. умерла ее пятилетняя дочь Кокочка. Сама Кузнецова скончалась 44-летней 11 сентября 1938 г.

К 1936 г. всех иностранцев, проживавших в Нагасаки, начали беспокоить новости, приходившие с континента. Япония захватила Маньчжурию, несмотря на протесты Лиги Наций, и готовилась развязать войну с Китаем. Спусковым крючком для этой войны стал инцидент у Luguoqiao, моста Марко Поло, в Пекине 7 июля 1937 г. К концу года Пекин, Тяньцзинь, Шанхай и Нанкин уже были оккупированы японцами. Ни Британия, ни США не были вовлечены в боевые действия, но осенью 1937 г. был убит британский посол в Китае: поезд, на котором он ехал, обстреляли с японского самолета. На реке Янцзы был бомбардирован и потоплен американский миноносец «Рапау». Обострилась шпиономания. За нагасакцами, замеченными раньше в сотрудничестве или дружбе с иностранцами, установили слежку. Всех людей, с которыми они встречались и разговаривали, брали на заметку и затем допрашивали о предмете разговора.

8 декабря (по японскому календарю) 1941 г. Япония объявила войну Великобритании, США и Голландии и в тот же день нанесла неожиданный удар американскому флоту в Пёрл-Харборе. То, что раньше было только угрозой, включилось в войну против стран-союзников: вооруженные силы Японии начали завоевание Гонконга, Сингапура и других районов Восточной Азии, находившихся под европейским протекторатом.

В Нагасаки, который считался японским военным форпостом, русских почти не осталось. Исключение сделали для тех, кто проживал здесь долгие годы. К ним относились Яшковы, выходцы из Самары. Семен Николаевич Яшков родился 15 февраля 1896 г. С частями Белой армии он попал в Харбин, куда после долгих хлопот вызвал жену, 23-летнюю Александру Дмитриевну, с годовалым Иваном. Вскоре родилась и дочка Валентина. Как и многие эмигранты, в Японию глава семьи отправился на заработки, и в 1932 г. семья уехала в Симоносеки. В семь лет Иван поступил в японскую школу, которую закончил с отличием. Тем временем в семье появилась еще одна девочка, Люба. Когда ей было три года, семья переселилась из Симоносеки в Нагасаки, где 14 июня 1936 г. родилась дочь Зина. Иван же на следующий год уехал в Харбин, где в дальнейшем женился.

Тем временем в Нагасаки постепенно стали исчезать следы русского присутствия. Участок, на котором размещалось Российское консульство, тоже пошел в дело: там началась стройка. В те времена русские эмигранты не имели никаких документов, что делало их совершенно бесправными. Александра Дмитриевна на всякий случай прятала советский паспорт.

Однажды в 1939 г. в Нагасаки приехал белый генерал, который встречался с русскими по всей Японии. Имеются косвенные сведения, что его заподозрили в сборе сведений в пользу Америки или Советской России, пострадали же те, с кем он успел встретиться. Семена Николаевича арестовали среди первых, но знакомый из местной полиции быстро сообщил об этом семье. В это же время мимо дома, где они жили, японские полицейские повели их знакомого, А. В. Дьякова. Тут же пришли с обыском. У Александры Дмитриевны екнуло сердце: советский паспорт, завернутый в тряпку, хранился между кухонным столом и полкой с игрушками, а среди кукол дочерей лежал фотоаппарат Вани. Это могло послужить основным поводом для обвинения русских эмигрантов в шпионаже. К счастью, обыск не был тщательным, и полиция ничего не обнаружила. Через некоторое время отпустили и мужчин.

В Кобе

В смутное время Гражданской войны в России Николай Петрович Матвеев был вынужден срочно перебраться в Японию: зная о его политических симпатиях, ему угрожали и правые, и левые. Но в Японии он очень скучал по родине, недаром в 1919 г. появилось стихотворение «На чужбине»:

А я один, для всех чужой,Бреду извилистой тропой,И, как железная доска,Неутомимая тоскаВолнует грудь, терзает ум,И под напором мрачных думЯ вижу край, где вновь и вновьНесется стон и льется кровь…И не несут душе утехНи эта песнь, ни этот смех.

По горячим следам зверств банд Тряпицына Матвеев побывал в Николаевске-на Амуре и постарался описать все, что увидел и услышал там. Возвращаясь домой, он заехал в Хакодате, с которым был связан кровными узами. В Японии Николай Петрович продолжил активно заниматься журналистикой, став представителем журнала «Русский Дальний Восток» в городе Осака, писал статьи для американских изданий, выпускал детские книги. В 1935 г. он участвовал в литературном кружке русских эмигрантов, который выпустил под редакцией М. П. Григорьева сборник «На Востоке». В нем увидела свет работа Матвеева «Старые поэты Японии».

Журналистика и литературная работа не давали больших доходов, зарабатывать на жизнь приходилось другим путем. Каким же? Ответ на этот вопрос содержится в письме Веры Малининой из Кобе: «Я хорошо помню Николая Петровича Матвеева. Он здесь, в Кобе, занимался книжным делом. Он умел доставать русские книги. Насколько я помню, он иногда ездил в Токио, где было много магазинов со старыми книгами, и он их покупал и привозил продавать. Я не помню, как он доставал другие книги, может быть, из Харбина, так как, как Вы знаете, он посылал статьи в журнал «Рубеж». Он часто приходил к нам в дом с книгами, и у нас было куплено много полных собраний сочинений русских писателей».