Вадим Руднев - Логика бреда Страница 5

Все человеческие (а в новой модели реальности – и не только человеческие) отношения регулируются механизмом проективной идентификации, открытым Мелани Кляйн и в дальнейшем подробно разработанным ее последователем Уилфредом Бионом. Суть этого механизма как универсального механизма защиты состоит в том, что человек не просто идентифицирует себя с другим человеком, но и пытается заставить его вести себя так, как сам хочет. Например, пациент в психоанализе отождествляет аналитика со своим отцом и начинает его ненавидеть, навязывает ему свою трансферентную ненависть и заставляет его вести себя так, как будто он и есть его отец. В свою очередь аналитик в своем контрпереносе может ответить пациенту взаимной ненавистью. Но на месте ненависти в проективной идентификации может быть и любовь, и взаимопонимание, и любое другое чувство. Проективная идентификация имеет непосредственное отношение к бреду воздействия. Когда сознание человека раздваивается и его психотическая часть в виде некой силы воздействует на него, понуждая к одним поступкам и запрещая другие, это и есть механизм проективной идентификации. Как может себя повести в ответ человек, страдающий бредом величия? Он может подчиниться и может бороться. Как здесь можно бороться, мы уже писали: для этого нужно обесценить воздействующую силу. Для этого психотик прибегает к следующему маневру, подробно описанному Бионом: он выталкивает свою психотическую часть наружу и вселяет в какую-нибудь вещь – черные очки, тапочки, халат, во все, что угодно. В результате образуется то, что Бион назвал «странными объектами». Но это сугубо психотическое решение проблемы. Оно облегчает психотику жизнь в том смысле, что бороться с внешним противником гораздо легче, чем с внутренним. Но в этом случае могут появиться другие странные объекты, и все начнется снова. Есть ли более эффективные способы борьбы с бредом воздействия? Такие способы возможны лишь в рамках какого-то конкретного психотерапевтического метода, например, гешальт-терапии или психодрамы. Пациенту предлагается вывести наружу свою психотическую часть, посадив ее на «горячий стул». Затем он должен также экстраецировать свою творческую часть и посадить ее на другой стул. Между этими тремя объектами заводятся прения в присутствии психотерапевта, и все стороны могут высказываться совершенно откровенно. Я присутствовал на подобных сеансах и могу сказать, что они весьма эффективны. Как выглядит эта ситуация в рамках новой модели реальности? Проективная идентификация играет там гораздо большую роль, чем в традиционно понимаемых человеческих отношениях. Но при этом важно, что новая модель реальности не признает «странных объектов», так как в ее рамках нет ни бреда, ни безумия. Одно переходит в другое. Происходит бесконечный диалог между ее элементами. В этом диалоге имеет место не воздействие, в взаимодействие. Проективная идентификация играет роль мощного стимула к осуществлению этого диалога, так как она носит принципиально взаимный характер.

Если вернуться к обыденной реальности, то следует, очевидно, поинтересоваться, какую роль играет проективная идентификация в других видах бреда. Возьмем бред отношения. Допустим, мне кажется, что за мной все пристально наблюдают – на улице, в кафе, на работе, везде. Все пытаются осуществить по отношению ко мне проективные идентификации. Тогда у меня возникает естественный в данных обстоятельствах вопрос: почему ко мне проявляется такое повышенное внимание? Ответов может быть только два. Первый заключается в том, что, наверное, меня хотят уличить в каком-то преступлении или неблаговидном поступке. Так бред отношения перерастает в бред преследования. Второй ответ таков: если все на меня обращают внимание, значит, я такая значительная личность. Так бред отношения перерастает в бред величия. Какую роль здесь играет проективная идентификация? При бреде преследования преследующий хочет поймать меня и признать виновным. При бреде величия дело обстоит более сложно. Здесь самое важное заключается в том, что собственное Я больного исчезает и на его месте появляются Наполеон, Иисус Христос и т. д. Мегаломан сам становится гиперстранным объектом, так как патологическая проективная идентификация поглощает его собственное Я, растворяет его в экстраективной идентификации с великим человеком. Чем проективная идентификация отличается от экстраективной? Тем, что для проективной идентификации нужно два субъекта, а при экстраективной они сливаются в один квазисубъект (гиперстранный объект) или в целый кластер квазисубъектов, поскольку при бреде величия больной может отождествлять себя с кем и с чем угодно. Парадоксальным образом бред величия очень близок к тому, как складываются отношения между элементами в рамках новой модели реальности, так как там все отождествляется со всем. Мы должны еще раз повторить, что все анализируемые виды бреда имеют свои эквиваленты в обыденной «здоровой» жизни, где на нас обращают внимание, преследуют нас, воздействуют на нас и где мы сами считаем себя выдающимися людьми. Почему такие слова, как «здоровый» или «нормальный», я ставлю в кавычки? Потому что психическая норма – эта такая же иллюзия, как внешняя реальность. Как за обыденной моделью реальности стоит новая модель реальности, так за психической нормой скрывается, по словам Лакана, «хорошо компенсированный психоз».

Здесь мне представляется необходимым сделать следующую оговорку. Если мы признаем, что «окружающая действительность», или «внешний мир», – это иллюзия, то и воспринимающее ее сознание – тоже иллюзия, фикция. Никакого сознания не существует. Нам только кажется, что мы что-то сознаем. Например, мне кажется, что я сейчас пишу книгу «Логика бреда», и я нахожусь сам под воздействием этой иллюзии. Или мне кажется, что я осознаю, что у меня есть жена и я ее люблю. Если принять гипотезу Гурджиева, что все мы – спящие машины, то как может машина что-то осознавать! Никак не может. Откуда же тогда берется иллюзия, что у нас есть сознание, при помощи которого мы воспринимаем внешний мир? На этот вопрос будет ответить нелегко. Если с самого начала нашей жизни до самой смерти мы только и делаем, что спим, то нам нужно какое-то иллюзорное оправдание этому. В качестве этого оправдания и возникает иллюзия, что мы что-то делаем – учимся, работаем, пишем книги, любим. Но тогда зачем же я пишу эту книгу, если я знаю, что мне это только кажется? И не скрывается ли в этом парадокс? Если я уверен, что мне все кажется, то не является ли и эта моя уверенность также иллюзией?

Может ли человек знать наверняка хоть что-нибудь? Например, можно сказать: я знаю наверняка, что меня зовут Вадим Руднев. Может быть, мне это тоже только кажется. Какие у меня доказательства, что меня зовут Вадим Руднев? Я беру свой паспорт, в который приклеена моя фотография и написано «Вадим Руднев». Но ведь паспорт – это элемент внешней реальности, которая иллюзорна. И любое другое доказательство будет взято из внешней реальности и, стало быть, также будет иллюзорным.

Что же делать? Если я ни в чем не уверен, если мне все только кажется, то зачем вообще вся эта жизнь? Я не знаю. Могу ли я быть уверенным в этом «Я не знаю»? Я и этого не знаю. Временами у меня возникает ощущение, что внешний мир вот-вот пропадет и мне скажут: «Добро пожаловать в пустыню Реального», как в «Матрице» Морфеус сказал Нео. Значит, я просто сумасшедший? Но любой настоящий философ – сумасшедший. Для философа, как и для безумца, мир предстает в виде агломерата странных объектов. Они все воздействуют на него. Телевизор, айфон, Интернет. Когда они выключены, они напоминают «Черный квадрат» Малевича, несомненно, самую странную картину на свете. Одна из важнейших черт бреда воздействия заключается в том, что все неодушевленные предметы кажутся бредящему живыми, а сам бредящий становится неживым автоматом, лишенным воли. Так в мире безумия живое и неживое меняются местами…

Но к чему эти разговоры об особенностях бреда воздействия, если ничего не существует, все только кажется! И самое неприятное, что кажущийся тоже лишь кажется самому себе. Кто-то назвал мою философию лингвасолипсизмом. Это неверно. Солипсист по крайней мере убежден в существовании себя самого. Но я не верю в существование себя самого. Более того, я не верю в существование ничто. Ничто тоже не существует. Ну а как же новая модель реальности? Она находится по ту сторону существования и несуществования. Ее элементы «упорствуют», по выражению Делёза. Они упорствуют в своей нелокальности. Нелокальность – свойство квантового мира. Квантовый мир придумали физики. Но я не придумывал новую модель реальности. Это она меня придумала. Я думаю (мне кажется), что новая модель реальности – это нечто вроде Розы Мира Даниила Андреева, у которого с клинической точки зрения (будь она неладна!), несомненно, был бред воздействия. Он сидел в камере, и по ночам ему показывали Шаданакар, Энроф и другие не менее интересные вещи. Он был не автором «Розы мира», а лишь передатчиком некой мистической информации. Новая модель реальности – калейдоскоп взаимных превращений. Она не дает застаиваться на одном месте. В этом смысле она уникальна. С точки зрения традиционной онтологии новая модель реальности – утопия, так же как и «Роза Мира». Но кто такая традиционная онтология, чтобы утверждать подобные вещи! Она вся построена на иллюзии и самообмане. Если люди когда-нибудь проснутся от гурджиевского сна, они несомненно окажутся в новой реальности. Пока же они не проснулись, они пребывают в состоянии бреда воздействия. Я не настолько глуп, чтобы считать, что могу своими книгами способствовать всеобщему пробуждению. Но сам я на какие-то доли секунды просыпаюсь, и тогда новая модель реальности предстает в бесконечных просторах любви и счастья.