Андрей Пелипенко - Избранные работы по теории культуры Страница 52

Итак, чтобы означенные явления рассмотреть в рамках единой гипотезы, необходимо представить себе механизм (плохо подходящее слово!) медиации между импликативным и эмпирическим мирами, проявляющими себя через психосферу. Здесь и далее мне вновь придётся обращаться к теориям КМ и квантовой космологии в контексте вопросов, так или иначе уже затронутых в гл. 1. Вопросы эти сложны и многоаспектны, и потому я заранее прошу у читателя прощения за вынужденные повторы.

3.2. Психосферная медиация и «ложные представления»

Гипотеза психосферной медиации (ПМ), предлагающая интерпретацию вышеозначенного комплекса «паранормальных» явлений, не может быть построенной на основе антиисторических представлений об абстрактном человеке (см. Введение). На разных стадиях развития психофизиологии и ментальности человека этот комплекс проявляется по-разному.

Когда в ходе антропогенеза подчинение жёстким и стандартизованным диктатам ИМ частично разрушилось, на «принимающее устройство» психики гоминид обрушился вал прежде незнакомых интенциональных сигналов, потоков и воздействий. Невидимые мосты, по которым шли интенциональные импульсы, испускаемые животной психикой, частично рухнули, что и определило психическую составляющую эволюционной болезни. Разрушения всех этих мостов ни один биологический вид перенёсти бы не смог. К тому же такой обвал невозможен в принципе – предки человека тогда бы полностью утрату свою природную компоненту, так и не успев обрести культурную. Но и того разрушения, что принесла с собой эволюционная болезнь, оказалось довольно для трансформации животного психизма в протокультурный, а затем, по мере его дальнейших трансформаций, в сферу зрелой человеческой ментальности. Эрозия стандартных природных каналов взаимосвязи психики с ИМ шла на протяжении всего периода антропогенеза, и всё это время дуализм двух миров медленно, но верно проступал и проявлялся в пробуждающейся рефлексии раннего сознания. По мере развития культурных практик увеличивалась и действительная дистанция между мирами, что и стало глубинным основанием отпадения, обособления культуры и человека от природы. Однако даже у современного архаика дуализм миров относительно слабо выделяется из синкретической нерасчленённости. Но такого рода «холизм» – лишь атавистическое, ослабленное воспоминание о несравнимо более высоком уровне слитности, которое неуклонно утрачивалось с развитием самости и сознания вообще. В этом смысле современные первобытные народы – своего рода «декаданс», разложение и упадок той целостности и прямой интенциональной отзывчивости на когерентные взаимосвязи и вообще любого рода импульсы ИМ, которые имели место ещё в верхнем палеолите, не говоря уже о более ранних временах.

Каким же образом развивается диспараллелизм миров? Психика, изначально ориентированная, в силу ее природного происхождения, на улавливание когерентных связей, постепенно утрачивает с ними связь и принимает за них ложную каузальность. Что это такое? Включение в становление психики процессуально-временных отношений сбивают правополушарные настройки погружения в паутину психосферных интенций. Поэтому подсознание вынуждено «ощупью» отыскивать агентов когерентных связей и полуосознанно-полупринудительно их между собой связывать. Там, где атавистические «прописи» животного психизма оказываются недостаточно стёртыми эволюционной болезнью, это в той или иной мере удаётся, и акты безошибочного животного «знания» восстанавливаются и срабатывают уже в осмысленных культурных практиках. Там же, где инстинктивные каналы медиации оказываются разрушенными, непосредственное погружение в когерентность и, соответственно, получение прямых психических и поведенческих регуляций вынужденно заменяется тем, что впоследствии станет пониматься как культурный опыт. Эти вторично установленные связи, которые ранним сознанием инерционно переживаются как когерентные, в действительности не когерентные, а каузальные, либо псевдо-каузальную связи.

Но, что же представляет собой псевдо-каузальная связь? Объективные[161]каузальные связи между вещами обнаруживают себя в сознании на основе их (вещей) природных свойств. Но этот сектор связей за ненадобностью лишь «краем» включён в спектр животной психической перцепции. Животным не нужно осваивать физические свойства вещей – все необходимые с ними взаимодействия предусмотрены инстинктами, дополнены и скорректированы условно-рефлекторными сценариями. Поэтому в животной психике каузальность инкорпорирована в когерентность. Лишь при определенных условиях эта когерентность ситуативно «расплющивается», «высвобождая» ощущение протокаузальности. Примерами поведения животных, иллюстрирующими эту ситуацию, изобилует современная этологическая литература [см. напр.: 202]. У человека же (включая и его предков) из этого сектора каузальности развивается рационалистический бытовой, а затем, на высоком уровне развития сознания и знаковых систем, и научнотеоретический опыт. Это каузальность первого типа.

Второй же тип – условно говоря, ложный – возникает из-за стремления навязать вещам квази– и псевдокогерентные связи, т. е. заново их обнаружить там, где они, по смутным атавистическим интуициям, должны быть, но не чувствуются из-за того, что уже обработаны левополушарными когнитивными техниками. Неуклонно и последовательно утрачивая естественную погружённость в когерентность, пробуждающееся сознание стремится нырнуть в неё заново, по-новому устанавливая в психике полустёртые пути в когерентную паутину ИМ и тем самым преодолевая или, по меньшей мере, компенсируя травматичное отпадение от палеосинкрезиса. Но что утрачено – то утрачено: «правильная» животная вписанность в когерентный мир в ходе культурогенеза всё более отдаляется в область недостижимого идеала (отсюда, кстати, и бесконечная ностальгия по воссоединению с Единым[162], тянущаяся с момента осознания проблемы отпадения). Ранее сознание по-детски тычется в вещи и методом проб и ошибок, а иногда и «назло» ошибкам пытается вновь поймать ускользающие алгоритмы и невыразимые «флюиды» когеренций, «склеить» распавшиеся корреляции. В раннем сознании память о ненарушенной эволюционной болезнью погружённости в когерентность ещё довольно свежа. На её основе на протяжении миллионов лет антропогенеза сформировалась мощнейшая устремлённость к трансцендированию – возвратному погружению в мир когерентных связей и прямое считывание импульсов ИМ (на самом же деле ментальность всегда имеет дело не с ИМ, а только с психосферой). Порыв к трансцендированию в своём экзистенциальном значении столь важен и фундаментален, что возникающие при его осуществлении когнитивные установки по глубине и силе превосходят режимы восприятия и освоения эмпирической реальности. Потому миф и господствует над опытом. И не только в первобытности. По той же причине магическое или квазимагическое действие, в отличие от действия технического, всегда сохраняет сакральную окрашенность. Именно магический акт переживается как подлинное, настоящее действие, имеющее, помимо субъективной человеческой воли, ещё и некую иную, мистическую санкцию.

Австралиец-мститель курдайча надевал специальную обувь из перьев, склеенных человеческой кровью, и крался к спящему врагу. Он мог бы просто его заколоть копьем, но он совершал ряд магических действий, и жертва заболевала и умирала – если не от колдовства, то от самовнушения: обувь курдайча оставляла следы [391].

Ища утраченные ключи ко входу в пространство когерентных связей, раннее сознание невольно опирается уже и на левополушарные когнитивные режимы. Искусственно-принудительным образом оно выстраивает ряды зависимостей между вещами по принципу внешнего сходства, произвольно понимаемого подобия, репрезентации целого его частью и т. п. Из этого ряда описанная Леви-Брюлем [137] и другими этнографами нечувствительность архаического мышления к логическим противоречиям или установление ложных зависимостей: к примеру, понимание предшествующего события как причины события, имевшего место впоследствии. Глубокое переживание временной последовательности как модифицированной когерентности и, более того, экзистенциальная ей сопричастность как бы заменяют утраченное «чувство когеренции» и оправдывает произвольность, необязательность новоустановленной связи.

В общем случае можно сказать, что для развивающегося сознания замена погружённости в континуум когерентных связей на доминирование каузальности никогда не проходит безущербно. И минимальный ущерб, который, впрочем, долгое время никак не замечался, – это нарастающий диспараллелизм мифа и опыта, где миф – сфера ложной[163] каузальности (разумеется, значение мифа этим не исчерпывается). Ложной – в отношении к «объективной» природе вещей. Но, безусловно, истинной с точки зрения переживающего сознания, ибо разница между вещью-для-природы и вещью-для-человека – не та, что между объективным и субъективным – это дистанция всего лишь между разными модусами вещи. Таким образом, сбои и дисфункции «прямого знания», достигаемого путём психической погружённости в континуум когерентных связей, порождают – на основе не доступных животным комбинаторных способностей человеческого ума – чисто психические связи, мнимые и ложные согласно ходовым понятиям о т. н. объективной реальности.