Гуманитарная повестка российских СМИ. Журналистика, человек, общество - Татьяна Ивановна Фролова Страница 6

СМИ в центр своей деятельности. Эта ценностная коллизия привела к тому, что массмедиа и журналисты оказались перед необходимостью более четкого и универсального понимания концепции социальной ответственности. В современном контексте целостное понимание ответственности СМИ перед обществом фрагментируется издателем, редактором, рекламодателем и т. д., но интересы аудитории (общества) при этом не являются определяющими, что ведет к снижению гуманистического потенциала контента.

На проблему дегуманизации массовых информационных потоков указывают В. М. Горохов и Т. Э. Гринберг39. Эти авторы считают, что в общество «вбрасывается» только та информация, которая необходима политической и финансовой элите, но не служит идентификации информационных интересов большинства людей. Получается, что СМИ тиражируют и распространяют информацию, не ведущую к возвышению духовных ценностей, не способствующую надежности социальной ориентации человека. В результате общество становится фрагментарным, атомизированным, сегментированным, мозаичным, превращается в совокупность разобщенных групп, в которой «тонут и исчезают» гуманистические ценности уважения, добра, доверительности, благородства, совести, чувства долга, являющиеся информационным условием выживания сообщества людей. С. Г. Корконосенко, выражая неудовлетворенность содержанием СМИ, ставит вопрос об «асоциальности прессы»40.

Противоречие, вызванное двойственным характером природы СМИ в условиях рыночной экономики, имеет универсальный характер. Однако в современной российской журналистике, оказавшейся в условиях рыночной экономики в результате глобальной общественной трансформации, оно, отягощенное грузом серьезнейших внутренних осложнений в жизни страны, приобрело чрезвычайную остроту. В российском обществе идет интенсивный процесс обновления ценностей, определение их приоритетов, резко сужена зона совпадения ведущих ценностей, конфликты не решаются в рамках старых приоритетов и идеалов. Все это неминуемо происходит в переходные периоды, однако культура выстраивания смыслов, позволяющая избежать потрясений, в нашем обществе неразвита; гражданское общество не так сильно, чтобы грамотно формулировать проблемы в публичном пространстве и оказывать какое-то существенное противодействие логике рынка и проявлениям властного авторитаризма и бюрократического волюнтаризма.

Постсоветские трансформации российской журналистики и проблема ее идентичности. Ситуации в российском медиа пространстве посвящено немало работ теоретиков и практиков41 журналистики, достаточно и источников документального характера42. Оценивая российские СМИ с позиций теории социальной ответственности, Я. Н. Засурский отмечает, что концепция пережила в постсоветской России несколько стадий развития. Сначала, в годы перестройки, это была ответственность перед реформистскими силами, затем перед журналистским сообществом. Но позже понятие ответственности лишилось своей социальной составляющей под давлением экономических и политических интересов новых владельцев и государственных чиновников, вовлеченных в информационные войны. Неразвитость общественных институтов и практик саморегулирования приводит к тому, что ответственность СМИ перед обществом и гражданами пока не достигла должного уровня, но миссию СМИ следует понимать именно с учетом того, что они есть «инструмент ответственности перед отдельными гражданами, которые вместе и есть общество». При этом «представление об ответственности следует распространить и на медиахолдинги и корпорации», добиваясь, чтобы соблюдение норм журналистской этики, понимание ответственности перед обществом и гражданами становилось для журналистов жизненно важной потребностью. Регулирование коммуникационных потоков должно осуществляться на основе профессиональных кодексов и соглашений между журналистами, собственниками и потребителями, представляемыми специальными советами43.

Характеризуя основные проявления трансформации российской медиасистемы, Е. Л. Вартанова указывает на то, что модернизация имеет частичный, фрагментированный характер, который «привел к прорывам в некоторых направлениях» (преобразование структуры медиасистемы: изменение содержания СМИ на уровне тем и форматов, трансформация журналистских практик и др.), но «не обязательно сопровождался внедрением принципов классического рынка в индустрию СМИ – рыночной конкуренции, взаимодействия спроса и предложения, стремления к удовлетворению информационных потребностей и запросов аудитории. Приняв с готовностью вызовы коммерциализации, коммерческая модель СМИ вытеснила многие социально и культурно важные для общества “повестки дня”, став активно продвигать новую культуру потребления <.. > Новые принципы и ценности <.. > почти полностью вытеснили необходимые альтернативы из тематики и ценностного ряда печатной и особенно телевизионной журналистики»44.

Результатом «частичной модернизации», отмечает Е. Л. Вартанова, стало то, что общественная природа журналистики начала искажаться. Во многом это обусловлено слабым развитием в России публичной сферы. Многие социально значимые проблемы обсуждаются на межличностном уровне и «не выплескиваются» в публичный дискурс; информационные приоритеты журналистики продолжают формироваться «сверху вниз»; обострился конфликт между социальным предназначением, творческим характером журналистики и требованиями растущей медиаиндустрии, нацеленной на достижение экономической эффективности и прибыльности; возобладали «безлюдные» технологии: «часть популярных СМИ перестала нуждаться в реальном человеке <…> человек из картины такой реальности выпадает. Мне кажется, в этом горькая правда современности»45.

В результате, уверены участники цитируемого здесь диалога, журналисты растеряли уважение аудитории – потому что «слишком близко подошли к власти, забыв об ответственности перед простым человеком. Ответственность перед олигархами, элитами, властью и ответственность перед простым «человеком с улицы» оказались разделены, и многие журналисты как раз и пострадали от того, что обычные люди остались вне фокуса их внимания, оказались ненужными, не интересными журналистике»46. Это тем более драматично, что ключевой нравственной характеристикой отечественной словесности является «традиция говорить от имени маленького человека, даже униженного и оскорбленного», а русская журналистика долгое время развивалась в лоне литературной традиции, и «журналист, высказывающийся от имени простого безгласного человека» – глубоко национальная культурная черта47. Эта позиция подробно развернута и в работах С. Г. Корконосенко, формулирующего такое предложение: «…Прославленные и, главное, вошедшие в уклад жизни населения издания и программы следовало бы приравнять по значимости к охраняемым социальным институтам, памятникам культуры и крупнейшим центрам научной и художественной мысли»48.

Детально аргументированные жесткие оценки нынешней ситуации в СМИ содержатся в работе В. Л. Иваницкого49. Автор убежден, что путь от политической идеи до убежденности конкретного человека в ее продуктивности не может быть пройден без журналистики – общественной службы, «направленной на налаживание человеческой жизни» и наполнение ее смыслами. Функция общественного служения, на взгляд В. Л. Иваницкого, журналистикой России за последние десятилетия «практически утрачена», отчего потеряли все – власть, государство, общество. Налицо «низкий уровень профессионализма, катастрофизм в информационной повестке дня, непонимание реальных нужд граждан, нежелание отстаивать национальные ценности <…>, продажность»50. Глубинная сущность такого «печального» состояния формулируется автором как проблема идентичности института журналистики, проявляющаяся в расхождении представлений субъектов информационного пространства о функциях журналистики, ее роли в обществе, смысле существования: власть считает журналистику общественной службой; государство (чиновники) позиционирует журналистику как бизнес, пытаясь оформить совокупность фирм массмедиа в отрасль экономики; предприниматели от журналистики также; журналистский цех считает, что времена реальной журналистики, когда она была выразителем надежд и чаяний, когда она реализовывала себя в социальном служении, безвозвратно ушли в прошлое; но общество до сих пор воспринимает журналистику как институт прошений и правдоискательства. В результате проблема идентичности, обусловленная различными идентификациями института журналистики, порождает сложнейшую социальную коллизию – отсутствие эффективного диалога между властью и обществом