Абрам Рейтблат - Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы Страница 62

Окончив университет (он специализировался по философии), Айхенвальд получил право жить за пределами черты оседлости. Вскоре он переехал в Москву, где стал неофициально исполнять обязанности ученого секретаря Московского психологического общества (много общался с Н.Я. Гротом, Л.М. Лопатиным, Вл.С. Соловьевым, С.Н. Трубецким) и секретаря редакции издаваемого обществом журнала «Вопросы философии и психологии».

Рецензии на книги по философии (в этом журнале416 и в газете «Русские ведомости»), а также появившиеся несколько позже статьи философско-педагогического содержания (в журнале «Вестник воспитания»: «Шопенгауэр о детях», «Очерк педагогических воззрений Фихте», «Пушкин как воспитатель» и др.) продемонстрировали несомненную литературную одаренность автора и оригинальность его взглядов. Принадлежа, безусловно, к «прогрессивному» лагерю, критически относясь к современной русской действительности, он в то же время ориентировался не на прямое политическое действие, а на воспитание и самовоспитание, причем важнейшим средством нравственного воздействия на личность являлось для него искусство.

Для характеристики настроений Айхенвальда в конце XIX в. показательно письмо его В.Г. Короленко, посланное в 1898 г. без подписи. Оно было вызвано статьей Короленко в журнале «Русское богатство» (подписанной В.К.), рассматривавшей, в связи с процессом Дрейфуса, причины господства предрассудков в обществе (особенно антисемитизма) и стремления к подавлению чужого мнения и утверждавшей, что «правда всегда на стороне слабейшего». Приведем письмо целиком:

«Я не люблю беспокоить своим голосом, голосом анонима, знаменитых писателей и выражать им свое ненужное для них одобрение. Но я только что прочел этюд “Знаменитость конца века”, подписанный дорогими для России двумя буквами, и у меня явилась настойчивая потребность высказать благородному носителю этих инициалов, что страницы его очерка проникнуты светлой душевной красотой, что его речь отрадной музыкой прозвучала среди современной пошлости и злобы, что голос его – голос правды и добра. Многие услышат его и одумаются и устыдятся.

От одного из верующих в правду и неверующих в “необходимость” примите глубокую благодарность и низкий поклон.

И кажется мне, что если бы Вас не было в России, было бы в России еще темнее, еще холоднее, еще неуютнее. Были писатели более могучие, чем Вы, не было писателя с таким рыцарским духом и с таким чутьем человеческой правды.

28 ноября 1898 г.»417

Постепенно Айхенвальд начал понимать, что его призвание – литература. У него завязываются знакомства в московских литературных кругах – прежде всего с В.А. Гольцевым, членом Московского психологического общества, редактором влиятельного либерального журнала «Русская мысль». Позже он вспоминал: «[Гольцев] поддерживал мои первые литературные опыты, оказал мне, начинающему, гостеприимство в “Русской мысли” и вообще <…> тепло относился ко мне, несмотря даже на <…> идейные разногласия»418.

В 1902 г. Айхенвальд стал членом редакции «Русской мысли» (в его ведении находился отдел беллетристики) и начал регулярно помещать в журнале критические статьи и театральные обзоры. В июне 1903 г. из-за расхождений с Гольцевым он вышел из состава редакции, продолжая печататься в журнале, в 1907 г. вновь вошел в состав редакции, получив согласие на более широкую литературную программу, не ограничивающуюся традиционным реализмом, а спустя два года вновь ушел, на этот раз окончательно, после смены главного редактора журнала.

Айхенвальд быстро нашел свой жанр – эссе о конкретном писателе. Гораздо позднее, в письме Вас.И. Немировичу-Данченко (10 января 1925 г.), он очень точно охарактеризовал эту особенность своего творчества: «По самому свойству своей критической манеры я способен набрасывать лишь очерк, “силуэт”, характеристику какого-нибудь отдельного писателя, и только в этих рамках, только в пределах той или другой писательской индивидуальности, может так или иначе двигаться мое перо. Этюд же, посвященный целому течению, целой полосе нашей литературы, был бы мне совершенно не под силу, и такое обобщение мне бы не удалось»419.

Напечатав в «Русской мысли», «Вестнике воспитания» и других изданиях ряд эссе о русских литераторах – классиках и современниках, он собрал их в книгу «Силуэты русских писателей», вышедшую в 1906 г., которая упрочила его положение в литературе и ввела в число ведущих русских критиков.

Все рецензии на первый выпуск «Силуэтов…» были положительными и носили зачастую панегирический характер. Примечательно, что в высокой оценке книги сошлись «реалистические» «Вестник Европы» и «Современный мир» и символистские «Весы» и «Золотое руно». Рецензенты отмечали, что Айхенвальд не столько анализирует, сколько передает свои читательские впечатления: «Он – в мирной области тонкоуловимых, иногда глубоких, душевных созерцаний и эстетических впечатлений»420, «не анализирует, а только излагает свои впечатления и настроения»421, «методу формул и отвлеченных умствований г. Айхенвальд в высшей степени успешно противопоставил метод сердца, своего столь чуткого и восприимчивого сердца»422. Показательны впечатления от чтения «Силуэтов…» Н.М. Дружинина (тогда студента, а впоследствии известного историка): «Сегодня в читальне я пережил минуты душевного подъема – за чтением “Силуэтов” Айхенвальда: живо, увлекательно, тонко он рисует характерные черты художественной индивидуальности <…>; его стиль – несколько вычурен, сладок; но образная красота, а главное, чуткое проникновение в интимную суть писателя захватывают несмотря на то, что ясно сознаешь ограниченность его критического субъективного метода»423.

Публикации Айхенвальда резко выделялись на фоне современной критики, в которой господствовали социологизм и «направленчество». Считалось, что каждый автор «отражает» те или иные социальные проблемы и «проводит» те или иные общественные идеи, а дело критика – выявить авторскую идею и по мере возможности четко ее сформулировать. Метафизические проблемы (Бог, любовь, смерть и т.п.) отвергались с порога и считались пустыми, отвлекающими от борьбы за улучшение реальной жизни. Правда, уже с середины 1890-х гг. А. Волынский выступил в журнале «Северный вестник» против подобного подхода – с позиций защиты высших ценностей и независимости искусства. Однако как критик-практик он был недостаточно талантлив и в результате не получил читательской поддержки.

Айхенвальд стал исходить не из общих критериев, под которые подгоняется произведение, а из собственной читательской реакции. Во главу угла он поставил художественные достоинства текста. Утверждая, что «литература творит жизнь, а не отражает ее», он сформулировал «метод имманентной критики», суть которого в том, что «исследователь художественному творению органически сопричащается и всегда держится внутри, а не вне его». Для Айхенвальда «критик – эхо поэта, и в том и состоит его назначение, чтобы услышать и ответить, чтобы принять поэтический звук и замысел в свое сердце и из сердца откликнуться на него»424. При этом свое впечатление он выражал в яркой литературной форме, точным и выразительным языком (не чуждым, правда, в иных случаях цветистости и риторики).

Благодаря хорошему вкусу, глубокому знанию литературы и художественной чуткости Айхенвальд, как правило, давал тонкую и проникновенную интерпретацию разбираемого автора, особенно если он был «по душе» критику. Однако иногда, встречаясь с не близким ему литератором (Островский, Белинский и т.д.), Айхенвальд допускал «сбои» и был несправедлив в своих приговорах.

Место Айхенвальда в современной литературной критике очень точно определил Б. Грифцов: «Для того, чтобы освободиться от плана теорий социальных, субъективность которых и непричастность литературе так бесспорна и которые, однако, стали многолетней традицией, – для этого необходимо воскресить силу впечатлительности, почти угасшую от теоретических слов»; «Силуэты…» Айхенвальда – это «постепенное освобождение впечатлительности, не лишенное, конечно, воспоминаний, незаконченное, противоречивое»425.

По меткому определению Ф. Степуна, Айхенвальд «вслушивался в ритмы художественных произведений, вникал в их образы и души и из внушенных ему искусством переживаний создавал свои статьи: своеобразные перифразы разбираемых им произведений, в которых изложение сливалось с восхвалением или печалованием, в которых мысли критика вступали в диалог с мыслями автора и чувства автора отражались как в зеркале в чувствах критика»426.