Иван Полуянов - Деревенские святцы Страница 68

Пропустим завозной товар — ситцы, фарфор и фаянс, самовары, сбрую, галантерею, табак, чай, сельхозинвентарь и так далее. О нем, о белой муке, о рыбе с Беломорья, о лошадях, пригоняемых на торжища с волостей Грязовца, о романовских овцах, ярославском молочном скоте что говорить: пройди-ка мимо! Но ряды с поделками из рога работы мастеров-кадниковцев, каргопольская глиняная игрушка, голосистые кирилловские гармоники, резьба по бересте умельцев Великого Устюга — украшение любой ярмарки. Усть-цилемские, сольвычегодские тканые кушаки: опояшешься, так словно радугой!

Велик был поток из деревень всякого рода изделий в месяц-ярмарочник, да немало чего оставалось и на местах.

Тяга к прекрасному, к идеалу — суть человеческого естества. Кто постиг красоту окружающего мира, тому дано создавать ее — рукотворную.

Воздушно-невесомые, покрытые росписью балконы. Точеные балясины крылечек. На трубах дымари, на кровлях деревянные коники. Уж окна, очи избы, в таких наличниках, такое пущено узорочье — смыкалась в гармоничное единство чудная прелесть полей, лесов, лугов и жилье мужицкое!

Чистота, уряд ставились на Севере превыше всего. Стены, потолки в избе мыли к праздникам, не ежедень ли с дресвой шоркали до восковой желтизны полы, лавки.

Ступишь за порог, как в сад: половики постланы пестрые, голбец, опечье цветисто расписаны, разукрашены, божница осенена полотенцами в кружевах, под матицей простерла щепочные крылья Птица-Солнце. Хочешь, не хочешь, а шапку долой:

— Здорово живите, хозяева!

Кружева, будто от снега воспринявшие белизну, от инея на березах — узоры. Нарядность прялок, шкафов-посудниц. Чего ни касался мастер, в душе художник, несли изделия печать таланта и вкуса.

Что себе, что по заказам, что на продажу. В Вологодском уезде, допустим, кружевоплетение давало годовой приработок взрослым мастерицам в 40–50 рублей, подросткам в 10–20 рублей. В те времена, напомню, пуд ржи в редкие годы поднимался в цене выше рубля.

Словом, девицам на выданье кружева позволяли и приданое справить, и на святках раз по пять переодеться за вечер на игрищах-посиделках.

Таланты поощрялись, — как находите?

Деревня одевалась раньше с веретена. В порядке вещей, что женщины свободное время уделяли преснице:

Пять овечек стол подъедают,Пять овечек прочь отбегают.

Пряли толстую грубую нить, пряли конопляную — на рыбацкие сети, льняную тонкую — на белье, тончайшую — на кружева, которые шли на экспорт. «Золотницкая нить» была столь паутиниста, скупщиками принималась на вес, золотниками, будто ювелирная драгоценность.

От сердечной склонности облагородить труд украшались прялки. Разбежались по одной слова: «Написано на преснице разными колерами — кустики, а повыше того конь; а повыше кустики; а повыше мужик на лошади; а повыше петух идет, за собой кутюшку ведет; а повыше баба прядет, сидит; а повыше того сидят, чай кушают».

Лопаска — широкая часть пресницы, куда привязывали куделю, — иногда целиком состояла из резьбы. Сюжеты росписей, колорит зависели от принятых в округе традиций, фантазии мастера, его подготовленности. Резьба обычно производилась в более строгом стиле. Орнаменты резных прялок, кросен вместе с орнаментами глиняной посуды, старинных деревенских вышивок — одежды, полотенец, платьев — восходят к неисчерпаемой глубине прошлого. Условные изображения богов язычества, символы солнца, годового круга — голос тысячелетий с какой-то прялицы, рукотерника либо печного горшка!

Горели по избам огни. Вращались гончарные круги, смолистые кудерки выпускал рубанок, летала кисть, чтобы на прялке распустились дивные цветы. Внушал сыну отец:

— Ремесло за плечами не виснет. Не то дорого, что чистого золота, а то дорого, что доброго мастерства. Руки делают — голова кормит. Учись!

Кованые светцы для лучины. Ковши-скопкари, точно отлитые из цельного куска дерева. Выездная упряжь и дуги. Девичьи сундуки-укладки с шитьем. Для себя и своих делалось — стало экспонатом музея!

Нести радость, утверждать надежду на будущее, веру в то, что жизнь труженика, по заслугам его, должна быть яркой, праздничной, крепить в человеке человеческое достоинство — одни и те же корни питали деревенское прикладное искусство и устные календари.

Кроме глины, дерева, бересты, олова и меди, жести — материалов доступных, — северяне пользовались золотом, серебром, ископаемыми бивнями мамонтов, «рыбьим зубом» — клыками моржей. Скань, финифть, эмаль, литье, чеканка — «что очи зрят, то руки делают»! Широк был набор приемов. С пяльцев златошвей, с горна ювелиров, стола косторезов сходили вещи, изумительные по красоте отделки, богатству.

В Устюге развилась чернь по серебру, не имевшая себе равных. Секреты обработки металла, черневого состава, приемы резьбы, гравировки, золочения передавались из рода в род, по-семейному.

Мастера и мастерицы обслуживали нужды церквей, монастырей, работали на вывоз, не исключая зарубежья, хотя опять же много чего оседало в деревнях, городах, таких средоточиях культуры, как Великий Устюг, Каргополь, Холмогоры, Сольвычегодск, Тотьма с уездами.

Наборного ткачества оплечья, рукава праздничных рубах… Белейший тонкий холст нижнего и постельного белья в кружевах. Кумачи, миткаль с многоцветьем узорочья, с символами солнца, богинь-берегинь древности… Парчовые, шелковые юбки, епанчи, душегреи… Женские головные уборы — кокошники, сороки, перевязки, платы — шитые золотыми, серебряными нитями в саженом жемчуге, бисере, перламутре… Платки-ширинки свадебного обряда, одежда для сенокоса, жатвы…

Неужели это создавалось в избах, одевало и украшало деревенских молодаек, девчат-хохотушек?

На Мезени было и Онеге, на Печоре было и в селениях по озеру Лаче, вдоль почтовых трактов к Питеру, Москве.

Вероятно, стоит снова сказать о доморощенных богомазах Поморья. Иконы «северных писем» разительно отличаются размашистой сочностью красок, манерой исполнения канонических сюжетов, да и сюжетами, если отваживались изображать Богородицу за пресницей, Николу Угодника на проселке вытаскивающего телегу мужика из грязи!

Боюсь, сочтут, что идеализирую деревню вчерашнюю, канувшую в небытие.

Простите, что значит вчерашнюю? Ряд промыслов, отраслей прикладного искусства («лицевое», «золотное» шитье, «мороз по жести») к исходу XIX века либо угасли, либо теплились едва-едва. Земледельческий труд обесценивался, и чему было ветвиться, процветать на скудеющей животворными соками почве?

…Глухое тягучее безвременье. На ветру прордеет кисть рябины и, заслоненная хвоей, потухнет, будто искры угасшего костра. Серы пласты палой листвы, своей чернотой валежины напоминают головни. Остов сгнившей на корню березы в грибах-трутовиках, похожих на копыта.

Далеко слышно, как на обломленной ветке березы шуршат ржавые листья, лепечут, бьются, точно бабочка на стекле. Мертвая ветка, потому не облетела.

До конца стойко держались сирые ольхи, могучие лиственницы, и вот голы — ни хвоинки, ни листика…

Прощай, осень золотая!

Продлим обзор устных календарей: были ль, не были, недолго потерпеть, и решит всяк за себя.

1 ноября — Садок и Иоанн Рыльский.

Православные святцы включали имена пророков, столпов церкви, праведников, независимо от того, кто они по происхождению, где подвизались, как святой Садок — епископ Персидский, как Иоанн — глубоко чтимый в Болгарии святой. Священномученик Садок, пострадавший мученически за веру в 342 году вместе со 128 последователями, в деревенских святцах упоминается еще потому, что ему молились во избавление от «напрасныя смерти».

2 ноября — Артемьев день.

К великомученику Артемию (362 г.) верующие обращались с мольбой излечить «грыжную болезнь», распространенную у тех, кто сызмала нес на плечах тяжкую ношу хлеборобского труда.

Заимствование имен из духовных святцев, можно сказать, и переводило чествуемых пророков, святых, праведников на крестьянское положение, и как бы делало их соседями по житью-бытью сельскому, и освящало труды и заботы земледельца. Но крестьянин, помыслами устремляясь высоко, чаял узреть на образах божниц и свой, мужицкий корень.

Речь снова о Верколе на реке Пинеге, о двенадцатилетнем святом Артемии, погибшем в грозу на бороньбе озимого клина. По обычаям века, обнеся деревянной оградой, тело оставили на поверхности земли. Через десятилетия обнаружилось: прах юного землероба не истлел, по ночам испускает сияние! Больше того, на месте сем души людские просветляются, страждущие и немощные находят исцеление.

Пинежане объявили юного земляка святым. Годы спустя последовала официальная канонизация отрока — под именем праведного Артемия, Веркольского чудотворца. В 1645 году основался монастырь, со временем сосредоточивший за каменными стенами несколько церквей и два собора. Главный — Артемиевский, грандиозное, впечатляющее своим обликом строение, где мощи праведника покоились в серебряной раке-гробнице. Действовала при обители школа, обучавшая детей грамоте, ремеслам.