Л. Мосолова - Культурология и глобальные вызовы современности Страница 7

Э. С. Маркарян – один из немногих Мастеров, способный синтезировать социально-философский уровень моделирования с теориями т. н. «среднего уровня» (регионального) и, в терминах П. Савицкого, «месторазвития» наций-государств в рамках новой дисцилины – этнокультурологии. Об этом, в соответствии с данной структурой исследований, свидетельствуют его книги «Способность стратегического управления миром» (1998), «Науки о культуре и императивы эпохи» (2000), «О концепции локальных цивилизаций (1962), «Императивы экологического выживания и наука: поиск новой стратегии» (1989), «Культура жизнеобеспечения и этнос. Опыт этнокультурологического исследования (1983), «Региональный эколого-ноосферный эксперимент. Обоснование идеи и концепция программы системно-оптимизационных экологических исследований (1986), «Глобальные аспекты геноцида армян» (2005).

Последовательная реализация исследовательской программы синтеза традиций и инноваций стала надежным основанием формулировки Э. С. Маркаряном стратегических принципов выживания и развития и в этой парадигме – принципов реформирования ООН, ЮНЕСКО, научно-образовательных и иных структур. Особенно примечательны его идея регионального эколого-ноосферного эксперимента, известный как проект РЭНЭ. В нем предложено интегративное решение реальный переход от культуры войны к культуре мира.

Новая, но, надеемся, – не последняя книга Э. С. Маркаряна «Гуманизм XXI столетия. Идеология самосохранения человечества» – это, с одной стороны, обобщение результатов его предыдущих работ, с другой – исследование реалий XXI столетия и гуманистическая интерпретация судьбы гуманизма и идеологии антикризисного выживания и стабильного развития мира. Автор предлагает действительно инновационную инверсию: самосохранение социокультурного типа организации жизни является предпосылкой жизнедеятельности человека, но, в свою очередь, выживание, как исходная предпосылка жизнедеятельности, эволюция общества предполагает его воспроизводство. Иными словами, императив в том, что впервые в истории человечества развитие является условием его выживанния.

Для Э. С. Маркаряна, вопреки О. Шпенглеру, человечество – не «пустое слово». Да, он в гётевском духе – гражданин мира, но этот мир для него – Содружество Отечеств. Уверен, для него, как и подавляющего большинства представителей старшего поколения, общим отечеством остался по сути интернациональный Советский Союз. Нет противоречия в том, что Э. С. Маркарян всегда был достойным сыном своей малой по масштабам и великой по роли Армении – родины замечательных философов, художников, зодчих, политиков. Высокий профессионал с таким опытом и научным реноме, юбиляр мог бы без труда перебраться работать в Москву, но он остался в Армении, дав обет не покидать родной Отчизны в дни лихолетья. Ныне он – заведующий отделом ключевых стратегических проблем выживания-развития Института философии, социологии и права НАН РА, президент Ассоциации стратегий выживания-развития (АСВР), лидер целой научной школы – эстафеты поколений, создающей, по словам его учеников, «научные предпосылки для изучения идей гуманистического преобразования цивилизации и культуры».

Свободный дух юбиляра не ведает границ, и во многом благодаря российско-армянскому мыслителю происходит полилог соовременных наций-государств во имя выживания и стабильного развития мира. Перешагнув привычный ряд поколений, горний человек удивительной физической и духовной молодости, профессор Э. С. Маркарян стал общепризнанным «брэндом» практического гуманизма, инновационной деятельности, пассионарной энергии и служения мировой и отечественной науке и культуре. Долгая и плодотворная Лета, глубокоуважаемый Эдуард Саркисович!

Главный научный сотрудник

Института философии

Национальной академии наук Белоруссии, д.ф.н., проф. И. Я. Левяш

Раздел I. Теоретико-методологические основы исследования культуры

О значении разработки основ общей культурологической теории для формирования идеологии самосохранения человечества Э. С. Маркарян (г. Ереван).

Культурология сыграла особую роль в моей научной деятельности в силу самого поистине уникально широкого ее предмета, охватывающего всю общественную жизнь людей и проникающего буквально во все «поры» этой жизни. Для обоснования данной дисциплины потребовалось гораздо больше времени, чем для обоснования других названных областей знания. И это несмотря на то, что она после социологии первой оказалась в поле моего исследовательского внимания.

Идея и термин «культурология» были заимствованы мною у широко известного американского антрополога Лесли Уайта, после того, как в начале 60-х гг. я ознакомился с его трудами. Следует напомнить, что Уайт был вторым ученым, использовавшим понятие «культурологии». До него оно было использовано в начале XX века всемирно известным ученым, немецким физико-химиком Вильгельмом Оствальдом в его классификации наук. Уайт ввел данное понятие независимо от Оствальда. Однако как в первом, так и во втором случаях идея культурологии не вызвала никакого интереса и отклика в мире. Уайт получил широкое научное признание не в связи с разработкой своих теоретических взглядов о культуре, а как исследователь, который последовательно отстаивал свои эволюционистские взгляды в области культурной антропологии. На одном из международных этнографических совещаний, организованных в Москве, мне довелось лично встретиться с ним и задать ряд вопросов, касающихся его культурологических взглядов. Уайта приятно удивил сам тот факт, что в СССР занимаются культурологией.

Уайтом были высказаны очень интересные соображения о культуре. Самое же главное состоит в том, что он, в отличие от многих исследователей, трактующих культуру как эпифеномен общества, с полным основанием выделил ее как особый класс явлений. Однако ему не удалось предложить адекватное определение культуры, дать общую, целостную характеристику данного важнейшего феномена общественной жизни людей, четко выявить общее, генеральное предназначение культуры, выполняемые данным феноменом многочисленные важные жизненные функции в процессах самоорганизации этой жизни.

Тот факт, что Уайт не сумел последовательно нацелить свои культурологические взгляды на функциональную характеристику культуры, обусловлено и объективными причинами. Имеется в виду отмеченное выше отсутствие в исходной категориальной схеме американской антропологии и социологии понятий человеческой деятельности, социальной практики. О том, что данные понятия в этих дисциплинах не приобрели должный категориальный базовый статус, уже было сказано. В результате этого, Уайт и другие исследователи общества, а также культуры в США лишились понятий, посредством которых становилось возможным процессуально выразить общее поле жизнедеятельности людей. Ведь как читатель уже знает, лишь благодаря понятийно четко выраженному процессуальному полю и становится возможным выявление функциональной природы культуры, ее назначение.

В ряде своих высказываний Уайт приближался к ее общей функциональной трактовке, как явления, призванного обеспечить родовое самосохранение людей. Однако, опять-таки, те понятия и принципы, которые были отработаны им лично, а также американской культурной антропологией и социологией, не были рассчитаны на последовательно функциональную трактовку культуры, призванную процессуально выразить циклы человеческой деятельности. С другой стороны, в процессе эволюции самой культурологической концепции Уайта, он все больше отходил от интерпретации культуры как механизма, призванного, прежде всего, обеспечить самосохранение человечества. Для подтверждения этого, обращусь к одной из самых последних его работ «The Concept of Culture» [6] . После выхода в свет она им была прислана мне.

В данной работе он, характеризуя культуру, вслед за Эрнстом Кассирером и рядом других исследователей фокусирует внимание на способности людей придавать символические значения окружающему их миру, определяя человека как животного, производящего символы [7] . Несомненно, эта способность очень важна, однако она не только недостаточна для осмысления природы культуры, но требует дополнительных существенных характеристик, способных объяснить те качества и свойства общественной активности, в силу которых она приобрела символический характер, человек же оказался существом, порождающим символы! Символизация, будучи одним из важнейших атрибутов культуры, может быть должным образом осмыслена лишь в том случае, когда будет пролита свет на процесс происхождения культуры как целостного феномена.

К данному выводу я пришел при проведении системных исследований общественной жизни людей и культуры. В ходе написания «Очерков теории культуры» я стал все больше проникаться идеей проведения специального системного исследования генезиса культуры в контексте человеческой жизнедеятельности. И когда я получил книгу Уайта, то был всецело погружен в это исследование, которое, кстати сказать, пролило свет и на корни самого феномена символизации. В 1973 г. вышла в свет моя монография «О генезисе человеческой деятельности и культуры», которая несмотря на небольшой тираж, тем не менее, вызвала большой резонанс.