Ренате Лахманн - «Истерический дискурс» Достоевского Страница 7

Катерина Ивановна обращается к Алеше Карамазову со следующими словами: «Вы… вы… вы маленький юродивый» [Братья Карамазовы: 175]. Именование Мышкина «идиотом» дополняется прозваниями «юродивого» и «шута». Рогожин, характеризуя Мышкина, говорит: «совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, бог любит» [Идиот: 14]. Генеральша Епанчина называет его «шутом». Таким образом, в слове «идиот» возникают не свойственные ему семантические нюансы. Появление юродивых, карнавализованных святых и шутов всегда театрально. Для нас интересен именно момент театральности, который, как было сказано выше, является составной частью истерии и эпилепсии. Истерические и эпилептические припадки — это прежде всего спектакли для свидетелей-зрителей и свидетелей-слушателей. Не случайно, что для Мышкина невыносима сама мысль, что с ним случится припадок на публике. В сценариях необычайных (привлекательных и отпугивающих) происшествий зрители играют неоднозначную роль. Косвенным образом они вовлечены в «самообнажение» и «самоискажение» пациентов-актеров, а их взгляд на эксцентричное поведение больных предстает как сострадающим, так и вуайеристическим. Истерические поступки вызывают реакции, инсценированные в салоне Варвары Петровны, в квартире Катерины Мармеладовой после похорон мужа или в зале суда и саркастически прокомментированные рассказчиком: «да, полагаю, что наши зрительниц дамы остались довольны: зрелище было богатое» [Идиот: 203].

9

Семантическая многоплановость «истерического дискурса» озадачивает. Лексика современных дисциплин психологии и медицины, на которую дистанцированно и иногда иронически ссылается Достоевский, по-видимому, не способствует ни пониманию, ни объяснению «беспорядка» души и тела, выраженного через симптомы. Трансформируя эту лексику гиперболизацией всех выразительных средств, Достоевский в своем дискурсе пытается приблизиться к ядру душевных потрясений. В этом отношении поражает неоднолинейное взаимоотношение истерии и эпилепсии. С одной стороны, они эквивалентны, с другой — различаются множеством семантических оттенков и своей «значимостью». Эпилептик, потрясенный совершившимся с ним неестественным событием, превращает свои ощущения в мировоззренческую рефлексию, переводит шок в смысловую форму. Соединяя болезненное состояние и надфизиологическое переживание, связывая исступление с отвратительным и унизительным опытом, Достоевский убедительно смешивает патологические и эсхатологические аспекты эпилепсии. Истерия же в проанализированных текстах не сопровождается глубокими наблюдениями, но предстает в своем явном аспекте, хотя в некоторых случаях за ней и угадывается скрытая причина, вызвавшая припадок. Несмотря на то что Достоевский дает детальный отчет о симптомах обеих болезней и одновременно решительно выходит за рамки чистой симптоматики, неосознанная, замаскированная часть, означенная симптомами, остается нерасшифрованной.

Литература

Бахтин 1963 / Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.

Иванов 1994 / Иванов С. Византийское юродство. М., 1994.

Клейман 1985 / Клейман Р. Я. Сквозные мотивы творчества Достоевского в историко-культурной перспективе. Кишинев, 1985.

Павловский / Павловский И. Я. Русско-немецкий словарь. Рига; Липск, [Б.г.].

Сараскина 1996 / Сараскина Л. Федор Достоевский: Одоление демонов. М., 1996.

Силард 1982 / Силард Л. От «бесов» к «Петербургу»: Между полюсами юродства и шутовства // Studies in 20th Century Russian Prose / Ed. by N.A Nilsson. Stockholm, 1982.

Словарь 1958 / Словарь русского языка: В 4 т. М., 1958. Т. 2.

Эткинд 1993 / Эткинд А. Эрос невозможного: История психоанализа в России. СПб., 1993.

Antoine 1991 / Antoine J. Ph. Ars memoriae: Rhetorik der Figuren // Gedachtnis-kunst / Hrsg. von A. Haverkamp, R. Lachmann. Frankfurt/M., 1991.

Bortness 1995 / Bortness J. Dostoevskian Foil-Holy and Unholy // The Holy Fool in Byzantium and Russia / Ed. by I. Lunde. Bergen, 1995.

Freud 1969 / Freud S. Dostojewski und die Vatertotung. Studienausgabe. Frankfurt/M., 1969. Bd. 10.

Freud 1971 / Freud S. Zur Atiologie der Hysterie (1896); Bruchstuck einer Hysterie-Analyse (1901) // Freud S. Hysterie und Angst: Studienausgabe. Frankfurt/M., 1971. Bd. 6. Israel 1976 / Israel L. L’hysterique, le sexe et le medecin. Paris, 1976.

Lachmann 1997 / Lachmann R. Memory and Literature. Minneapolis; London, 1997.

Peters 1988 / Peters U. Vita religiosa und spiritual es Erleben: Frauenmystik und frauenmystische Literatur im 13. und 14. Jahrhundert // Deutsche Literatur von Frauen / Hrsg. von G. Brinker-Gabler. Mtinchen, 1988.

Schahadat 2003 / Schahadat S. Verrtickte Frauen, nervose Manner: Hysterie und Gender um die «Jahrhundert-wende». Ms. Konstanz, 2003.

Перевод с английского Марины Черных и Константина Богданова

Примечания

1

Л. Исраел в своей истории истерии указывает на французский «Энциклопедический словарь медицинской науки» 1889 года, где истерика, природа которой оставалась во времена Достоевского «еще неизвестной», причисляется к неврозу (термин, впервые зафиксированный в 1785 году) [Israel 1976:21].

2

«Для мениппеи очень характерны сцены скандалов, эксцентрического поведения, неуместных речей и выступлений, т. е. всяческие нарушения общепринятого и обычного хода событий, установленных норм поведения и этикета, в том числе и речевого. Эти скандалы по своей художественной структуре резко отличны от эпических событий и трагических катастроф» [Бахтин 1963:157].

3

«Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, „вековечные“ тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняется неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному ее обновлению, так сказать, осовремениванию. Жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно. Жанр возрождается о обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра. Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мертвая, а вечно живая, т. е. способная обновляться архаика. Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало. Жанр — представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития» [Бахтин 1963:141–142].

4

Здесь и далее цит. по изданию: Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 15 т. Л., 1989–1996.

5

Напомним также о фамилиях Рутеншпитца в «Двойнике» и Герценштюбе в «Братьях Карамазовых».

6

А. Эткинд настаивает на необходимости рассмотрения самих открытий Фрейда в зависимости от русской литературы и русской «психоаналитической» мысли [Эткинд 1993].

7

К истолкованию понятия кликушество см. дефиниции словарей [Словарь 1958]; [Павловский]. Современный словарь русского языка определяет кликушу следующим образом: «Нервнобольная женщина, истерические припадки которой сопровождаются резкими криками» [Словарь 1958].

И. Я. Павловский в русско-немецком словаре называет «кликушничество» «притворной эпилепсией» — «verstellte Epilepsie».

8

О противопоставлении юродства шутовству см. анализ Л. Силард [Силард 1982].

9

Надо отметить, что тесная связь с шутовством в истории юродства не укоренена [Иванов 1994]. Достоевский познакомился с феноменом юродства благодаря книге И. Прыжова о юродивых и псевдоюродивых и наверняка знал юродивого Корейшу и был осведомлен о его двойственной репутации. «Некоторые литературоведы считают, что представление о юродивых у Достоевского не соответствует ни официально-церковному, ни народному пониманию» [Bortness 1995].

10

Юродивый Яковлев, к которому паломничали люди в ожидании мудрых и утешительных слов, ошеломлял публику несоответствующим поведением и несообразными замечаниями. Федор Карамазов представляет собой тип несвятого юродивого.