Геннадий Драч - Культурология Страница 9

Неклассические ориентации в современных культурологических теориях могут рассматриваться как антитеза (противоположение) рационалистической гармонизации мира и панлогическому (от греч. παν [пан] – все, λόγος; [логос] – разум) пониманию бытия, характерным для классического идеализма. Если ранее истину видели в разуме, то теперь в подсознательном и бессознательном.

Философия романтизма и иррационализм А. Шопенгауэра дали толчок развитию «философии жизни», которая была преимущественно философией культуры. Своеобразное мифопоэтическое философствование Ф. Ницше (1844–1900) оказало мощное влияние на современную теорию культуры. Итак, что же в его представлении человеческая жизнь и культура? Они рассматриваются неразрывно – собственно, его философия и есть философия культуры, переходящая в культурологию там, где он как филолог опирается на конкретный материал: например, при описании эллинской культуры. Для Ницше весьма характерна такая образная трактовка пространства культуры: это скрывающаяся во мраке базарная площадь, через которую протянут канат. Человечество – канатоходец, который трудится во имя своего желудка. Культура – это маски, которые напяливает на себя человечество, само ничего не имеющее, объявляющее себя достоверностью, а на деле прячущееся за суевериями. «Все века и народы пестро выглядывают из-под ваших покровов; все обычаи и все верования пестро зычно глаголят в ваших жестах». Культура – это ремесло, которое присвоило себе человечество во имя выживания в жизни, лишенной всякого смысла. У Ф. Ницше происходит размежевание с культурой как историческим развитием разума; по его мнению, подлинной культуры может достигнуть лишь тот, кто, сбрасывая с жизни «покрывало Майи»[5] не ужасается открывающейся бездне дионисического начала в жизни, а в состоянии осуществить его синтез с аполлоническим (в данном контексте Дионис – символ мощи и переизбытка жизни, Аполлон – символ упорядоченности и меры), что и приводит к рождению искусства, эстетического восприятия мира, позволяющего осознать, что «культура – это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом». Все процессы, происходящие в мире, все явления природного и психологического характера Ницше рассматривает как различные проявления «воли к могуществу». Все модусы человеческого сознания и самообъединяющее их понятие Я, «субъекта» следует понимать как упрощенные обозначения творческих волевых интенций индивида, выступающего как частное проявление «воли к могуществу», как некий ограниченный центр силы. Рациональность и интеллектуальные построения являются, по Ницше, перспективой некоторой воли, направленной на расширение своего могущества и власти и подчиняющей себе другие воли (и рациональность – только опосредованное насилие и навязывание). Однако язык культуры, выполняя данные охранительные функции, искажает подлинную природу, т. е. жизнь, причем это искажение проходит несколько этапов: от первоначальных образов, мифов, метафор, еще непосредственно связанных с изначальным волнением, от возникающих из хаоса интуитивных «представлений» человек переходит к их системе, и тогда теряется связь с жизнью, так как ее заслоняют понятия. «Фальсификация» в интересах жизни превращается в самостоятельную силу, враждебную жизни. С этими философско-гносеологическими положениями, которые, впрочем, не составили у Ницше «системы», связан его анализ истории европейской культуры, которым он занимался на всех этапах своей сложной философской эволюции, начиная с книги «Рождение трагедии из духа музыки» (1872).

Ницше формулирует фундаментальную для европейской культуры оппозицию аполлонийского и дионисийского начал, которая разворачивается как борьба и примирение между двумя пониманиями мира, появляющимися из хаоса жизни: первичным трагическим переживанием, имеющим до- и внепредикативный характер – «звуковой», музыкальный, оргиастический (Дионис), и как замещение, «извлечение» этого переживания прекрасными «зримыми» образами, формами (Аполлон), а затем и философской рефлексией, осуществляемой в понятиях, идеалах. Полем примиряющего состязания Диониса и Аполлона становится древнегреческая трагедия (Эсхил, Софокл). Однако недоверие к жизни, попытка подавить ее разумом, «истиной», идеей проникают в трагедию изнутри (через творчество Еврипида) и активно поддерживаются извне новой, сократической формой сверх-аполлонизма. Сократ, Платон и идущая от них философская и культурная традиция заменяют трагическое дионисийско-аполлонийское мирочувствование диалектикой идей, главный смысл которых – абсолютное упорядочение мира по своим собственным законам. В этом же русле, по мнению Ницше, действует и христианская религия, скрывающая за фикциями неба и Бога подлинные истоки бытия человека. В рамках новоевропейской культуры этот ряд подменен, продолжен наукой, основанной, в свою очередь, на фикциях интеллекта, закона, научной истины и т. п. Вслед за романтиками Ницше подчеркивает роль другого культурного образования – искусства. Это вид иллюзии, более непосредственным и близким образом связанный с «жизнью», лучше осознающий, что «культура – это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом» человеческих страстей.

По мнению Ф. Ницше, многовековое господство сократической философии, христианства и науки ввергло европейскую культуру в состояние глубокого кризиса. Как реакция на власть перечисленных идей возникает «европейский нигилизм». Описав симптомы, структуру и возможные следствия этого явления, Ницше ввел его (вместе с концепциями «смерти Бога», «переоценки всех ценностей», «сверхчеловека») в круг проблем философии культуры, развиваемых крупнейшими мыслителями XX в.

Этот кризис, связанные с ним проблемы отношения России и Запада одним из первых почувствовал русский мыслитель Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885), предвосхитивший идеи Шпенглера и Тойнби. Для нашего соотечественника проблема исторического разнообразия культур и различия их внyтpeннего содержания выступает уже в качестве достоверного исходного положения. В знаменитой работе «Россия и Европа» (1869) он утверждал, что история как таковая есть историческое бытие этнических общностей, обособленных, локальных «культурно-исторических» типов («цивилизаций»), которые находятся в постоянной борьбе с природой и друг с другом.

Интересный вариант философии культуры, исходящей из «философии жизни», создал немецкий историк культуры В. Дильтей (1833–1911). Он рассматривает саму жизнь как способ бытия человека, осуществляющийся в раскрытии человеком культурно-исторического процесса, образовании мира истории, отличного от мира природы. Подобно неокантианцам баденской школы (см. ниже), Дильтей разделяет методы науки о природе и науки о духе (философии). Если первая «объясняет» данные внешнего опыта, согласуя их со схемами рассудка, то вторая «понимает» духовную целостность, интуитивно понимает «жизнь» из нее самой. Интерпретируя явления истории культуры, Дильтей использует в качестве «понимающей» методологии ее исследования герменевтику. Какая-либо эпоха в истории духа реконструируется как целостность, относительно которой необходимо истолкование отдельных явлений как ее моментов. Позднее история культуры рассматривалась Дильтеем как ряд произведений «объективного духа». Последний представляет собой не гегелевскую абсолютную идею, сущую в себе («Философия духа», раздел второй), а тотальность духовной взаимосвязи в реальной жизни, проявляющую себя как в творчестве индивида, так и человеческих сообществ. Дильтеевская философия «объективного духа», подчеркивая несводимость творческих проявлений только к сфере разума, утверждает также единство мира культуры, включенность в него рефлексивных форм, поскольку к «объективному духу» относятся и искусство, религия, философия (у Гегеля – ступени развития абсолютного духа). Акцент на целостном восприятии исторических культурных систем позволяет Дильтею сблизить историю и искусство. Главной заслугой Дильтея остается разработка герменевтики как метода понимания письменно фиксированных проявлений жизни, т. е. духовной культуры в ее исторических образцах.

В учении Г. Зиммеля (1858–1918) философия культуры также раскрывается в терминах «философии жизни». Жизнь, т. е. первичная реальность до всякого разделения, самоограничивается посредством исходящих из нее форм, образующих «более-жизнь» и «более-чем-жизнь», или формы культуры. Они начинают играть самостоятельную роль, противостоя вечно текущей и видоизменяющейся жизни. Постепенно культурные формы «отвердевают», преграждая поток жизни, и тогда уничтожаются ею и заменяются новыми. Эта борьба и порождает противоречия культуры, ее трагедию. Зиммелю представлялось, что помимо этого в новейшей европейской культуре осуществляется борьба жизни против принципа формы как такового, т. е. против всякой культуры.