Владимир Петрухин - Загробный мир. Мифы о загробном мире Страница 9

Данные археологии свидетельствуют, что это не так: уже в каменном веке первобытные люди заботились о больных и увечных, проявляли заботу о мертвом теле. Таким образом, они имели возможность наблюдать естественную смерть. Но суровые условия жизни порождали в первобытных коллективах, стремящихся выжить, жестокие нормы: заболевшего сородича покидали на стоянке, а младенцев, которых не в состоянии была прокормить семья, уносили в безлюдные места и там оставляли. Этот обычай известен в Древней Спарте, где хилых детей сбрасывали со скалы, а также исландцам в раннее Средневековье.

У народов Крайнего Севера, живущих в экстремальных условиях, в том числе у чукчей, был известен обычай добровольной смерти стариков, которые становились обузой для семьи. (В этой связи можно вспомнить разговор двух стариков о добровольной смерти как желанном исходе в повести Ясунари Кавабаты «Стон горы».) Старика должны заколоть (или задушить — на выбор) его ближайшие родственники, а если таковые откажутся — специально нанятый человек. Готовый к смерти сам подставлял обнаженный бок под удар копья. Заранее устраивался поминальный пир, на котором умирающий должен был наесться в последний раз. Старик обещает помогать сородичам с того света, и те просят его при погребении о помощи. Для этого на его могиле закалывали оленей, которые привезли тело, и трижды прогоняли вокруг могилы табуны.

Умерший в муках, от болезни считался пожранным злым духом кэле. Эти обитатели преисподней имеют узкую специализацию: есть кэле кашля, насморка, детских болезней, они разъезжают верхом на оленях, выдыхая дым и искры. Пожранный ими человек сам становится злым духом. «Мы предпочитаем умереть насильственной смертью, — говорили чукчи этнографу В. Г. Богоразу, — умереть в бою, как будто мы бились с русскими».

Умершие добровольной смертью оказывались в особом раю — там они наслаждались игрой в мяч (об играх умерших речь пойдет отдельно). Живые эту игру могли видеть в образе северного сияния. Саамы на крайнем севере Европы думали, что северное сияние — это битва небесных героев сполохов. Принявший добровольную смерть не только демонстрировал преданность своему коллективу — он получал возможность возродиться в потомке. Рассказывали о старике, который был умерщвлен собственной дочерью. Перед смертью он завещал внучке скорее выйти замуж — тогда он возродится в ее ребенке.

Сходные представления были известны и другим северным народам в раннем Средневековье. Скандинавы в эпоху викингов верили, что только героически павший в битве достоин был загробного рая — Вальхаллы, где герои проводят загробную жизнь в пирах и сражениях. Умершие от болезней отправлялись в Хель, преисподнюю. Согласно «Саге об Инглингах», сам верховный бог Один, изображенный там как могучий маг, умирая, велел символически ранить себя копьем, чтобы стать достойным Вальхаллы.

О самом диком, на современный взгляд, обычае рассказал еще Геродот в V веке до н. э., описывая быт кочевых племен Индии, которые питались сырым мясом (это объясняется отсутствием навыка готовить — варить или жарить мясо для еды во всех традициях считалось крайней степенью дикости [5]):

Когда кто-нибудь, мужчина или женщина, занедужит, то, если это мужчина, его убивают ближайшие друзья — мужчины. По их словам, недуг, снедающий больного, загубит для них его мясо. А тот уверяет, что вовсе не страдает от недуга. Они же, не внимая его словам, умерщвляют его и затем поедают труп. Если же недуг поражает женщину, то ее умерщвляют ближайшие родственницы. Что же касается старцев, то их торжественно закалывают и приносят в жертву божеству и также съедают. До преклонного возраста доживает у них немного людей, так как всякого убивают уже раньше, если он страдает каким-нибудь недугом» [6].

Обычаи некрофагии — поедания трупов действительно известны у отсталых народов: они сами принимают в себя тело сородича, чтобы он не попал на съедение к злым духам. Широко распространенное стремление удержать рядом умершего, не дать смерти нарушить целостность коллектива достигает здесь своего апогея: происходит полное «растворение» умершего в коллективном теле рода.

Андаманцы, сохранявшие быт каменного века, имели обычай носить с собой останки умерших. Папуасы киваи носили череп предка привязанным к шее: он наделял способностями провидения, ведь тому, кто пребывает в загробном мире, известны тайны будущего. «Пепел Клааса стучит в мое сердце», — говорил герой фламандских легенд Уленшпигель, носивший с собой останки отца, сожженного инквизицией. Вспомним также в этой связи пронизанный мифологическими ассоциациями роман колумбийского писателя Г. Г. Маркеса «Сто лет одиночества». Одна из героинь, Ребека, явилась в селение Макондо, неся сумку с костями умерших родителей. Сумку оставили в доме, и, когда на нее натыкались, кости постукивали: «клуп-клуп».

Приготовление к смерти как к неизбежному переходу в иной мир свойственно многим народам. Например, у русских старики заготавливали заранее гроб и смертную одежду. Устраивать поминальный пир при жизни родителей считалось особой почестью для стариков в Японии.

В большинстве религиозных систем, однако, опасались как раз тех, кто «не избыл свой век», умер преждевременной и насильственной смертью — они становились злыми духами. Эти поверья привели к изощренным обычаям, которым следовали люди униженные, но не способные отомстить за обиду. Обиженный совершал самоубийство на дворе обидчика. Считалось, что он при этом превращается в злого духа, который будет наслаждаться местью из-за гроба, преследуя врага [7].

Вредоносными считались и те, кто жил слишком долго: «заедал чужой век». Все эти верования приводили к созданию мифологических рассказов, которые едва ли имеют отношение к реальности, в том числе к реальным обычаям. Украинские легенды повествуют о том, что некогда не принято было дожидаться естественной смерти немощного старика: его сажали на лубок (санки из луба), вывозили за пределы селения и там убивали или топили.

Однажды сыновья пожалели старика отца и спрятали его в погребе. Когда в стране случился неурожай и люди стали погибать от голода, мудрый старик дал совет добыть зерно из колосков, что попали на крышу вместе с соломой. Спасенные люди отказались тогда от дикого обычая. Этот рассказ типичен для мифологической архаики: согласно распространенным мифам о культурных героях, люди жили неправильно до тех пор, пока мудрый культурный герой не устроил их жизнь.

В украинских рассказах, правда, содержится один «исторический» мотив: у славян в древности действительно принято было провожать умерших в последний путь, положив их на сани — древнее доколесное транспортное средство, но стариков при этом, конечно, не убивали. Тем не менее в современной фольклористике все-таки существует версия о существовании древнеславянского обычая убиения стариков: даже календарные обряды вроде проводов Масленицы возводятся к этому обычаю [8]

Убиение стариков — распространенный в Средние века книжный сюжет: в одном французском фабльо мысль об истреблении стариков приписывается Соломону.

В стране не стало мудрых советников, лишь один юноша скрыл своего отца и удивлял царя мудростью своих решений. Чтобы испытать юношу, царь велел ему привести ко двору его друга, слугу, пажа и смертельного врага. Юноша пришел с ослом (как со слугой), с собакой (другом), сыном (пажом) и женой (недругом).

Сходные сюжеты проникли и в славянский фольклор. Эти сюжеты отражали уже не столько первобытный обычай убийства стариков, которых не могла прокормить первобытная община, сколько культ предков.

Вообще, для славян было характерным как раз особое почитание старцев — недаром и предки у них именовались «дедами».

Австралийская «Божественная комедия»

Рассказы о жизни на том свете редки в мифологии австралийцев и возникли не без влияния христианских миссионеров, для которых важна была идея загробного воздаяния.

Рассказывают, как один человек добывал пищу: выкапывал песчаных крыс из их нор. Однажды он прорыл такое глубокое отверстие, что увидел в нем иной мир. Его обитателями были отвратительные чудовища с двумя пальцами на ногах. В ужасе охотник бросил свою палку-копалку и кинулся наружу. Он увидел сокола Муллиана и рассказал ему о своем открытии. Сокол решил посмотреть на чудищ. Он расширил отверстие, пролез в него сам и велел товарищу следовать за ним. Попав в преисподнюю, герой направился к чудовищам и спросил, какого они рода — раньше он таких не видывал.

Те отвечали, что они зовутся Илианба Ванда и распоряжаются злыми духами, они не дают им ни мгновения покоя, заставляют двигаться, причем пользоваться только левой рукой (такова природа злых духов в разных традициях — ведь они связаны со всем дурным, левым, а не правым; недаром и черт в христианских поверьях стоит слева за спиной человека).