Линдон Ларуш - МЕСТО РОССИИ В МИРОВОЙ ИСТОРИИ Страница 9

В Соединенных Штатах англофильская финансовая олигархия из богатых и влиятельных лиц, традиционно связанных с финансовым домом Дж.П.Моргана на Уолл-стрите, представляет собой имперское образование в британском стиле, которое «наложилось» на государственные институты США. Так, пример с финансированием дочерних структур Компартии США через фонды, учрежденные семействами финансовой олигархии, демонстрирует, что типичный агент в первую очередь представляет не интересы той или иной государственной службы США, а скорее клан богатых семейств, стоящий за множеством пользующихся налоговыми привилегиями благотворительных фондов, вроде фонда Форда, руководимого такими представителями семейств, как Роберт М.Хатчинс, протеже Бертрана Рассела, и Макджордж Банди. Обычно американские госслужбы вступают в игру в качестве инстанций, которые фактически контролируются богатыми олигархическими семействами, например, через «старые приятельские» связи.

Например, Атланта (Джорджия) является центром деятельности группы агентов, чьи связи с Компартией США восходят еще к 20-м годам. Типичным представителем этой группы является пародия на «аграриев» — «наседка» Анна Брейден. До какой степени эти деятели являются агентами Компартии? Как видно из финансовых документов, эта группа контролируется рядом семейных фондов, тесно переплетенных с Всемирным Фондом Дикой Природы британского принца-консорта Филиппа. Так что же в этом нового?

Наивные люди часто искали «правительственных агентов» там, где преобладали представители частных интересов отдельных богатых олигархических семейств. Есть примеры непосредственно правительственных агентов, например, полицейской агентуры в чистом виде, однако с точки зрения контрразведки они сопоставимы с блохами, которые имеются на любой бродячей собаке. Серьезная агентура в основном является звеном контроля со стороны олигархических кланов.

Рассмотрим вкратце левые движения в целом. Родословная всех этих движений восходит к операциям олигархического клана «венецианской партии» в Европе и Америке XVIII века. Образование Коммунистического Интернационала, как и первоначальной РСДРП, не является исключением из этого правила. Отсюда мы приходим к вопросу: в какой степени те или иные коммунисты были (или не были) агентами этих международных финансовых интересов; это относится и к коммунистическим организациям вне СССР; это особенно касается контроля «международных банкиров» над такими фигурами Коминтерна, как Радек, Бухарин, Лавстоун и др.; это касается усиления внутреннего и внешнего влияния наследников бухаринской «правой оппозиции» и, в меньшей степени, троцкистской «левой оппозиции», в странах Варшавского Договора при Хрущеве и после него; и сюда относится, прежде всего, широкомасштабное влияние британской агентуры накануне и после 1991 года в России.

Агентура в политических движениях, которая обычно интересует контрразведку, в широком смысле делится на четыре типа. Во-первых, — чтобы не говорить больше о таких случаях, — это в чистом виде «засланный» агент или же член организации, завербованный, например, государственной спецслужбой для работы на нее. Во-вторых, это агент, функционирующий в среде разных политических организаций и движений в качестве «Лепорелло», прислужника каких-либо олигархических семейных интересов, — как это описал Гейне, излагая обстоятельства, связанные с делом Людвига Берне. В-третьих, это приспособленец, чья продажность используется для осуществления через него неафишируемой политической программы. В-четвертых, это недалекий простофиля, чьим поведением управляют как движениями куклы, «дергая за политико-социопсихологические ниточки». Большинство политических организаций, в особенности соответствующие левые организации, контролируются посредством агентов четвертого типа, — тех, кого «дергают за ниточки».

Мы здесь сосредоточимся на функциональной роли «ниточных» агентов, то есть недалеких марионеток четвертого типа. Феномен «психологических ниточек» имеет первостепенную важность для понимания политических характеристик сегодняшней ситуации в России. В связи с этим вернемся к рассмотренному выше вопросу об Analysis situs: теперь рассмотрим те же проблемы с точки зрения того, что многие хотели бы определить в качестве сферы «социальной теории».

Следует рассмотреть три вида «чувствительных психологических ниточек», чтобы достичь функционального понимания, — например, понимания, необходимого для контрразведчика, — наиболее важных внутренних проблем, угрожающих России сегодня. Соответствующий дефект, определяющий каждое из трех свойств, может быть обозначен, соответственно, в порядке интеллектуальной кардинальности как «популистский», интеллектуальный и моральный.

Важно проследить, как социалистические структуры, в том числе советское государство, обращались с вышеуказанной проблемой контрразведки. Их контрразведывательные службы оставляли открытыми «ворота», через которые можно было угнать целое стадо скота; отсюда — неоднократные истерические и кровавые попытки перебить этот несчастный скот, в том числе и тех, кто был совершенно невиновен, вместо того, чтобы обнаружить и прикрыть эти «ворота», — как это надо бы сделать и в сегодняшней России.

По мере того, как социалистические движения все в большей степени привлекали враждебное внимание со стороны полицейских и прочих политических государственных агентств, у этих движений накопился ряд «практических инструкций» для обеспечения внутренней безопасности и противостояния агентам в своих рядах. Среди этих «практических инструкций» наиболее интересным для целей данного стратегического исследования является обширный набор ритуалов, связанных с конфликтом между той ролью, которую играла лояльность к повседневным стремлениям «масс», и «усложненными» и, следовательно, «чуждыми» тенденциями мысли, присущими всем так называемым «интеллектуалам». Эта доктрина была доведена до безумных крайностей в тех течениях, которые не случайно были самым полезным видом долговременных орудий той самой полицейской агентуры, «прививкой» против которой в социалистических и родственных им организациях должна была, как предполагалась, служить эта популистская мантра.

И все же за иррациональным потаканием повседневным массовым чаяниям, которое было свойственно этим анархо-синдикалистским течениям, скрывался элемент «запутанной правды».

Тот факт, что социалистические движения обычно являются продуктом могущественных финансово-олигархических или аналогичных интересов и что они, кроме того, часто функционируют в враждебной среде, придал первостепенную важность проблеме верности привязанностям и обязательствам, как внутри этих организаций, так и среди тех слоев населения, которые стали их традиционным электоратом. В социалистических и родственных движениях до 1966-1969 годов, особенно в тех, которые непосредственно ориентировались на марксизм, доминировала приверженность защите интересов производительного труда и законных чаяний наций и национальностей. Поэтому до того, как произошел глобальный сдвиг от прогресса к «постиндустриальному» утопизму, в этих организациях действовал грубый и простой контрразведывательный принцип: «Кому или чему привержен этот человек? Кому он предан и какие выполняет обязательства?»

Несомненно, различие между пресловутым «продававшим свои услуги» карьеристом и тем, кто связал себя моральными обязательствами внутри этих социалистических организаций, состояло в том, разделяли они или нет глубоко осознанные обязательства перед обществом и его будущим, считали ли своей целью освобождение угнетенных и улучшение условий жизни людей через инвестиции в научно-технический прогресс, духовную и культурную поддержку тех, кто не по своей воле был лишен образования и так далее. Карьерист мог декларировать эти цели, но как бы пожимая плечами подобно французскому экзистенциалисту; карьерист был «прагматиком делового толка», духовным собратом того пресловутого продавца подержанных машин, который больше интересуется тем, как внушить покупателю, что машина хорошая, чем тем, чтобы проданная колымага все-таки ездила. Не «будь хорошим человеком», а «добейся успеха в политической карьере» — таков был опознавательный знак социалистического карьериста, как и всякого «продающего свои услуги» бюрократического карьериста в любой политической или профессиональной деятельности, в любом деле.

Так, время от времени, в более деликатные моменты карьерист скраивал снисходительную улыбку в ответ на упоминание о «добром самаритянине». Из этого семени карьеристского цинизма, гнойного морального разложения личности прорастают в дальнейшем все риды и буши, включая социалистические разновидности бурьяна[46]. Вопрос о безопасности является в первую очередь моральным вопросом: какому принципу человек аксиоматически привержен?