Подлинная история Константина Левина - Павел Валерьевич Басинский Страница 11

«Ханна уехала из нашего дома, когда мне пошел девятый год. И с ее отъездом кончилось мое детство и кончилось то безоблачное счастье, которым я жила до тех пор».

Конечно, в доме Облонских не было такой идиллии, если m-lle Roland все-таки уволили. Но отношения между гувернантками и детьми в русских дворянских семьях были тесными и близкими. Ведь дети проводили с ними порой больше времени, чем с родителями. В этих отношениях была особого рода телесная тактильность и душевная доверительность. Пока Долли хлопотала по хозяйству, француженка, по сути, заменяла детям мать…

Вот почему Стива так раскаивается в своем грехе. И вот почему Анна прекрасно понимает Долли.

Но Стиву простят. Простит Анна. Простит и Долли. Наверное, простит и француженка, судьбу которой он собирается как-то устроить. Стиву любят. И не за какие-то его выдающиеся качества, а просто за то, что он – Стива. Грешный с ног до головы, но так устроивший свою жизнь, что этот грех не проникает внутрь его души и не калечит ее. Поэтому рядом с ним всем хорошо:

[о]: Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой, светлой наружности, блестящих глазах, черных бровях, волосах, белизне и румянце лица, было что-то, физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся с ним. «Ага! Стива! Облонский! Вот и он!» – почти всегда с радостною улыбкой говорили, встречаясь с ним.

Толстой ироничен в отношении своего персонажа, но все-таки и сам любуется им. Насколько он будет суров и придирчив к Левину, настолько он благодушен к Стиве. Известно, что главным прототипом Стивы стал близкий друг Толстого московский вице-губернатор Василий Степанович Перфильев (1826–1890). Приезжая в Москву до женитьбы и после, Толстой останавливался в доме Перфильевых. Перфильев был женат на дочери троюродного дяди Льва Толстого скандального дуэлянта и картежника Федора Ивановича Толстого («Американца»), выведенного в комедии Грибоедова «Горе от ума» и «Евгении Онегине» Пушкина. Перфильев был посаженным отцом на свадьбе Толстого и Сонечки Берс, так же, как Стива Облонский на свадьбе Левина и Кити.

Сходство Стивы и «Васеньки», как иронически называли Василия Степановича в семье Толстых, отмечали разные люди: А.А.Фет, С.Л.Толстой, Т.А.Кузминская… Но сам Толстой старался это сходство не афишировать. Перфильев был несколько обижен на то, каким он был выведен в романе.

Впрочем, буквальное сходство между Стивой и Перфильевым отрицал и сын писателя Сергей Львович Толстой, наиболее глубоко изучивший историю прототипов «Анны Карениной»: «Общее с Облонским у него было: склонность к удовольствиям и комфорту, добродушие, некоторый либерализм, благовоспитанность и так называемая порядочность. Но такие черты были свойственны и другим представителям высшего круга дворянства, привыкшим к роскоши, разорявшимся и по необходимости поступавшим на службу».

Стива – «образ собирательный», считал Сергей Львович Толстой. В нем отразились и черты нескольких представителей князей Оболенских (не отсюда ли фамилия Облонский?), и некоторые другие лица. Но, на мой взгляд, вообще роль прототипов в случае со Стивой не так важна, как в случае с Левиным и Кити.

За что все любят Стиву – вот что важно!

В Стиве было что-то, «физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся с ним». Здесь ключевое слово: физически. Давайте наконец произнесем это. Стива – абсолютно антидуховное существо. Душевности в нем через край, но духовности – ноль целых ноль десятых. И дело даже не в том, что он (как, впрочем, и Левин в начале романа) не верит в Бога. Сама по себе категория духовности противопоказана его совершенной физиологии. Она здесь не нужна, она – лишняя. Как записка к m-lle Roland, найденная Долли. Любая попытка придать его образу хоть какие-то духовные черты (например, заставить его задуматься о смысле жизни) испортила бы совершенный физический и душевный организм, который вызывает эмпатию у всех, кто имеет дело со Стивой.

В ситуации с француженкой Стива прошел по краю пропасти. Если бы он впал в глубокое раскаяние и хотя бы на секунду почувствовал глубину страданий жены, он бы погиб.

Есть такой незыблемый для любого романа принцип, который называется «арка героя». Герой в начале романа и в конце не может быть одним и тем же. Стива – единственный очень важный персонаж романа, который нарушает этот принцип и не меняется от начала текста до его конца. В конце он такой же, как и в начале. И в этом, как ни странно, состоит загадка его личности.

Ведь Стива – важный участник всех событий романа, связанных с его родной сестрой. На его глазах с самым близким ему человеком происходит драма, перерастающая в трагедию. Чтобы спасти сестру, он уговаривает зятя Каренина взять вину измены на себя. До этого он принимает участие в новом витке отношений Левина и Кити. В конце романа он собирается продать имение жены, то есть, по сути, разорить семью. Стива знакомит Анну и Левина.

Но характер его при этом не меняется. Никак. Это то, что называется «как с гуся вода». Правда, мы не знаем, что происходит со Степаном Аркадьевичем после того, как Анна бросается под поезд. Но что-то подсказывает, что и это страшное событие не поменяет внутреннего строения души Стивы. Во всяком случае, он не станет другим человеком. Как Вронский, который в начале романа – блестящий офицер и светский щеголь, а в конце – душевная развалина, человек, который желает поскорее умереть. Как муж Анны, который в начале романа – сухарь и педант, а в конце – перестрадавший, всех простивший и поднявшийся до духовной высоты человек, нежно любящий дочь Анны, рожденную от Вронского, и взявший ее на воспитание. Не говоря уже о Кити, из глупенькой девочки ставшей мудрой женщиной и матерью. Все, кто группируются вокруг Анны, в конце романа становятся другими людьми. Кроме Стивы Облонского.

Если бы Стива был глуп, он был бы невыносим. Нет более невыносимого зрелища, чем глупый и самовлюбленный человек. Но Стива и не глуп, и не самовлюблен. За это его уважают на службе:

[о]: Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям,