Как читать литературу как профессор. Живое и увлекательное руководство по чтению между строк - Томас Фостер Страница 25

Фолкнер, например, в романе "Авессалом, Авессалом! (1936) использует название из Библии - Авессалом - мятежный сын Давида, который повесился, - а также сюжет и персонажей из греческой мифологии. Роман является версией "Орестеи" Эсхила (458 г. до н. э.), трагедии вернувшихся из Трои воинов, мести и разрушения в мифическом масштабе. Их Троянская война - это, конечно, Гражданская война, а убийство у ворот - это убийство незаконнорожденного сына его братом, а не возвратившегося мужа (Агамемнона) его неверной женой (Клитемнестрой), хотя она и упоминается в образе рабыни-мулатки Клити. Он дает нам Ореста, сына-мстителя, преследуемого фуриями и в конце концов уничтоженного в пламени семейного особняка, в лице Генри Сатпена, и Электру, дочь, поглощенную горем и трауром, в лице его сестры Юдифи. Такое барочное планирование и сложное исполнение не оставляет места для наивной, спонтанной композиции.

Ладно, с современными писателями все понятно, но как насчет более ранних периодов? До 1900 года большинство поэтов получили хотя бы элементарные элементы классического образования - латынь, немного греческого, много классической поэзии, Данте и Шекспира - несомненно, больше, чем ваш средний читатель сегодня. Кроме того, они могли рассчитывать на то, что их читатели будут иметь значительную подготовку в области традиции. Одним из самых верных способов добиться успеха в театре в девятнадцатом веке было провести гастроли шекспировской труппы по американскому Западу. Если люди в своих маленьких домиках в прериях могли цитировать Барда, вероятно ли, что их писатели "случайно" написали истории, параллельные его?

Поскольку доказать это практически невозможно, обсуждать намерения писателя не слишком выгодно. Вместо этого давайте ограничимся тем, что он сделал, и, что еще важнее, что мы, читатели, можем обнаружить в его работе. Все, с чем нам приходится работать, - это намеки и утверждения, на самом деле свидетельства, иногда лишь следы, которые указывают на нечто, лежащее за текстом. Полезно помнить, что любой начинающий писатель, вероятно, также является голодным, агрессивным читателем и впитал в себя огромное количество литературной истории и литературной культуры. К тому времени, когда она пишет свои книги, у нее уже есть доступ к этой традиции в той мере, в какой это не обязательно осознавать. Тем не менее, какие бы части ни проникли в ее сознание, они всегда доступны ей. Еще один момент, который мы должны иметь в виду, связан со скоростью написания. Несколько страниц этой главы вы прочтете за несколько минут, а у меня, к сожалению, ушли дни и дни на ее написание. Нет, я не сидел все это время за компьютером. Сначала я некоторое время вынашивал зародыш, обдумывая, как лучше к нему подойти, потом сел и набросал несколько пунктов на экране, затем начал приводить доводы. Потом я застрял, поэтому приготовил обед, испек хлеб или помог ребенку починить машину, но все это время я носил с собой проблему этой главы. Я снова садился за клавиатуру и начинал, но отвлекался и работал над чем-то другим. В конце концов я пришел к тому, к чему мы пришли сейчас. Даже если предположить равный уровень знаний о предмете, у кого, вероятно, возникло больше идей - у вас за пять минут чтения или у меня за пять дней блужданий? Я хочу сказать, что мы, читатели, иногда забываем, сколько времени может занять литературная композиция и как много боковых мыслей может возникнуть за это время.

А латеральное мышление - это то, что мы на самом деле обсуждаем: то, как писатели могут держать в поле зрения цель, будь то сюжет пьесы, концовка романа или аргументация стихотворения, и в то же время привносить в текст множество материалов, хотя бы по касательной связанных с ней. Раньше я думал, что это великий дар, которым обладают "литературные гении", но теперь я в этом не уверен. Я иногда преподаю курс творческого письма, и мои начинающие беллетристы часто привносят библейские параллели, классические или шекспировские аллюзии, кусочки песен REM, фрагменты сказок - все, что только можно придумать. И ни они, ни я не станем утверждать, что кто-то в этой комнате - гений. Это то, что начинает происходить, когда читатель/писатель и лист бумаги оказываются запертыми в одной комнате. И во многом именно это делает чтение работ моих студентов, недавних выпускников Мастерской писателей Айовы, Китса и Шелли интересным и увлекательным.

О насилии

ПОСМОТРИТЕ. Сете - беглая рабыня, а ее дети родились в рабовладельческом Кентукки; их побег в Огайо напоминает бегство израильтян из Египта в книге "Исход". Только на этот раз на пороге появляется фараон, угрожая переправить их обратно через Красное море. Тогда Сете решает спасти своих детей от рабства, убив их, но это удается только одному из них.

Позже, когда этот убитый ребенок, заглавная героиня романа Тони Моррисон "Возлюбленная", возвращается с призраком, она становится не просто ребенком, потерянным в результате насилия, принесенным в жертву отвращению беглого раба к своему бывшему состоянию. Вместо этого она - одна из, говоря словами эпиграфа к роману, "шестидесяти с лишним миллионов" африканцев и рабов африканского происхождения, погибших в неволе и принудительных походах по континенту или в среднем пути, или на плантациях, ставших возможными благодаря их невольничьему труду, или в попытках вырваться из системы, которая должна была быть немыслимой - настолько немыслимой, как, например, мать, не видящая иного способа спасти своего ребенка, кроме детоубийства. На самом деле "Возлюбленная" - это представитель ужасов, которым подвергалась целая раса.

Насилие - один из самых личных и даже интимных актов между людьми, но оно также может быть культурным и общественным по своим последствиям. Оно может быть символическим, тематическим, библейским, шекспировским, романтическим, аллегорическим, трансцендентным. Насилие в реальной жизни просто есть. Если кто-то бьет вас по носу на парковке супермаркета, это просто агрессия. В ней нет смысла, выходящего за рамки самого поступка. Насилие в литературе, хотя и является буквальным, обычно представляет собой нечто иное. Тот же удар по носу может быть метафорой.

У Роберта Фроста есть стихотворение "Out, Out-" (1916), посвященное мгновенному ослаблению внимания и последовавшему за этим ужасному акту насилия. Мальчик с фермы, работающий с жужжащей пилой, поднимает глаза на призыв к обеду, и пила, которая была полна угрозы,