Поэма Гоголя "Мертвые души" - Смирнова Елена Александровна Страница 26

«Евгений Онегин»:

Он по-французски совершенноМог изъясняться и писал;Легко мазурку танцовалИ кланялся непринужденно…(Гл. 1, IV)

«Мертвые души»: «… отпущено было в зеркало несколько поклонов в сопровождении неясных звуков, отчасти похожих на французские, хотя по-французски Чичиков не знал вовсе Самое довольное расположение сопровождало его во все время одевания: надевая подтяжки или повязывая галстук, он расшаркивался и кланялся с особенною ловкостию и хотя никогда не танцовал, но сделал антраша. Это антраша произвело маленькое невинное следствие: задрожал комод, и упала со стола щетка» (VI, 161–162).

Если Онегин был способен потолковать об Ювенале, читал Адама Смита и имел талант вызывать улыбку дам огнем нежданных эпиграмм, то Чичиков «показал в себе опытного светского человека», блеснув познаниями совсем иного рода. «О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки…».

В перечне его светских достоинств есть и реминисценция из другого произведения: «… говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах…» (VI, 17). Источник очевиден:

Когда ж об честности высокой говорит,Каким-то демоном внушаем:Глаза в крови, лицо горит,Сам плачет, и мы все рыдаем.(«Горе от ума», д. 4, явл.)

Продолжим цитацию пушкинского романа:

Чего ж вам больше? Свет решил,Что он умен и очень мил.(Гл. 1, IV)

Как трансформирует этот текст Гоголь? «Свет» оборачивается в его поэме группой малокультурных провинциальных чиновников и их жен, из которых писатель выстраивает комическую кумуляцию по типу фольклорных: «Все чиновники были довольны приездом нового лица. Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор, что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек…» и т. д., и т. д. Увенчивается же она образом в духе откровенно балаганного комизма: «Даже сам Собакевич, который редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно ил города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены своей, сказал ей: „Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!“ На что супруга отвечала „Гм!“ и толкнула его ногою» (VI, 18).

Тенденции к смысловому и стилистическому снижению подчинены образы не только героев, но и неодушевленных предметов. Таким снижающим эхом изящного пушкинского антропоморфизма в описании жилища Онегина —

…забытый в залеКий на бильярде отдыхал…(Гл. 7. XVII)

— звучат слова, живописующие беспорядок в покоях Тентетникова из второго тома «Мертвых душ»: «Панталоны заходили даже в гостиную» (VII, 25).

Остановимся теперь на эпизоде сна Татьяны. Вот два отрывка из «Евгения Онегина»:

Татьяна верила преданьямПростонародной старины,И снам, и карточным гаданьям… иТатьяна поясок шелковыйСняла, разделась и в постельЛегла. Над нею вьется Лель,А под подушкою пуховойДевичье зеркало лежит.Утихло всё. Татьяна спит.И снится чудный сон Татьяне.(Гл. 5, V, X, XI)

Если не всем ясен смысл отдельных деталей в этом отрывке, их пониманию поможет ученый комментатор: «Во время святочного гадания „на сон“ под подушку кладут различные магические предметы. Среди них зеркало занимает первое место. Все же предметы, связанные с крестной силой, удаляют».[108]

Что́? Татьяна увидела во сне, читателю безусловно известно. Обратим внимание только на следующее место из описания сна:

И что же видит?.. за столомСидят чудовища кругом:Один в рогах с собачьей мордой…(Гл. 5, XVI)

Теперь заглянем в «Мертвые души»: «Чорта помещица испугалась необыкновенно. — Ох, не припоминай его, бог с ним! — вскрикнула она, вся побледнев. — Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный. Вздумала было на ночь загадать на картах после молитвы, да, видно, в наказание-то бог и наслал его. Такой гадкий привиделся; а рога-то длиннее бычачьих» (VI, 54).

Изображая в восьмой главе поэмы бал у губернатора, Гоголь пишет: «А уж там в стороне четыре пары откалывали мазурку; каблуки ломали пол, и армейский штабс-капитан работал и душою и телом, и руками и ногами, отвертывая такие па, какие и во сне никому не случалось отвертывать» (VI, 168). Сравним этот отрывок с описанием мазурки в картине именин Татьяны:

…Бывало,Когда гремел мазурки гром,В огромной зале всё дрожало,Паркет трещал под каблуком…(Гл. 5. XLII)

Так в полном издании романа 1833 г., а в первоначальном издании пятой главы, вышедшей в свет вместе с четвертой в 1828 г., было:

           … Буянова каблукТак и ломает пол вокруг.

Гоголь дорисовал сниженную уже у Пушкина картину, введя в текст просторечие и поместив, согласно принципам своей поэтики, душу штабс-капитана в один семантический ряд с его руками и ногами.

А вот образец гоголевской переработки языка романа. Пушкин легко иронизирует над ложной «красивостью» перифрастического стиля (примета карамзинской эпохи), но остается при этом в границах общепринятой литературной лексики:

Меж тем как сельские циклопыПеред медлительным огнемРоссийским лечат молоткомИзделье легкое Европы,Благословляя колеиИ рвы отеческой земли.(Гл. 7, XXXIV)

В аналогичном же по смыслу отрывке из «Мертвых душ» звучит действительно «российский молоток» фамильярных оборотов и народного просторечия: «Около четверти часа с лишним провозился он с кузнецами, покамест сладил, потому что кузнецы, как водится, были отъявленные подлецы и, смекнув, что работа нужна к спеху, заломили ровно вшестеро. Как он ни горячился, называя их мошенниками, разбойниками, грабителями проезжающих, намекнул даже на страшный суд, но кузнецов ничем не пронял: они совершенно выдержали характер — не только не отступились от цены, но даже провозились за работой вместо двух часов целых пять с половиной» (VI, 217–218).

Разные исследователи время от времени отмечали отдельные соответствия между «Евгением Онегиным» и «Мертвыми душами», но смотрели на них как на единичные явления. Между тем, как выясняется, речь должна идти не о случаях, а о системе. И если мы пришли к этому выводу и приняли его хотя бы как рабочую гипотезу, ее можно проверить, сопоставив заключительные эпизоды обоих произведений.