Как читать литературу как профессор. Живое и увлекательное руководство по чтению между строк - Томас Фостер Страница 4

5) Настоящая причина пойти: я упоминал, что ее зовут Эдипа? Точнее, Эдипа Маас. Она названа в честь великого трагического персонажа из драмы Софокла "Царь Эдип" (ок. 425 г. до н. э.), настоящая беда которого в том, что он не знает себя. В романе Пинчона ресурсы героини, то есть ее костыли - а все они, как оказалось, мужские - отнимаются один за другим, показывается, что они ложные или ненадежные, пока она не доходит до точки, где ей нужно либо сломаться, свернувшись в клубок, либо стоять прямо и полагаться на себя. А для этого ей сначала нужно найти себя, на которого она может положиться. Что она и делает, после значительных усилий. Она отказывается от мужчин, вечеринок с тапперварами, легких ответов. С головой окунается в великую тайну финала. Обретает, осмелимся сказать, самопознание? Конечно, смеем.

И все же...

Вы мне не верите. Тогда почему заявленная цель исчезает? По ходу повествования мы все меньше и меньше слышим о завещании и наследстве, и даже суррогатная цель - тайна почтового заговора - остается неразрешенной. В конце романа она становится свидетелем аукциона редких поддельных марок, и ответ на загадку может появиться во время торгов. Однако мы сомневаемся в этом, учитывая все, что было до этого. Да нам, в общем-то, и все равно. Теперь мы, как и она, знаем, что она может жить дальше, что открытие того, что на мужчин нельзя положиться, не означает конец света, что она - цельная личность.

Вот так, в пятидесяти с лишним словах, профессора литературы обычно считают "Плач Лота 49" потрясающей маленькой книгой. На первый взгляд она выглядит немного странной, экспериментальной и супермодной, но когда вы вникнете в нее, то увидите, что она следует условностям квестовой сказки. Как и "Гек Финн". Властелин колец. Север на северо-запад. Звездные войны. И большинство других историй о том, как кто-то куда-то идет и что-то делает, особенно если идти и делать это было изначально не его идеей.

Сразу предупреждаю: если иногда я буду говорить здесь и в последующих главах так, будто некое утверждение всегда верно, некое условие всегда имеет место, я прошу прощения. "Всегда" и "никогда" - это не те слова, которые имеют большое значение в литературоведении. Во-первых, как только что-то покажется всегда правдой, появится какой-нибудь умник и напишет что-нибудь, доказывающее, что это не так. Если кажется, что литература слишком патриархальна, появляется романист вроде покойной Анджелы Картер или поэт вроде современного Ивэна Боланда и все переворачивает, чтобы напомнить читателям и писателям о ложности наших устоявшихся представлений. Если читатели начнут зацикливать афроамериканскую литературу, как это стало происходить в 1960-х и 1970-х годах, появится такой плут, как Измаил Рид, который откажется вписываться в любую пигалицу, которую мы можем создать. Давайте подумаем о путешествиях. Иногда поиски заканчиваются неудачей, или протагонист не принимает их. Более того, действительно ли каждое путешествие - это квест? Это зависит от обстоятельств. Иногда я просто езжу на работу - без приключений, без роста. Уверен, что и в писательстве дело обстоит так же. Иногда сюжет требует, чтобы писатель доставил персонажа из дома на работу и обратно. Тем не менее, когда персонаж отправляется в путь, мы должны начать обращать на него внимание, просто чтобы понять, не происходит ли там что-то.

Как только вы разберетесь с квестами, остальное станет проще.

Приятно есть с вами: Акты причастия

Возможно, вы слышали анекдот о Зигмунде Фрейде. Однажды один из его учеников, или ассистентов, или еще какой-нибудь прихлебатель стал дразнить его за пристрастие к сигарам, ссылаясь на их очевидную фаллическую природу. Великий человек ответил просто: "Иногда сигара - это просто сигара". Мне совершенно безразлично, правдива эта история или нет. На самом деле я предпочитаю, чтобы она была апокрифической, поскольку в выдуманных анекдотах есть своя правда. Тем не менее, не менее верно и то, что как сигары могут быть просто сигарами, так иногда они ими и не являются.

То же самое происходит с трапезами в жизни и, конечно, в литературе. Иногда трапеза - это просто трапеза, а еда с другими - это просто еда с другими. Но чаще всего это не так. Раз или два в семестр, по крайней мере, я прерываю обсуждение рассматриваемой истории или пьесы, чтобы сказать (и я неизменно говорю это жирным шрифтом): когда люди едят или пьют вместе, это причастие. По некоторым причинам это часто встречается с несколько скандальным взглядом, поскольку для многих читателей причастие имеет одно и только одно значение. Хотя этот смысл очень важен, он не является единственным. Христианство также не имеет права ограничивать эту практику. Почти в каждой религии есть какой-либо литургический или социальный ритуал, связанный с объединением верующих для совместного принятия пищи. Поэтому я должен объяснить, что, как половой акт имеет значение, отличное от сексуального, или, по крайней мере, имел его когда-то, так и не все причастия являются святыми. На самом деле литературные версии причастия могут трактовать это слово совершенно по-разному.

Вот что нужно помнить о всевозможных причастиях: в реальном мире совместное преломление хлеба - это акт обмена и мира, поскольку, если вы преломляете хлеб, вы не разбиваете головы. Обычно на ужин приглашают друзей, если только не пытаются задобрить врагов или работодателей. Мы весьма разборчивы в выборе тех, с кем преломляем хлеб. Например, мы не можем принять приглашение на ужин от человека, который нам неприятен. Акт принятия пищи в наш организм настолько личный, что мы хотим делать это только с теми, с кем нам очень комфортно. Как и любая другая конвенция, эта может быть нарушена. Вождь племени или мафиози, скажем, может пригласить своих врагов на обед, а затем убить их. Однако в большинстве стран такое поведение считается дурным тоном. Как правило, прием пищи вместе с другим человеком - это способ сказать: "Я с тобой, ты мне нравишься, мы вместе составляем сообщество". А это уже форма причастия.

Так же и в литературе. А в литературе есть еще одна причина: написать сцену трапезы так сложно и так неинтересно по своей сути, что для включения ее в сюжет должна быть какая-то веская причина. И эта причина связана с тем, как уживаются персонажи. Или не ладят. Да ладно, еда есть еда. Что вы можете сказать о жареной курице, чего вы еще не слышали, не говорили, не