Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2 Страница 2

Мои герои — не супермены, которых не существует в настоящей жизни, а обыкновенные опера, следователи, криминалисты, судебно-медицинские эксперты, причем, не выдуманные, а реальные. Одним словом, «рабочие лошадки», которые, понукаемые начальством, тянут телегу следствия, невзирая на ухабы и колдобины, сплошь и рядом встречающиеся на их пути.

В новой книге я умышленно описываю эпизоды из далекого прошлого (кроме «Дня в жизни»), чтобы не затрагивать свежие чувства людей, утративших своих близких. Горечь утраты, разумеется, остается на всю жизнь, но острота боли с течением времени несколько притупляется. Поэтому, о делах стародавних мне легче писать как с психологической, так и с моральной точки зрения.

Современного человека, одолеваемого однообразием труда, быта и развлечений (выбор последних ограничен и скуден, несмотря на кажущееся внешнее изобилие), влечет быть причастным к экстремальным ситуациям и к патологическим личностям, то есть к «роковым страстям», которых он лишен в обыденной жизни. Поэтому так идут нарасхват книжонки, расписывающие кровавые истории, с горой трупов на каждой странице, где у главных героев патронов в обойме пистолета больше, чем извилин головного мозга. Интеллектуальные персонажи Артура Конан Дойла, Эдгара Аллана По и Агаты Кристи нынче не в моде: слишком мало стали в кулаках, свинца во взгляде, пещерной беспощадности, слишком много высоколобой рефлексии.

Нам бы чего попроще: хрясь ногой в подбородок — челюсть врага разлетелась вдребезги, оставив гроздья окровавленных зубов на люстре!; так-так-так — короткая очередь навскидку из автомата, и ни одна пуля не проходит мимо цели — все три (четыре, пять, в зависимости от фантазии) плохих парня, находящиеся в различных частях офиса (гаража, заброшенного завода, роскошного особняка), отброшены со страшной силой к стене, буквально впечатавшись в штукатурку, оставляя на ней рубиновые разводы! Вот это по-нашему! Вот это круто!

На этом стремлении обывателя к «вторичному экстриму» (где сам он не участник, это слишком опасно, а всего лишь наблюдатель) работают целые синдикаты с безликими бригадами авторов, где замена одной фамилии на другую ровным счетом ни на что не влияет, которые дают приличный барыш издателям. Качество же практически никого не интересует. Детектив перестал быть штучной продукцией, его поставили на поток.

Криминальный жанр начал явно вырождаться, как, впрочем, и многие другие популярные направления в литературе. То ли проблема заключается в том, что массовая культура, и литература в том числе, в условиях рынка подчиняется его жестким законам и становится коммерческим продуктом, предназначенным для продажи; то ли в том, постепенно исчезают оригинальные, по настоящему одаренные пишущие люди. А нужны ли они вообще рынку? Элитарную прозу и стихи читают единицы. Хотя, не стоит недооценивать роль писательства ради денег. Федор Достоевский, Писатель с большой буквы, многие свои вещи создавал для того, чтобы элементарно расплатиться с карточными или рулеточными долгами.

Погони с перестрелками и «красивые» задержания — лишь небольшая составляющая часть работы правоохранительных органов. Остальное — это скучные допросы, заполнение вороха протоколов, поиски свидетелей, сбор улик, очные ставки, проверки показаний на местах происшествий и многочисленные экспертные исследования: криминалистические, автотехнические, психологические, психиатрические, судебно-медицинские.

То, что я пишу, можно назвать антидетективом, потому что я сознательно нарушаю неписанные каноны жанра. В классическом детективе, по крайней мере, в лучших его образцах, автор до последней страницы держит читателя в напряжении, заставляя вместе с героем решать задачи со многими неизвестными. Это своеобразная интеллектуальная головоломка, в разгадывании которой принимает участие читающий, и чем сложнее этот ребус, чем неожиданнее разгадка, тем удачнее и занимательнее книга.

У меня все обстоит куда прозаичней, но именно так все происходит на самом деле. Желание показать «кухню» расследования изнутри, особенно ту его часть, которая связана с экспертными исследованиями, объясняется тем, что этот аспект мне хорошо знаком, известен досконально. В книжном детективе, когда речь идет, скажем, о разгадке убийства, все зависит от смекалки сыщика, от его дедуктивных способностей. Экспертные службы маячат где-то на заднем плане, словно придаток, который иногда может быть полезен, но всегда второстепенен. Между тем, очень многие уголовные деяния, особенно совершенные при неочевидных обстоятельствах, получают перспективу раскрытия исключительно благодаря экспертным исследованиям. Иногда экспертиза является единственным и основным доказательством по делу.

Мне хотелось бы работать для думающего читателя, которому надоели высосанные из пальца, «захватывающие» детективные истории, содержание которых напрочь забываешь наутро, для читателя, которому суть дела и правда жизни важнее внешне броского, но ненатурального антуража, или «произведений на злобу дня», когда вчерашняя газетная криминальная сенсация преподносится под видом очевидной версии, от которой за версту тянет вяло текущей шизофренией или, что вероятнее всего, желанием хорошо заработать на еще звучащей, не остывшей теме.

Работая в свое время над «Очерками», я настолько «вжился» в текст, что уже перестал воспринимать написанное объективно. Сообразив, что надо просто отдохнуть, отложил рукопись месяца на два, чтобы потом взглянуть на нее свежим, незашоренным взглядом. Когда же, спустя указанный срок, прочитал ее заново, то почувствовал сильнейший внутренний дискомфорт и неловкость. Как я мог написать такие инфантильные и беспомощные тексты!? И вообще, кому это нужно, кого могут заинтересовать эти воспоминания о былом и мои откровения? Пришлось взяться за «доводку и шлифовку», всяческие исправления, принявшие какой-то маниакально-навязчивый характер. В один из моментов до меня дошло, что бесконечные «улучшения» не всегда могут пойти на пользу дела; из вещи улетучиваются элементы спонтанности, первозданности и импровизации, а до идеала все равно далеко. Надо было когда-то останавливаться, чтобы окончательно не испортить «продукт».

Закончив «Очерки», я дал прочитать распечатку нескольким людям, мнение которых мне хотелось узнать. Первый отзыв был от старой знакомой, которая вылила на меня целый фонтан фимиама и восторга. Оказывается, за последние три года она ничего подобного не читала, и мне обязательно надо, бросив все, заняться сочинительством. Тоже, мне, второй Жорж Сименон нашелся! Я понял, что столь однобокая оценка не может считаться объективной и способна лишь дополнительно разгорячить воспаленную головенку, и в данном случае требуется холодный душ.

И поэтому я отдал рукопись на рецензию другу Скептику. Тот позвонил через пару дней и сказал:

«А, знаешь, там, где ты описываешь свои поездки и конкретную работу — вполне нормально, пойдет. Остальное — выброси на хрен!»

Легко сказать, выброси. Оставить голые протоколы экспертиз, что ли? Тогда кому это будет вообще интересно? Но должен заметить, что кое-что из его лапидарного совета я принял к сведению; некоторые отступления или основательно сократил, или убрал совсем.

Одна экзальтированная дама, закончившая филологический факультет Калмыцкого государственного университета (хоть не Сорбонна, конечно, но и не ПТУ, согласитесь), стала моей поклонницей, ее «очаровал стиль».

Друг-предприниматель, он же и один из спонсоров, захотел предварительно ознакомиться с «произведением», полагаю, из желания удостовериться, что не покупает кота в мешке. Правильнее будет сказать, что не выбрасывает деньги на ветер. Несколько дней спустя он позвонил и сказал, что перечисляет на счет издательства 3 тысячи рублей. Стало быть, содержание будущей книги его удовлетворило.

Один высокопоставленный чиновник, после просмотра рукописи коротко и солидно изрек:

«Интеллигентные люди эту книгу читать будут».

Насчет интеллигентности, конечно, сильно сказано, хотя мне не совсем нравится это слово. Я не очень четко представляю, что оно конкретно обозначает. Я не люблю вещей, которых не понимаю.

Уже после выхода «Очерков» в свет я был сильно приободрен тремя положительными отзывами:

от одного уважаемого мной профессионала — судебного медика, оценившего книгу как хороший вклад в популяризацию нашей специальности;

от человека, серьезно занимающегося литературным творчеством, отметившего некоторые чисто художественные достоинства «Очерков»;

от родного отца, который, прочтя книжку, сказал:

«Я прочитал твою книгу внимательно и понял, что ты проделал большую работу».

Действительно, в иных случаях, чтобы написать пару абзацев или страницу, мне приходилось прочесть две-три монографии или статьи.