Фёдор - Живём ли мы свой век Страница 30

Почтенные старые люди говорят: кишлак — родное место, а человек не птица, не может он летать туда-сюда.

Думает Мирсаид о судьбе кишлака, что будет с ним, если все молодые люди уйдут в город? И хотелось бы ему остаться под отцовской крышей, под тенью древнего и могучего чинара, но тянет его вниз долина. Слушает он железный гул машин и сердцем устремляется туда, к людям, которые решили укротить Вахш, дать свет горам и воду долинам.

В тот раз он почти сбежал с гор. Мирсаид не торопился к тетушке Ойшагул, а пошёл на шум, который походил на рык грозного зверя, поглощал все другие звуки, властвовал над кишлаком, над долиной, над Вахшем. Машина открылась внезапно, когда парень, перебежав по камням широкий ручей, взошёл на взгорок и увидел берег Вахша. Она работала на том берегу: точно жук подползала к отвесной стене и, размахивая хоботом то влево, то вправо, загребала зубьями камни, сыпала их в стоящие тут же большие грузовики. Мирсаид перебрался по хлипкому висячему мосту на тот берег, сел на горячий лобастый камень, положил рядом сумку с орехами и лепёшками. Он завороженно следил за работой машины: вот громадный ковш, точно пасть чудовища, сомкнул челюсти и потащил гору камней к грузовику... Вздрогнул над кузовом, качнулся и разжал челюсти. С грохотом полетели камни в кузов. Ещё раз набрал камней — ещё высыпал. И ещё раз высыпал. Кузов полон. «Да, — вспомнил Мирсаид рассказы дядюшки Мироли, — в пасти этой машины сакля со всеми потрохами уместится». Мирсаид провожал взглядом груженые машины — они отвозили камни в сторону плотины. Самой плотины он пока не видел, но по рассказам знал место в ущелье, где её насыпают. Гора камней. Много камней!

— Парень, тебя как зовут?

К нему подошёл человек с чёрными усиками, в серенькой кепчонке с лаковым козырьком. Кажется, это он сидел в кабине большой машины, орудовал рычагами.

— Мирсаид, говоришь? Хорошо. Так вот что, Мирсаид, я пойду поужинаю, а ты покарауль экскаватор. Нельзя его, черта, без присмотра оставить, а сторожа у нас пока нет. Ладно?

Мирсаид согласно кивнул, он подошёл к машине ближе, обошёл вокруг. «Ишь как тебя назвали — экскаватор! — сказал он себе, не сводя глаз с машины и снова садясь на камень. — Мудреное слово, жаль, что не знаю его значения, нет такого слова в нашем таджикском языке».

И ещё подумал: «Так и скажу в кишлаке — отцу, ребятам, всем скажу: — Экскаватор пришлось караулить. Нельзя его оставлять без присмотра. Пожалуй, за всю историю кишлака, а может быть, и всех этих гор, что окружают долину, не было такого случая — не доверяли простому кишлачному парню такой сильной и большой машины. Нет, что там ни говори, а счастье тебе, Мирсаид, подвалило большое».

Не заметил, как в долине сгустился сумрак. Машинист не приходил. Подъезжали самосвалы — один, другой, третий. Шофер, заметив Мирсаида, крикнул:

— Ты чего тут, парень?

— Экскаватор сторожу. Показал рукой на машину.

— Присмотри и за нашими машинами. Мирсаид с готовностью согласился.

А тут и ночь упала вороньим крылом; внизу, за экскаватором, лениво ворчал Вахш, от реки шёл сырой, щекочущий ноздри воздух, белесым шлейфом тянулся он у подножия гор, не поднимаясь к вершинам, над которыми в холодной синеве, точно глаза невидимых зверей, светились звезды. Холодало. Мирсаид прошёлся вокруг экскаватора — ночью он и совсем казался железной горой) — потрогал зуб лежавшего на земле ковша, снова поднялся на лобастый камень. Никого не слышно, не видно. Достал из мешка лепёшку, поел. Камень дышал теплом, но спина и плечи замерзали. Пошарил в мешке — нет, одежки не захватил.

Накинул на плечи мешок и ждал. Но проходил час, другой — хозяин не приходил. И ни один из шоферов не являлся.

В кишлаке Нурек в глиняных саклях, разбросанных по берегу Вахша и в долине, прилепившихся орлиными гнездами на склонах гор, голосили петухи, утробными плачами перекликались ишаки. Голоса людей глухо доносились до Мирсаида: он напрягал слух, ждал, но голоса замолкали, и никто к нему не приходил. Наконец он замерз совсем. Решительно подошёл к лестнице, взобрался наверх. Дверца кабины оказалась незапертой. Влез в кабину и, к великой своей радости, ощутил тепло — жарко, как в бане. С минуту Мирсаид блаженствовал, привалившись к мягкому сиденью кресла, потом взор его остановился на приборах. Цифры на них светились, мигали, точно они были живые; круглые стекла изливали мягкий зеленый свет.

Он долго разглядывал приборы, читал надписи, а когда не осталось чего читать, слушал звуки засыпающего кишлака и немолчный рокот Вахша. Не заметил, как и уснул. Проснулся он на рассвете. Испугался. «Хорош из меня сторож!» Сошёл с лестницы и побежал к дальнему самосвалу, на ходу оглядывал другие машины: не случилось ли что с ними? Но нет, все три автомобиля, а вместе с ними и экскаватор стояли целехоньки, ждали своих хозяев.

Первым на работу пришёл машинист экскаватора. Лицо помято, под глазами синева: потянулся, зевнул смачно, увидев Мирсаида, спросил:

— Ты чего здесь? — И вспомнил: — А-а... — Посмотрел удивленно: — И ты... с тех пор?..

Мирсаид кивнул. Улыбнулся смущенно: дескать, что же тут удивительного? Ты же меня просил.

Парень с усиками, покачав головой, сказал:

— Мда-а, молодец!

Ещё раз зевнул и полез на экскаватор. Уже из кабины крикнул:

— Спасибо тебе, приятель!

Мирсаид снова улыбнулся, помялся возле своего лобастого камня, пошёл к мостику через Вахш. И уже далеко отошёл, экскаваторщик его окликнул:

— Зовут тебя как? Ах да, Мирсаид. Хорошо. А ты, Мирсаид, сторожем не хочешь к нам? Экскаватор сторожить? Сутки дежурить, двое отдыхать — а, пойдешь?

Мирсаид подошёл к экскаватору, задрал голову. Он ничего не говорил, но было ясно: предложение ему по душе.

Машинист взял Мирсаида за руку, завел в будку. Тут за столом сидел пожилой человек с добрыми синими глазами и большими залысинами на лбу. Поодаль от него в углу расположилась девушка, очень красивая и, как показалось Мирсаиду, совсем молодая, может быть, школьница.

Машинист, тронув Мирсаида за локоть, сказал:

— Вот, Алексей Иванович, сторожа привел.

Алексей Иванович поднял на Мирсаида синие глаза.

— Паспорт есть?

И потом, рассматривая паспорт:

— Где живёте?.. Кишлак Чинар? У черта на куличках. Мда-а... Далековато. Дежурить будешь через день. Это тебе подходит?

Мирсаид кивнул: «Да, он согласен».

Алексей Иванович повернулся к девушке:

— Зина, отведи его в отдел кадров. Пусть оформляют.

Девушка изучающе смотрела на парня. Глаза у неё были веселые, зеленовато-серые.

«Может, я кажусь ей диким, страшным? — подумал Мирсаид, и от этой мысли его кинуло в жар. — Почему она смеется? Зачем?..»

Мирсаид чувствовал, как горячий пот ручьями стекает по спине, боялся, что сердце его разорвется на части.

А потом они шли вместе. Он тащился сзади, понурив голову, а она бойко шла впереди и, казалось, забыла о нем.

Перед тем как Мирсаиду идти на первое дежурство, отец сказал ему:

— Сын, тебя зовет Сулаймон-ака.

— В саклю?

— Нет, бабаи в клубе. Они хотят слушать твой рассказ о машине.

Сулаймон-ака — старейший после Курбан-аки житель аула. По законам и древним таджикским обычаям старейший — самый мудрый и самый почетный. Клуб предназначался только для мужчин — пожилых, уважаемых. В древнем кишлаке Чинар так было всегда. И никто здесь не думает о том, что когда-нибудь будет иначе.

Мирсаид застегнул рубашку, надел новенький пиджак. Отец волновался — его сын удостоился чести беседовать с бабаями. А вдруг они скажут: Мирсаид, сын Хайрулло, глупый, пустой парнишка, зря мы его позвали.

Отец и сын вошли в просторное здание клуба вместе: по обычаям сложили на груди руки, поклонились. Отец прошёл на своё место в левом дальнем углу, а сын задержался у двери — ждал, когда Сулаймон-ака покажет ему место. И это понравилось бабаям: они оценили почтительную неторопливость юноши, и Сулаймон, не поднимая на Мирсаида взгляда, показал рукой место на кошме. Мирсаид сел под узким окошком клуба, рядом со спускавшейся с потолка керосиновой лампой — совсем близко от самых старых почтенных бабаев, от Сулаймона. Старцы поглаживали белые длинные бороды, ждали, когда заговорит почтеннейший. Курбан-ака ещё болел, его место занимал Сулаймон. Он сказал:

— Это ты, Мирсаид, вчера делал гром в горах? Расскажи о своей машине.

Мирсаид опешил, услышав такие слова. Разве он говорил кому, что управлял машиной? Это было бы откровенным хвастовством и неправдой. Да и как можно поверить в такое?

— Я был вчера в долине, — начал Мирсаид и не узнал своего голоса: так он волновался. — Я видел экскаватор. Он рушит гору, выгрызает из неё камни. Машина очень большая. Очень!

Мирсаид замолчал и потупил голову. Чувствовал, как румянится от прилива крови его лицо, слышал биение собственного сердца. Утром он сказал ребятам, что лазил в кабину, устроился сторожем — и вообще много рассказывал диковинного, интересного. Уж не сболтнул ли он им чего лишнего?