А. Манько - Брачные союзы Дома Романовых Страница 19

Царевич, более года не видевшийся с женою и утомленный вечными переездами и неудобной лагерной жизнью, был рад встрече с женой и столько же рад тому, что можно было успокоиться, осесть на одном месте. Этот отдых после неприятного труда хорошо подействовал на состояние его духа, и первое время он был добр и очень нежен с женой.

«Царь меня осыпает ласками и милостями, — писала кронпринцесса матери в конце августа 1713 года. — Мне теперь не только правильно выплачивают четвертные деньги, но сначала я получала всю нужную для меня провизию, а теперь мне назначено несколько имений для покрытия расходов по хозяйству. Эти имения отданы мне в полное распоряжение, и мне принадлежит даже судебная власть над ними. В них живет 600 душ, а в скором времени мне дадут еще 900, что составит вместе 1500. Впрочем, эти имения рассеяны по разным местам. Царь во время своего пребывания здесь был очень ласков ко мне, он говорил со мною о самых серьезных делах и уверял меня тысячу раз в своем расположении ко мне. Царица со своей стороны не упускает случая выразить мне свое искреннее уважение. Царевич любит меня страстно: он выходит из себя, если мне не достает хоть малейшей вещи, а я без ума от любви к нему». Документы свидетельствуют, что летом 1713 года отношения между царевичем и кронпринцессой были самыми лучшими в их совместной жизни.

Однако в следующем, 1714 году начались семейные неприятности, связанные в основном с ухудшением отношений между царем и царевичем из-за появления крепостной Евфросиньи в роли любовницы Алексея Петровича. Правда, в семейной жизни царственной молодой четы были свои минуты полного счастья, и у этих столь чуждых друг другу супругов был предмет, на котором сходились их чувства и интересы — это была их маленькая дочь Наталья, родившаяся 12 июля 1714 года. Когда царевич ласкал свою маленькую девочку, в нем пробуждалась та нежность, которую ему не на ком было сосредоточить, а Шарлотта, восхищаясь этой нежностью, была тогда полна счастья и спешила поделиться этим счастьем с матерью. «Царевич, — писала она, — любит малютку с необыкновенной нежностью, а она, хотя еще так мала (ей было в то время 4 месяца с небольшим), очень к нему привязана и радуется, когда его видит. Он уносил ее уже несколько раз в свою комнату, нянчил на руках, показывал всем и спрашивал: не правда ли, что такого милого ребенка, как моя дочь, трудно найти? Все русские восхищаются малюткой и говорят, что подобного ребенка на свете нет». Шарлотта с материнской привязанностью следила за развитием ребенка. С гордостью известила она мать, что у ее трехмесячной малютки прорезывается уже третий зуб, а 4 месяца спустя она писала, что ее дочка не по возрасту умна и понимает все, что ей говорят. «Хотя она еще так мала, она однако меня боится. Если она тянется к чему-нибудь и ей скажут, что мне пожалуются, она тотчас успокоится; если же ей не пригрозят моим именем, а просто потребуют, чтобы она перестала, она начинает смеяться и ведет себя еще хуже; при этом она меня чрезвычайно любит. Царевича же она ласкает совершенно как взрослая. Когда она увидит, что он не в духе, она тотчас притихнет и только смотрит на него, а когда он к ней обернется, она улыбается и лепечет». Только такие минуты материнской радости были единственным утешением Шарлотты в ее нелегкой жизни в России.

Брак Алексея и Шарлотты оказался несчастливым. Личная жизнь кронпринцессы в русской столице часто сопровождалась ограничениями и лишениями: как лютеранка Шарлотта плохо воспринимала православную Россию, деньги выплачивали несвоевременно, а имения, пожалованные царем, давали очень мало доходов. У супруги царевича нередко происходили стычки с неуравновешенным, вспыльчивым царевичем, с его родственниками, в частности с супругой Петра I Екатериной и сестрой царя Натальей Алексеевной. После одной ссоры с царевичем Шарлотта писала своей матери: «Если б я не была беременна, то уехала бы в Германию и с удовольствием согласилась бы там питаться только хлебом и водою. Молю Бога, чтоб Он наставил меня своим духом, иначе отчаяние заставит меня совершить что-нибудь ужасное…»

Еще в 1714 году, когда после рождения дочери Шарлотта благодарила Петра I за ласковое письмо к ней, она в шутливом тоне выразила надежду со временем исполнить его пожелание — родить внука. И действительно, 12 октября 1715 года Шарлотта родила сына, названного в честь царствующего деда Петром.

Но здоровье кронпринцессы было совершенно надломлено, о чем засвидетельствовал консилиум врачей. И спустя десять дней после родов супруга царевича Алексея внезапно скончалась.

Перед самой смертью кронпринцесса просила передать ее личное письмо Петру I, озаглавленное «Всеподданнейшая и последняя просьба моя к его царскому Величеству, подписанная мною перед моей смертью». В письме было сказано, что Шарлотта не желает делать никаких распоряжений относительно своих похорон и все предоставляет царю. Все свои драгоценности, золотые и серебряные вещи она завещает детям; остальные же вещи предоставляет своей кузине, принцессе, для раздачи между прислугой.

Затем Шарлотта просила царя дозволить всем ее придворным возвратиться на родину и дать им денег на путевые издержки. «И так как я, — продолжала она, — по причине здешней дороговизны и неопытности моей прислуги, сделала несколько долгов, то покорно прошу ваше царское величество удовлетворить моих кредиторов, чтобы честь моя и память после смерти не подверглись нареканиям. На уплату этих долгов можно употребить часть сбережений, которые доставит казне моя смерть, так как я, по Божьей воле, умираю так рано и прежде, чем я думала». Кроме того, Шарлотта заявила, что вследствие неожиданной смерти она не имела времени подписать счета своих придворных. Но так как ей вполне известно, что ее секретари Клювер и Клемент, которые выдавали ее деньги, служили ей честно и усердно, то она просит принять их счета и расписки, а в случае нужды поверить им на слово. Письмо оканчивалось теплым изъявлением признательности царю и царице и пожеланием, чтобы Господь продолжил их жизнь, насколько он сократил ее век.

Около полудня она послала за царем. Петр был еще нездоров, но велел привезти себя к ней в кресле. Он старался утешить ее, а она повторила лично свои просьбы, трогательно поручила ему своих детей и умоляла его, чтобы он оставил при них двух женщин, ею указанных. Царевич в последней день не отходил от жены, он был так огорчен, что три раза падал в обморок.

Шарлотта просила перед смертью, чтобы ее не бальзамировали. Но так как приготовления к похоронам не могли быть скоро окончены, царь велел анатомировать ее тело на другой день после кончины и сам присутствовал при этом.

Сами похороны вызвали разные затруднения, так как Петр желал при этом следовать обычаям, принятым при иностранных дворах, и нужно было достоверно осведомиться об этих обычаях. Возник также вопрос, следует ли стрелять из пушек при погребении. Царь послал выяснить у иностранных дипломатов и после их ответов приказал, чтобы не стреляли.

Похороны кронпринцессы происходили 27 октября. К двум часам мужчины стали собираться у царевича, а дамы на другой половине дворца, в бывших покоях Шарлотты. Убранство залы, где находилось тело покойницы, напоминало залу, где четыре года перед тем происходило ее венчание, только вместо красного цвета преобладал черный. Как и в тот раз, все окна были занавешены сукном, а зала освещена многочисленными свечами. Не только стены, но и пол и потолок были покрыты черным сукном, и на этом фоне резко выделялись герб и балдахин из красного бархата с золотом. В 4 часа началось погребальное шествие. Между двумя рядами гвардии офицеры и придворные вынесли тело покойной к берегу Невы. За гробом шли царь и царевич, а за ними сенаторы, министры и дипломаты. За длинным рядом мужчин следовал длинный ряд дам, во главе которых шел маршал с черным жезлом. Впереди других дам шла царевна Наталья Алексеевна. Екатерины Алексеевны не было на похоронах, так как она была беременна.

На берегу Невы процессию ожидал обитый черным фрегат. На этом фрегате и других судах все переехали к еще неотстроенному Петропавловскому собору. Между берегом и собором были расставлены солдаты, освещавшие факелами темноту. Тело опустили в могилу, причем пастор сказал небольшую речь. Так как гроб оставили под открытым небом до окончания возведения свода, то к могиле был приставлен почетный караул, после чего все возвратились во дворец царевича, где был приготовлен холодный ужин.

Постоянную заботу об осиротевших детях царевича Алексея проявляла Екатерина Алексеевна, супруга Петра I. Желая чаще их видеть, она перевезла их к себе, в Зимний дворец. Детские годы Натальи и Петра проходили в тесном семейном кругу, среди приближнего окружения императрицы.

Ближайшими друзьями детей кронпринцессы Шарлотты были великая княжна Наталия Петровна, младшая дочь Петра I, а также княжна Александра Александровна, дочь светлейшего князя А. Д. Меншикова. Они катались по аллеям летнего сада на особой тележке с маленькой лошадью, подаренной им. Их охотно принимали у себя герцогиня Мекленбергская и ее сестра, царевна Прасковья. Своего отца, царевича Алексея Петровича, дети видели редко: ему приходилось много разъезжать по стране, выполняя поручения отца.