Юрий Липовский - Самоцветное ожерелье Гоби Страница 19

— Что-то случилось?! — донеслось до моего сознания. Я встрепенулся. Передо мной стояли мои коллеги в полнейшем недоумении и беспокойстве.

— Вот! — только и сумел вымолвить я, показывая им камень.

Древняя надпись на желтом сердолике. Бурятия. 2:1.

Камень пошел по рукам, привлекая все большее число камеральщиков, жаждущих лицезреть находку. Она вызвала необыкновенный интерес и самые противоречивые мнения. Одни считали, что рисунок на камне вызван какими-то природными включениями (?), другие — что это дело рук человека. А когда любопытство и желание разгадать тайну достигли апогея, я схватил диковинный камень и понес его в Горный институт. Здесь, в стенах альма-матер, я направился на минералогический «олимп», к самому Дмитрию Павловичу Григорьеву.

Большой знаток и патриот камня, грозный профессор, перед которым мы все, будучи студентами, трепетали, Д. П. Григорьев со вниманием выслушал мой взволнованный рассказ и спросил коротко: «А камень-то сам принесли, надеюсь?!».

Я вынул из «дипломата» коробочку с находкой и протянул ее Дмитрию Павловичу. Он посмотрел на камень, на меня, затем внимательно стал разглядывать камень в лупу. Наконец, он шевельнул сдвинутыми бровями и поднял посеребренную голову.

— Ясно. Это дело рук человека, а не природный рисунок.

— Что же это может быть?! — воскликнул я.

Профессор шевельнул подбородком.

— Эту находку надо отнести в Академию наук — специалистам из Института востоковедения или этнографии. И не откладывайте, такое, может, раз в жизни случается! — И так на меня посмотрел, что я снова почувствовал себя студентом, готовым во что бы то ни стало выполнить задание профессора.

Так я и сделал: отнес сердолик специалистам Института востоковедения АН СССР, а сам стал раскручивать историю, связанную с загадочным камнем. А история такова.

В середине 60-х годов ленинградские геологи-самоцветчики работали в Забайкалье, богатом разнообразными самоцветами — аквамарином, топазом, цветными турмалинами и всеми разновидностями халцедона.

Сердоликом занимался отряд Михаила Александровича Апенко — опытного геолога-поисковика. Проявлений сердолика в Забайкалье было немало, но наибольшей известностью пользовался район Еравнинского озера, к северо-западу от Читы. Здесь, при впадении в озеро реки Тулдун, в речных галечниках издавна отмечались крупные скопления сердолика. Тулдунские россыпи сердолика не раз привлекали внимание геологов. И хотя в 30-х годах работники треста «Цветные камни» забраковали тулдунский сердолик из-за мелких размеров и трещиноватости, интерес к этому району не ослабевал. И вот в 1965 г. была произведена переоценка Тулдуна, произведено опробование речных и погребенных россыпей халцедона. В результате были выявлены большие запасы технического халцедона и ювелирного сердолика. Апенко привез тогда в Ленинград на базу пробы тулдунского сердолика красноватого, близкого к карнеолу, и красновато-бурого цвета. Этот материал обладал яркой окраской, хорошей просвечиваемостью, достаточными размерами и был хорошо принят камнерезами. А вот бледно-желтого сердолика среди тулдунских проб я тогда не встретил.

Откуда же взялась проба желтого сердолика, в которой таился этот загадочный камень? Может, она не с Тулдуна, а с какого-то другого проявления Забайкалья? Об этом мог сказать только сам участник и непосредственный исполнитель геологических работ тех лет — Апенко.

Михаил Александрович уже не работал в нашей фирме, находясь на заслуженном отдыхе, но горячо откликнулся на мою просьбу. Он сразу узнал пробу желтого сердолика.

— Это не с Тулдуна, а из котловины Тарейских озер, что в Южной Бурятии, на самой границе с Монголией. Да-да, — еще раз подтвердил он, — эта проба была забракована из-за низкого качества сырья, отобранного из рыхлых отложений у озера Зун-Тарей.

На это место обратил внимание в свое время А. Е. Ферсман, писавший, что «эта котловина с солеными озерами покрыта сплошным базальтовым щебнем с обломками халцедона, агата, щетками горного хрусталя и буроватыми яшмами». По свидетельству Ферсмана, здесь еще в 1829 г. вел разведку горный инженер А. Таскин, который надеялся здесь найти «халцедоновые шары с аметистами» (жеоды с кристаллами аметиста). Хороших шаров с аметистами он не нашел, зато обнаружил на склоне горы Хуху-Хад спускающиеся к Тарейскому озеру скопления обломков разноцветных камней — яшм, бледно-голубых сапфиринов, агатов и сердоликов различного цвета. Это подтвердили работы Апенко, но, как часто бывает, о Тарейской котловине скоро забыли, как забыли и о забракованной «знатоками» пробе желтого сердолика.

И вот такой неожиданный подарок: находка в этой самой пробе камня с таинственной надписью. Над этой надписью ломали голову специалисты по древним культурам из Института востоковедения, но расшифровать ее тайный смысл так и не смогли. Мне вернули сердолик неразгаданным, и снова мой взор завораживал этот золотисто-желтый и сверкающий, как солнечный луч, камень.

Вот он лежит на моей ладони — природная галька, но с явными признаками последующей искусственной обработки. Я словно ощущаю в нем тепло той руки, которая дала ему новую жизнь, и мысленно стараюсь представить себе длительную и сложную историю этого камня от его рождения до настоящего времени.

Итак, сначала мой камень был сотворен природой. В далекую геологическую эпоху на территории Бурятии и соседней Монголии происходили мощные излияния базальтов. Бурные и стремительные, как горные реки, потоки кипящей и пузырящейся лавы хлынули в Тарейскую котловину, изобилующую древними озерами и болотами. «Наглотавшись» воды, лавы постепенно застывали, превращаясь в плотные темные базальты с заключенными в них газовыми пузырями. В этих мелких газовых камерах оседал горячий кремнистый раствор, похожий на студень, который, остывая и кристаллизуясь, превращался в миндалины халцедона. Состоящий из тончайших волоконец кремнезема, халцедон впитывал в себя, как губка, и удерживал водную окись железа, отвечающую за будущую окраску минерала. Так возникли миндалекаменные породы базальты с заключенными в них миндалинами неокрашенного, почти бесцветного, халцедона. А затем вечные двигатели природы — время, солнце, стужа, вода и ветер — измельчили в щебень поверхностные слои базальтов. И вместе со щебнем материнских пород в россыпях оказались и освобожденные от долгого заточения миндалины халцедона. За время существования в россыпях под воздействием окружающей среды и солнечного тепла произошло второе рождение халцедона: он превратился из обычного бесцветного минерала в свою благородную окрашенную разновидность — сердолик.

Да, окраска забайкальского сердолика является вторичной, это доказано экспериментально. Гальку бесцветного халцедона, содержащую в своем составе не менее 0.2–0.29 % закиси железа, нагревали в муфельной печи, и в результате происходило окрашивание галек по периферии в желтоватый и буроватый цвет.

Что же произошло?

В бесцветном халцедоне железо, заполняющее поры, находится в закисной форме в виде бикарбоната. В поверхностных условиях при длительном нагревании солнечными лучами под воздействием ультрафиолетового излучения происходит переход железа из закиси в окись. Это сразу фиксируется появлением в халцедоне окраски от желтого до красного цвета. Как полагают некоторые исследователи, желтый тон в халцедоне обусловлен присутствием гётита и гидрогетита, а красный — гематита и гидрогематита.

Итак, после своего долгого геологического существования желтый сердолик оказался на поверхности, в россыпи. И в историческую эпоху чья-то неведомая рука подняла из россыпи чем-то приглянувшийся золотисто-желтый камень клиновидной формы. Чья-то рука отшлифовала его поверхность и нанесла непонятный пока для нас рисунок. А затем камень оказался здесь — у Тарейского озера, где он был найден.

Возможно, что это камень-заклинание, камень, отданный «духу» озера или горы. Подобное мы встречаем у азиатских народов. Как знать?

Вот и все, что мог рассказать мне, геологу, камень с Тареи. Оставалось самое главное — тайна надписи.

В Институте этнографии Академии наук СССР, куда я направился с камнем, им серьезно заинтересовался известный ученый-этнограф Юрий Валентинович Кнорозов.

— Это бесспорно интереснейшая находка, — заключил он, разглядывая камень. — Это неизвестные нам древние письмена народа, населявшего когда-то территорию Центральной Азии. Что это за народ — пока трудно сказать, надо поработать с этим камнем.

Я ушел, оставив камень для исследования, ушел окрыленный надеждой и одновременно взбудораженный внезапно поразившей меня мыслью, что когда-то я уже видел подобные знаки на камне. Когда и где?