А. Манько - Брачные союзы Дома Романовых Страница 32

Еще в Курляндии Бирон и его жена жили в одном доме с герцогиней. В России все повторилось: теперь фаворит жил в императорском дворце.

Анна Иоанновна всегда обедала в полдень. Ее прихода в столовую ожидал Бирон со своим семейством, и, кроме этих лиц, никого никогда не бывало за ежедневным обедом государыни. Бирон и его семейство говорили обыкновенно по-немецки, так как императрица хотя сама и затруднялась совершенно свободно объясняться на этом языке, но очень хорошо понимала, что говорили другие.

Постоянные ее обеды с семейством Бирона отменялись только в самые торжественные дни. В эти дни государыня кушала в публике. Тогда она садилась на трон, устроенный под великолепным бархатным балдахином, украшенным золотым шитьем и такими же кистями, имея около себя с одной стороны цесаревну Елизавету Петровну, а с другой — принцессу Анну Леопольдовну. На этих торжественных обедах выказывались вся роскошь и вся пышность тогдашнего петербургского двора. На столах блестели и изящный фарфор, и серебро, и золото в изобилии, поражавшем иностранных гостей. Но всех тогда поражало еще более одно особое обстоятельство: Бирон на это время сходил с высоты своего величия. Он являлся тут не застольным бесцеремонным собеседником императрицы, а почтительно прислуживал ей в звании обер-камергера, которое он сохранил за собой и по получении герцогского сана. В последние годы царствования Анны Иоанновны торжественные обеды давались очень редко, по всей вероятности ввиду того, чтобы не низводить владетельного герцога Курляндского на степень простого царедворца.

В свободное от приемов и выездов время императрица находилась в кругу семейства Бирона: она с его женой вышивала или играла с детьми в мяч и волан, забавлялась их шалостями, грубыми и никогда не наказуемыми. У супругов Бирон родились два сына (Петр и Карл) и дочь Гедвиг-Елизавета. У Анны Иоанновны была большая привязанность к детям своего любимца: некоторые биографы утверждают, что это были ее дети от Эрнста Бирона, но они считались детьми Бенигны. За десять лет царствования императрицы Анны Иоанновны ее ближайший фаворит Эрнст Иоганн Бирон, став полновластным хозяином России, достиг высших почестей. Прусский король Фридрих-Вильгельм I возвел его в графское достоинство; при императрице он был назначен обер-камергером и стал кавалером ордена Св. Андрея Первозванного. За этим последовали знаки отличия от иностранных дворов, находившихся в союзе с Россией. В 1737 году после смерти Фердинанда любимец Анны Иоанновны при ее активном содействии был избран герцогом Курляндским. В связи с этим его дочь получила титул принцессы и имела свой придворный штат.

Бирон, будучи человеком честолюбивым и мстительным, представлял собой высший тип наемника, извлекавшего для себя выгоды из того положения, в котором вместе с бывшей герцогиней оказался из-за игры случая. В нем как бы сконцентрировались в больших размерах все пороки того времени: жестокость, взяточничество и любовь к роскоши, покровительство иноземцам и оскорбительное отношение к российскому дворянству. Как писал С. М. Соловьев, «тяжел был Бирон как фаворит, как фаворит-иноземец».

Пользуясь безграничным доверием императрицы, Бирон пользовался и русской казной для удовлетворения своих прихотей: старый замок Кетлеров теперь уже перестал соответствовать потребностям и вкусам нового герцога Курляндского, и в 1738 году по приказанию Бирона стены его были взорваны и весь он срыт до основания, а на его месте был заложен новый Митавский дворец, который он предназначил для своей резиденции. План был составлен по проекту строителя Зимнего дворца, знаменитого архитектора графа Растрелли, причем по предварительной смете назначена была значительная по тому времени сумма в 300 тысяч рублей. Для этой постройки, производящейся, очевидно, на русские деньги, из России же выписаны были архитекторы и рабочие, причем все чугунные орнаменты были изготовлены на русских чугунолитейных заводах. Постройка продолжалась два года и в 1740 году была почти закончена, когда по изменившимся обстоятельствам должна была внезапно прекратиться.

Один малоизвестный факт из биографии Бирона тоже убедительно характеризует его личные качества. Когда весть о смерти Меншикова в Березове достигла Москвы, князь Алексей Шаховской, женатый на дальней родственнице покойной княгини Меншиковой, приближенный Бирона, выхлопотал у последнего разрешение вернуться из ссылки детям умершего генералиссимуса и светлейшего князя — Александру и Александре.

Надо заметить, что Шаховской взялся за это нелегкое дело очень умело. Лондонский и Амстердамский банки, в которых хранились огромные капиталы ближайшего сподвижника Петра Великого — 9 миллионов рублей, — отказались выплатить их русскому правительству, заявив, что могут вручить деньги только лишь законным наследникам Меншикова. По нравам того времени, не вмешайся энергичный Шаховской в эту историю, сына светлейшего пыткой заставили бы отказаться от своих прав в пользу правительства. Князь Шаховской же сумел убедить всесильного Бирона, что лучше воспользоваться случаем и женить его брата Густава Бирона на молодой Александре Меншиковой, чтобы овладеть огромными капиталами ее брата.

Дети генералиссимуса вернулись из Сибири в Петербург в 1730 году.

Семнадцатилетнему князю Александру Меншикову вернули его титулы князя двух империй: Российской и Австрийской, но титул герцога Ижорского не возвратили. Из 90 000 крепостных, принадлежавших его отцу, он получил только 2000. Из капиталов огромного движимого имущества ничего не получил. Его произвели в прапорщики Преображенского полка. Сын генералиссимуса дослужился до генерал-аншефа, гвардии майора, стал кавалером ордена Св. Александра Невского. Он умер в 1764 году, пятидесяти лет, оставив двух сыновей и двух дочерей.

Девять миллионов рублей были возвращены русскому правительству: из них восемь конфискованы государством, часть украл Эрнст Бирон и около миллиона получил Густав Бирон, женившийся на княжне Александре Меншиковой. Кстати, она была очень несчастлива в замужестве и умерла 13 октября 1736 года, в двадцатичетырехлетнем возрасте, не оставив детей.

Большой страстью временщика являлись лошади. Не случайно Манштейн в своих «Записках о России» сослался на высказывание австрийского посла Остейна: «Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек, когда же он говорит о людях и с людьми, то выражается как лошадь». Для своего фаворита императрица поручила Растрелли построить конный манеж, который казне обходился в 58 000 рублей ежегодно. Кстати, сама Анна Иоанновна, несмотря на возраст и свою полноту, научилась ездить верхом.

На исходе царствования Анны Иоанновны произошло событие, вошедшее в историю как «дело Волынского». Попытка русского дворянства — кабинет-министра А. П. Волынского, придворного архитектора П. М. Еропкина, горного инженера А. Ф. Хрущова и их сторонников — выступить против режима «бироновщины» была жестоко пресечена. Императрица не хотела отдавать Волынского под суд, понимая негативные последствия такого политического акта, однако мстительный Бирон настаивал. «Или я, или он», — не уступал герцог. Анна Иоанновна плакала, а временщик угрожал своим отъездом из России. Императрица уступила, Бирон в очередной раз торжествовал: в 1740 году Волынского четвертовали, Еропкина и Хрущова обезглавили, другим по его делу «урезали» языки и отправили на каторгу.

5 октября 1740 года во время обеда Анна Иоанновна неожиданно потеряла сознание и после этого уже не вставала, постель стала ее последней обителью. Приближенные Анны Иоанновны давно убеждали самодержицу заблаговременно составить духовное завещание о наследнике, но она всегда отвечала: «Это не уйдет!» И вот теперь, чувствуя угасание жизни и приближение перехода в иной мир, императрица была готова это сделать.

Можно было подумать, что 17 октября 1740 года во дворце императрицы Анны Иоанновны был назначен какой-то праздник. В этот день вечером к главному подъезду дворца подъезжали с разных концов города кареты и колымаги, из которых выходили в дорогих одеждах вельможи. Но слабое освещение дворцовых зал, блиставших обыкновенно во дни празднеств бесчисленными огнями люстр, и господствовавшая во дворце тишина, озабоченные лица съезжавшихся туда сановников, их перешептывание между собой и осторожная ходьба указывали, что на этот раз они собирались во дворец государыни не на веселое пиршество. И точно, они спешили теперь туда вследствие извещения их придворными врачами о том, что императрица была при смерти.

Собравшиеся в приемной государыни сановники и царедворцы с тревожным ожиданием посматривали на двери, которые через ряд комнат вели в опочивальню государыни. Оттуда им должна была прийти весть о том, как решилась судьба империи, а сообразно с этим и участь каждого из них, так как при известной перемене одни из них могли ожидать для себя нового почета и быстрого возвышения, тогда как другим, быть может, предстояло и совершенное падение, к тому же с конфискацией, а то и дальняя ссылка.