С Корыткин - Тигр под наркозом Страница 36

Эти хитрые вороны. Тему только утвердили, и работа лишь началась. В это время на кафедру пришел молодой охотовед Том Карпенко и поведал о своих горестях: поступает на работу на киностудию, хорошая зарплата, дадут квартиру, но для проверки способностей велели наловить для какого-то кинофильма живых ворон, а они не ловятся.

Узнав о том, чем я буду заниматься. Том стал упрашивать принять участие в ловле ворон. Я отказывался, поскольку метод не разработан. Тогда Том принялся умолять: он сделал предложение красавице-любимой, но без квартиры ее не отдают родители. Пришлось согласиться. Захватив хлоргидрат, мы отправились с ним в соседний зверосовхоз, где вороны водились в огромном количестве. Получили разрешение на ловлю, взяли ведро звериного корма, имеющего вид фарша, растворили в нем изрядное количество этого вещества. Разложили корм на крыше шеда — укрытия для клеток, где сидели песцы и лисицы.

Сами забрались на наблюдательную вышку, предвкушая скорый успех: ворон была уйма, они вертелись всюду, выискивая оброненные кусочки корма, и, конечно, сейчас же накинутся на приготовленное угощение. Но не тут-то было! Вороны летали рядом, но совершенно не реагировали на приманку. Том убивался: «Вот же хитрые твари, хоть бы одна клюнула!»

В это время началось кормление зверей. Работницы разносили корм и расставляли ведра с ним вдоль шедов. Стоило работнице отойти на два-три метра, как нахальные птицы кидались на ведро и торопливо, жадно хватали корм. Мы решили положить наш фарш на дно перевернутого ведра и поставить его рядом с другими ведрами. Том стремительно кинулся воплощать идею. Через пять минут он, запыхавшись, взбирался по лестнице вышки и голосом, полным надежд, на ходу спрашивал: «Ну как, хватают?»

Нет, не хватали. Нагло клевали корм из ведра, стоящего в метре от нашего, а наше игнорировали. Вот незадача. Том стонал от огорчения. «Ну скажи, почему они не хватают? Ведь рядом обжираются, а наш свеженький, вкусненький фарш им не нужен». «Наверное, Том, они различают перевернутое ведро». «Ты думаешь? Давай перевернем, сделаем, как положено». И Том побежал вниз.

Теперь наше ведро ничем не отличалось от других ведер с кормом. Но вороны по-прежнему игнорировали его. В чем дело? «Может быть, эти хитрые птицы отличают тебя от работницы, Том? Когда ты бегал, у тебя болтался галстук?! Кляня сообразительных ворон, Том напялил сверху пиджака черный халат и поставил ведро с приманкой возле шеда другой секции, вдалеке от места неудачных экспериментов. Та же самая история! Птицы таскали корм из соседних ведер, не замечая наше. Том стонал от расстройства и негодования. «Жирные воровки, расхищают государственное имущество! Им нет дела, что меня уволят из-за них! Ну, скажи, почему они не клюют наш фарш». «Может быть, они видят твой золотой зуб, Том? У работниц, наверное, нет золотых зубов». Том недоверчиво посмотрел на меня и запричитал: «Что же мне теперь, зуб выдергивать?»

В тот раз мы так и не поймали ворон, которых впоследствии я научился ловить с помощью снотворных веществ в неограниченном количестве. Тогда с Томом мы работали грубо, полагая, что вороны наивны. Эти птицы сметливы и никогда сразу не возьмут корм в необычном месте или при внесении новых элементов в привычную обстановку.

Позже, пытаясь поймать ворону, Том положил два колобочка фарша с хлоргидратом на поляне Петушковского подмосковного леса. Придя туда утром, к величайшему своему удивлению, обнаружил вместо ворон... двух спящих енотовидных собак. Торжествуя, Том принес зверей на кинобазу и, показав их всем, значительно повысил свой авторитет. К вечеру звери проснулись, и Том оформил на фирменном бланке документ с многочисленными подписями, удостоверяющий, что звери были пойманы новым способом. Эта бумага хранится у меня до сих пор.

Неудача с капсулой. Как вводить снотворное вещество в кормовые приманки? Можно начинить мясо одной капсулой, содержащей необходимую для усыпления дозу. Можно разделить дозу на части и нашпиговать приманку мелкими капсулами. Можно, отказавшись от них, засыпать снотворный порошок в разрезы на мясе или смешать с мясным фаршем. В душе каждого биолога дремлет геометр: хочется четкости, ясности, определенности, правильности. Поэтому избрали капсулу. Она обеспечивала точную дозировку, сухость порошка, а значит, и сохранность, стабильность действия в течение длительного времени. К тому же считалось: хищники почти не жуют мясо, лишь надавливают его, а голодные кусками глотают. Раз так, проглотит волк и капсулу. Какой же она должна быть? Не размокать от влаги, быстро растворяться в желудке, быть мягкой и круглой, чтобы зверь не мог ее выявить. Понятно, должна еще и не пахнуть. У медиков и ветеринаров таких нет, надо изобретать.

Каких только капсул мы не придумывали. Помещали сахарный песок в шарики из тончайшей резины. На первый взгляд идеальная штука, но желудочные соки на них не действовали: проходили через собаку совершенно невредимыми. Сахар оставался сух и бел, хоть в стакан с чаем клади. Приспособились делать мягкие капсулы, добавляя к желатину глицерин. Но все наши ухищрения оказались напрасными. Добровольно поедать капсулы со снотворным веществом, какими бы мы их приманками не обмазывали, хищные звери отказывались.

Скачем в пампасы. Массовые опыты по отработке дозировок ставили на песцах и лисицах в зверохозяйствах осенью во время забоя. Делалось это так. Перво-наперво нужно поймать лисицу в клетке. Она не дается, кусается, сверкают ее глаза. Загнал зверя в угол, прижал его голову деревянной рогаткой, и хватай за шиворот. Тут нужны быстрота и сноровка. Чуть зазевался, и закапала кровь из руки.

Вытащил лисицу из клетки, одной рукой держишь за загривок, другой ее туловище к себе прижал, чтоб не очень рвалась. Теперь дело за напарником. В одной руке он держит зевник — дощечку с отверстием, а в другой — корнцанг — длинные загнутые щипцы, которыми взял капсулу со снотворным веществом. Он подносит зевник к пасти зверя, и тот мертво хватает его так, что отнять трудно. Сквозь отверстие в зевнике Геннадий просовывает в рот корнцанг и осторожно кладет капсулу на корень языка. Сработал глотательный рефлекс, и капсула в животе у лисицы.

«Заряженную» лису кладем в клетку. Теперь за ней наблюдать надо и записывать все изменения в походке и поведении. Зарядил десяток лисиц и ходишь от одной к другой, наблюдаешь, записываешь, так, чтобы к первой вернуться через 5 мин.

Но вот кончился забой зверей в зверосовхозе, а вместе с ним и наши опыты. Оптимальные дозы найдены. Я сходил в баню и завалился спать. Проспав полсуток, проснулся, поулыбался сам себе и снова заснул еще на 12 ч. Как приятно согреться после холода, как приятно поспать после вынужденной бессонницы. Потянувшись до хруста в суставах, вскочил и воскликнул: «В пампасы! Немедля в пампасы!»

Выпал снег, началась зима, скорее в поле, ловить зверей! Составлен длиннейший, подробный список всего, что может пригодиться в работе. Собираемся вместе с Вадимом Тарховым — студентом, тоже «заболевшим» снотворной идеей, едем в глухой район Тверской области испытывать наши снадобья. Он — на полмесяца, я — на всю зиму. Со станции добирались на лошадке, в санях. Проехали мимо вдалеке стоящего старинного дома с колоннами моего любимого проникновенного художника-пейзажиста Бялыницкого-Бируля.

Громкое название Дворищи принадлежало небольшой деревеньке, главной достопримечательностью которой была двухэтажная деревянная школа. Ею заведовал отец Вадима — Сергей Аристархович. Мы поселились в его просторном бревенчатом доме.

Исцеление щами. В ту зиму мне дьявольски не везло. Каждое утро чуть свет я отправлялся в поля и леса, где были разложены мои приманки с усыпительными капсулами, ходил до вечера и только к вечеру добирался домой, измученный физически, подавленный морально очередным днем неудач. Сняв лыжи и рюкзак, принимался, воспитывая волю, тщательным образом очищать валенки от снега и ледышек. Снимал верхнюю отсыревшую одежду в сенях и наконец входил в долгожданное тепло дома. Как можно веселее и оптимистичнее ответив на вопрос кого-либо из домашних, не поймал ли я сегодня лисицу, отправлялся в загородку к огромной русской печи.

Устроив на просушку мокрые валенки и сырую шапку в одну из многочисленных маленьких ниш, предназначенных именно для этого, забирался по лесенке на печку. Там было темновато, восхитительно тепло и пахло овчиной и чем-то еще домашним и уютным. Улегшись на спину и почувствовав живительное тепло, я закуривал. Настроение немного поднималось, затем переходил к следующему приему приободривания души: протягивал правую руку к полке с книгами, висевшей на дощатой, потемневшей от времени, перегородке.

Там стояли тома полного собрания Чехова. Взяв одну из синих книжечек, я наугад скрывал ее и читал первый попавшийся рассказ. Они действовали на меня как пантокрин или женьшень: уныние и усталость души слабели. Особенно если при этом раздавался голос молодой хозяйки Маши с призывом пожевать. Обычно она кормила меня зелеными щами: варевом темного цвета из кислых зеленых листьев капусты и свиного сала. Это жирнющее, острейшее и очень горячее хлебово было отчаянно вкусно и питательно.