С Корыткин - Тигр под наркозом Страница 41

Пришлось искать других исполнителей. За дело взялись Петр Романов и Анатолий Деревщиков. Они отправились ловить новым способом излюбленного героя басен и сказок.

Предварительные пробы показали, что кролики неплохо ели рубленую капусту, смешанную с барбиталом. Завернув ее в капустный лист и перевязав ниточкой, ребята положили этот «голубец» на угощение самому храброму из зверей.

От приманки ничего не осталось. Очевидно, заяц не жаловался на аппетит. Метров триста шел твердой походкой, но потом его стало пошатывать. Это была картина! По опушке шел натуральный хмельной заяц! И не в басне, и не в сказке, а наяву. Действительно, в нем пробудилась отчаянная храбрость. Обычно как всякий зверь, заяц таится, идет укромным местом, а сейчас косой, спотыкаясь и падая, шел не узкими тропинками, а широкой дорогой, никого не боясь...

Да что мне лев! Да мне ль его бояться?Я как бы сам его не съел! Подать его сюда!Пора с ним рассчитаться!

Последующие опыты показали, что действительно у животных под действием снотворных веществ уменьшается осторожность. Например, маленький песик Тарзан, без ума боявшийся могучего пса Громилу, приняв дозу, изменил свое поведение и без страха пошел к нему, вел себя вызывающе, нагло, первым нюхал у обидчика под хвостом, хотя по извечному ритуалу это разрешено лишь сильному.

Одурманенный заяц прошел целый километр, но сон в конце концов одолел его. Он лег спать на открытом месте. Спал он не на животе, как обычно, готовый в любую минуту припустить, а беззаботно, на боку. В такой позе и нашли его ребята. Заяц оказался самцом, весил около 5 кг.

Русаки и печеный хлеб. Опыты по отлову зайцев продолжили Нестеров и Замахаев, неторопливый, проникающий в суть вещей, прошагавший войну человек. Привлекали зверьков привадой — сеном или осиновыми ветками, смоченными соленым раствором. Лакома соль для зайца: до земли выгрызет снег, коли смочен он раствором. Возле привады клали морковку. В ней с комля сверлили ножом глубокую, чуть не до конца дырочку. А потом морковную стружку смешивали с барбитолом и закладывали в эту дырочку. Заяц охотно и большей частью целиком съедал морковку. Горечь, видать, ему нипочем. Понятно, горькую осину гложет, потому и коварной морковкой не гнушается. Иногда ее для большей аппетитности в рассол окунали.

Нежданно-негаданно оказалось, что русак охотно ест печеный хлеб. Смешивали барбитол с мякишем. Получался сонный бутерброд. Почему заяц хлеб любит, удивлялся Геннадий. Ведь в природе нет булочных. И еще удивил нас заяц. Отказалось, что к снотворным он крепче лисы; ему на килограмм своего веса нужна вдвое большая доза, чем ей. Был случай, когда русак остался жив-здоров, слопав 660 мг барбитола на килограмм своего веса. При такой дозе ни один хищник не выживает. А зайцу ничего.

След у русака, принявшего дозу, особый. Пальцы и лапы расставляет пошире. Но если доза не очень велика, заяц, собираясь на лежку, несмотря на шаткость походки, проделывает все положенные артикулы: сдвойку и сметку, чтобы замаскировать свое местопребывание.

Проснувшись в избе, заяц озирается. Изо всех сил старается удержать задние ноги в нормальном положении, которые все время едут вбок. Мускулы у него действуют по-разному: «сгибатели и разгибатели», как говорят анатомы, работают нормально, а «отводящие и приводящие» подводят. Но если на улицу вынести, дает стрекача, припустит двухметровыми прыжками. Бег для зайца — основа жизни и благополучия. Механизмы, его обеспечивающие, наиболее прочны, выходят из строя в последнюю очередь.

Одноразовое введение снотворного, что происходит при отлове животных, существенно не отражается на их здоровье. Были случаи гибели, когда дозы оказывались чрезмерными. Но если зверь благополучно просыпался, то он, как правило, был здоров. Усыпленных и пойманных зверей показывал ветеринарам-профессорам, и они после самого тщательного осмотра не обнаруживали никаких патологических изменений. Обычно акт экспертизы по этому случаю заканчивался формулой: «животное клинически здорово». Отлов иными, старыми способами чаще вредит здоровью зверей. Травмы, увечья, шок от испуга, кончающийся смертью животного, — обычные явления, хорошо знакомы зверолову.

Ворона подражает боярину. С птицами творилось что-то загадочное: то ворона съест такую дозу, от которой, казалось бы, только один путь — на тот свет, а ей как с гуся вода, то от маленькой дозы окочурится. Потом уж кое-что прояснилось. В старину пировали изнурительно: ели и пили по нескольку дней, а желудок не резиновый. Чтобы продлить удовольствие от поглощения яств и напитков, отработали прием: переевший боярин, выйдя на крыльцо, щекотал себе перстом корень языка, за сим следовало опорожнение чрева, и отдышавшийся обжора снова светил к столу, чтобы продолжить употребление жареных лебедей и хмельных медов. Нечто подобное наблюдается у ворон и других птиц. Съела, что-то не то или лишнее — и все обратно выкинула. Происходит как бы саморегуляция дозировки.

Обмен веществ у птиц высокий — печка организма горит ярко. В ней быстро сгорают, нейтрализуются дозы снотворного, если они поступают медленно, когда желудок наполнен едой. Но когда он тощ, всасывание идет быстро, в крови создается ударная концентрация, в результате ворона при приеме даже малого количества наркотика спит беспробудным сном.

Интересно и другое: у птиц вкус своеобразный, видно, не чувствуют горечи, им что хочешь скормить можно. Не то что хищному зверю. Это облегчает отлов птиц с помощью снотворных.

Поначалу с ловлей их тоже были трудности, а потом стали приманки выкладывать не днем, а вечером, на ночь. Прилетит утром на приваду голодная ворона с пустым желудком, немного поклевала и, глядишь, уже спит. Если рано пришел, не дается в руки, но подпускает близко: ловили таких удочкой с петелькой на конце.

Чаще всего птица засыпает на животе. От ее тепла протаивает лунка, и птица уходит в снег. Иной раз только голова видна. В снегу тепло — не замерзнет. Бывает, придешь поздно, а на приваде одни лунки пустые с желтизной на остром конце. То экскременты остались, а птицы проспались и улетели.

Однажды вороны стали улетать регулярно. Дозу увеличили, все равно улетают. Оказывается, появился «нахлебник» — ястреб-тетеревятник. Он приспособился таскать с привады наших спящих ворон. Пришлось поймать его. Дозу переборщили: ястреб проспал целых восемь суток. Кормили и поили хищника во сне. Это помогает выходу из сна. Таким же образом Геннадий Нестеров поймал беркута, который долго у нас жил.

Можно снотворным ловить и зерноядных птиц. Замахаев поймал пару куропаток, поклевавших «сонного» хлеба. Астраханская куропатка жила у него в Москве в канареечной клетке на последнем этаже высотного дома, с удивлением рассматривая сквозь окно неоглядную «степь» большого города.

Здравствуйте, мы знакомы. По какому-то делу я зашел во ВНИО. Так назывался тогда Всесоюзный научно-исследовательский институт охоты, помещавшийся в Москве на Дмитровском шоссе. Разговорился там с приятелем. Рассказал ему о своих делах, о пойманных новым способом животных. Разговор случайно услышал Дмитрий Никитич Данилов — один из ведущих сотрудников ВНИО. Он сидел к нам спиной, потом повернулся и спросил: «И это все правда, что вы рассказали?» Серые глаза его из-под огромных мохнатых бровей смотрели внимательно и недоверчиво. «Конечно, правда. Не верите — приезжайте в Лосинку посмотреть». «Удивительные вещи, какой-то новый мир»,— резюмировал Данилов, но в его голосе по-прежнему слышалось некоторое сомнение.

Через пару дней приехал сотрудник лаборатории Дмитрия Никитича — Ярослав Русанов. Посмотрев пойманных зверей, ознакомившись с нашими делами, он передал предложение Дмитрия Никитича написать статью в комплектуемый им сборник. Я с радостью согласился и приступил к работе.

В апреле 1956 г. вышла в свет книга «Рационализация охотничьего промысла» (пятый выпуск), и там красовалось мое довольно длинное произведение под названием «Применение снотворных веществ для отлова диких животных», в котором я излагал результаты проведенных опытов.

Когда кончился срок аспирантуры, кончилась и стипендия. И тогда решил: полезу в долги, но дело завершу, допишу работу. Залезть в долги оказалось не просто: клич, брошенный родичам, знакомым, оказался не очень эффективным, деньжата поступали на мой счет, но в гораздо меньшем количестве, чем нужно. Я падал в финансовую пропасть, в которую, как известно, можно падать, всю жизнь, но никогда не достигнуть дна.

Сердечно откликнулся однокашник по институту Юрий Беляев: он не только сам прислал посильную лепту, но и написал своим приятелям о моем бедственном положении. Стали поступать переводы от незнакомых людей. Неведомая мне Татьяна Каратун посылала одинаковую небольшую сумму каждый месяц в течение года. Прошло время, я завершил рукопись, защитил диссертацию, поступил на работу, уехал в другой город и постепенно расплатился с долгами. Незнакомый благодетель Таня Каратун представлялась почему-то невысокой, с голубыми глазами. Через много лет на одной из научных конференций ко мне подошла темноглазая, стройная, высокая женщина и, улыбаясь, сказала: «Здравствуйте, мы знакомы, я Таня Каратун».