Глеб Елисеев - Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса Страница 6

Комната Э.-Л. По в Вирджинском университете

У Эдгара По в это время также открылся и талант художника-графика. Его хороший приятель Джордж Майлз вспоминал, что «По любил читать из разных поэтов, а также, и свои собственные сочинения, приводившие его друзей в восторг и весьма их развлекавшие; внезапно в нем случалась какая-то перемена — и вот в руке его уже кусочек угля, которым он прямо на наших глазах с необыкновенным искусством рисует на стенах своей комнаты странные и фантастические, а порою и страшные фигуры, поражая нас игрой своего многоликого гения и заставляя задаваться вопросом, кем же он станет в будущей своей жизни — поэтом или художником?». И, если не считать периодических чрезмерных выпивок и постоянного безденежья (двух проблем, которые преследовали поэта до самой смерти), в университете он проявил себя хорошим товарищем и не самым плохим студентом. Многие из рассказов о его хулиганских выходках, склоках и даже драках являются откровенными выдумками. Например, по поводу одной из потасовок, якобы затеянных По, уже упомянутый Джордж Майлз вспоминал, что это было «чистое мальчишество» и не более чем «шутливым поединком», не имевшим никаких последствий для дружеских взаимоотношений двух соучеников.

Но Джону Аллану было мало просто хорошей учебы пасынка. Он желал видеть в пасынке четкого исполнителя его воли, по сути — послушную копию. А из Эдгара По ничего подобного не могло получиться по определению.

К тому же отношения отчима и пасынка резко обострила одна неприятная история. Все первые месяцы обучения в университете Эдгар продолжал писать и отсылать в Ричмонд пламенные, полные искренних чувств послания к своей возлюбленной Эльмире Ройстер. И поражался, что не получает ни слова в ответ. Его разлюбили? Его любовь заболела? Или даже умерла? Одного он не мог предположить — это истины.

Оказывается, отец Эльмиры Ройстер, сговорившись с Джоном Алланом, сумел организовать перехват писем Эдгара. Видимо, отчим поэта объяснил мистеру Ройстеру, что не позволит приемному сыну жениться, пока тот не встанет на ноги и не начнет самостоятельно зарабатывать. Осознав это, Джеймс Ройстер твердо решил отказать Эдгару По и выдать дочь за более подходящего жениха. В результате 6 декабря 1828 года Сара Эльмира Ройстер стала «миссис Александр Шелтон».

А тем временем Эдгар По стал все больше и больше залезать в долги, при этом не прекращая играть и надеясь чудесным выигрышем поправить свое финансовое положение. Наконец слухи об этом дошли до его отчима. Аллан пришел в ярость и в декабре 1826 года отправился в Шарлотсвилль. Реальное положение дел оказалось хуже, чем прижимистый шотландец мог когда-нибудь представить, — долги его приемного сына достигли астрономической суммы в две тысячи пятьсот долларов. (Чтобы понять ее значение, достаточно вспомнить, что раб-ребенок на Юге в то время стоил пятьдесят долларов, а здоровая и красивая женщина-рабыня — пятьсот.)

Разъяренный Джон Аллан согласился оплатить только часть долгов (за проживание, учебу и т. п.). Возмещать карточные долги он отказался наотрез. Выдавать деньги на продолжение учебы пасынка в университете Аллан также не стал. А кредиторы уже просто наседали на Эдгара По. В итоге по местному законодательству (одному из самых жестких в США) ему могло угрожать заключение в долговую тюрьму на неопределенный срок. Молодой поэт был вынужден просто бежать из Шарлотсвилля.

Один из его университетских друзей, Уильям Уэртенбейкер, вспоминал мелодраматическую сцену, произошедшую перед самым отъездом Эдгара По. Вот как ее описал Герви

Аллен: «Войдя к себе, По, не проронив ни слова, принялся крушить мебель. Обломки вместе с разными бумагами и накопившимся мусором он стал жечь в камине, одновременно с мрачным видом рассказывая Уэртенбейкеру о своих неприятностях и смутных тревогах, найдя в нем сочувственного слушателя. Уильям Уэртенбейкер ушел домой около полуночи, оставив По засыпать в комнате, освещенной неверными отблесками гаснущего огня, где догорали последние щепы от стола, на котором были написаны „Тамерлан и другие стихотворения“; вскоре в очаге остался лишь пепел, пепел несбывшихся надежд». Судя по всему, разъяренный По опять-таки находился в состоянии подпития.

При этом бежать Эдгар мог только в Ричмонд, несмотря на то что там его ждал разъяренный отчим. Видимо, поэт надеялся на заступничество приемной матери и тети Нэнси. И надежды, судя по всему, оказались небеспочвенны, да и сам Джон Аллан несколько отошел от приступа ярости. Для приемного отца вообще была характерна отходчивость в отношениях с пасынком, позволявшая им поддерживать отношения до тех пор, пока они не испортились окончательно.

В Ричмонде Эдгара По ждал очередной удар судьбы — он узнал о грядущем замужестве Эльмиры Ройстер. И, возможно, о той неблаговидной роли, которую сыграл его отчим в крахе надежд молодых влюбленных. Попытка объясниться с Алланом вызвала лишь новую ссору, которую усугубило открытое заявление Эдгара По — он будет учиться в университете для того, чтобы стать писателем. Аллан, для которого слова «поэт» и «бездельник» были явно синонимами, запретил пасынку даже думать о продолжении учебы.

Взбешенный По 19 марта 1827 года покинул родной дом и, после краткого пребывания в местной гостинице «Корт Хаус таверн», отправился в Бостон — искать удачи на ниве вольного литературного труда.

Однако жесткая и прагматичная «малая родина» на ультракапиталистическом северо-востоке США оказалась негостеприимным пристанищем для молодого поэта. Тем более что большую часть средств, взятых с собой, Эдгар По собирался направить на реализацию издательского проекта. На собственные деньги и деньги своего знакомца Кельвина Томаса, владельца типографии, он опубликовал сборник стихов, названный им «Тамерлан и другие стихотворения». В подборку, вышедшую тиражом всего пятьдесят экземпляров, помимо поэмы «Тамерлан», вошли многие стихи, созданные Эдгаром Алланом По за четыре года. В предисловии к ним автор написал: «Большая часть стихов, составляющих эту скромную книжку, написана в 1821–1822 годах, когда автору не было еще четырнадцати лет. Для публикации они, разумеется, не предназначались; причины, в силу которых вещи эти все же увидели свет, касаются лишь того, кем они написаны. О коротких стихотворениях нет нужды говорить много — они, быть может, обнаруживают чрезмерный эгоизм автора, который, однако, был в пору их написания еще слишком юн, чтобы черпать знание жизни из иного, чем собственная душа, источника…»

Сара Эльмира Ройстер. Карандашный портрет, сделанный Э.-А. По

Увы, ни поэма, написанная в байроническом стиле, ни другие стихи не привлекли внимания читателей. В прессе вышло всего два отзыва, а продать удалось лишь несколько экземпляров. Надежды молодого поэта на быстрый и шумный литературный успех оказались разбиты вдребезги.

Перед Эдгаром Алланом По встала простая альтернатива — либо позорное возвращение домой, в Ричмонд, либо попытка найти какой-нибудь заработок в Бостоне, где с этим было далеко не так благополучно. После нескольких недель безуспешных поисков поэт решился на отчаянный шаг — 26 мая 1827 года под именем Эдгар А. Перри он завербовался рядовым солдатом в армию США.

Американская армия двадцатых годов девятнадцатого века и близко не напоминала современного милитаризированного монстра. Полупартизанские войны с Великобританией давно отгремели, до начала конфликтов с Мексикой еще было очень далеко. Боевые действия ограничивались редкими полицейскими операциями против не до конца усмиренных индейских племен. Армия была строго профессиональной и насчитывала всего шесть с половиной тысяч человек. Большую часть времени воинские части проводили в гарнизонах, многие из которых располагались в фортах на побережье Атлантического океана.

Именно в такой форт, находившийся на острове Салливан, у входа в Чарльстонскую гавань, и был отправлен 31 октября 1827 года Эдгар По, известный своим сослуживцам как Эдгар Перри. Впоследствии он опишет окрестности форта Моултри в своем рассказе «Золотой жук»: «Это очень странный остров. Он тянется в длину мили на три и состоит почти что из одного морского песка. Ширина его нигде не превышает четверти мили. От материка он отделен едва заметным проливом, вода в котором с трудом пробивает себе путь сквозь тину и густой камыш — убежище болотных курочек. Деревьев на острове мало, и растут они плохо. Настоящего дерева не встретишь совсем. На западной оконечности острова, где возвышается форт Моултри и стоит несколько жалких строений, заселенных в летние месяцы городскими жителями, спасающимися от лихорадки и чарльстонской пыли, — можно увидеть колючую карликовую пальму. Зато весь остров, если не считать этого мыса на западе и белой, твердой как камень, песчаной каймы на взморье, покрыт частой зарослью душистого мирта, столь высоко ценимого английскими садоводами. Кусты его достигают нередко пятнадцати — двадцати футов и образуют сплошную чащу, наполняющую воздух тяжким благоуханием и почти непроходимую для человека».